Тридцать лет — это огромный срок для периодического издания, выходящего в наши бурные и не вполне предсказуемые времена. Журнал появился в тот период, который принято называть «лихими девяностыми». И я могла бы согласиться с этим наименованием с той поправкой, что эпитет «лихие» следует понимать не как «тягостные», «тяжелые», «губительные», а отнести к скорости («быстрые», «стремительные», «удалые») происходивших перемен — в стране, в еврейской жизни, в печатных изданиях… Ошеломляющие изменения происходили на наших глазах, во всех сферах и в разных направлениях. Одним из доминировавших направлений была алия девяностых: уезжали родственники, друзья, коллеги, уезжали наши дети — Аркан Карив, Демьян Кудрявцев, Арсен Ревазов, Антон Носик…

Казалось, здесь остается — в смысле еврейской жизни — выжженная пустыня, и некоторые уже «читали кадиш» по российскому еврейству. Но парадоксальным образом из этой опустошенной почвы стали неожиданно пробиваться какие‑то ростки, со временем пышно расцветшие.

В «лихие» годы открывались еврейские университеты — в Петербурге, Москве, Киеве. Со временем возникла необходимость объединения усилий первых энтузиастов — еврейских просветителей, исследователей, работников образования, — так в 1994 году возник наш Центр научных работников и преподавателей иудаики в вузах «Сэфер», регулярно проводящий международные конференции, программы повышения квалификации исследователей, разработавший ряд издательских проектов. Становлению «Сэфера» очень помогли и наши израильские коллеги, особенно из Еврейского университета в Иерусалиме, и поверившие в нас спонсоры. Я не называю имен, чтобы не превращать свой текст в энциклопедическую справку о становлении еврейских исследований на постсоветском пространстве. Заинтересованный читатель может легко найти литературу вопроса (в качестве примера можно упомянуть книгу Галины Зелениной «Иудаика два. Ренессанс в лицах», вышедшую в 2015 году в издательстве «Книжники»).

Впрочем, и в глухие времена, подспудно, интеллектуальная еврейская жизнь существовала. Мы старались учить наших детей ивриту: например, мой сын‑школьник ездил на подпольные курсы иврита (всякий раз происходившие на разных квартирах, и его учителя, Алексея Магарика, в результате за это преподавание посадили, придумав другую статью), также он выполнял переводы с английского для раввина Ильи Эссаса. Когда мой сын сделал алию, в Израиле мы слышали комплименты его ивриту, выученному подпольно в Москве (после ареста Алексея Магарика преподавание иврита продолжила Наталья Ратнер).

В 1960–1980‑х годах существовали разнообразные неофициальные формы еврейского национального движения: были так называемые культурники, происходили квартирные семинары, издавались самиздатские журналы, в Москве собиралась Еврейская историко‑этнографическая комиссия… Это была какая‑то параллельная реальность еврейской жизни.

Два обстоятельства, существенных для возрождения еврейской жизни в 1990‑х годах, мне хотелось бы упомянуть особо. Алия — казалось бы, опустошившая наш круг, — привела и к такому эффекту, как «воссоединение» диаспоры с Израилем, куда мы стали ездить, как к себе домой. А наши олим, в свою очередь, не прервали отношений со своей «географической» родиной, напротив, многообразно участвовали в здешней деятельности, порой живя и работая на две страны, ставшие как бы сообщающимися сосудами.

Другое обстоятельство — это приход нового поколения интеллигенции, успевшего получить образование в наших молодых еврейских учебных заведениях и на стажировках в зарубежных, прежде всего израильских, университетах. Именно на это поколение ориентированы такие программы Центра «Сэфер», как летние и зимние школы по иудаике, этнографические и эпиграфические экспедиции в районы традиционного проживания еврейского населения, отражаемые как в специальных изданиях, так и в онлайн‑базе данных SFIRA.

Первые шаги постсоветского возрождения еврейской жизни бывали неуклюжими. Асар Исаевич Эппель, благословенной памяти, презрительно называл некоторых деятелей «хаванагильщиками еврейской культуры». Но академические круги в Петербурге и Москве старались держаться научного уровня. Это не всегда получалось, о чем могут свидетельствовать и сборники материалов научных конференций Центра «Сэфер». Зато эти сборники отражают рост и развитие нашей иудаики — от вполне дилетантских, любительских опусов, порожденных скорее энтузиазмом, чем исследовательской мыслью, к работам достойного научного уровня.

30‑летняя история «Лехаима», как мне видится, также отражает развитие нашей еврейской жизни hic et nunc Здесь и сейчас (лат.).  — от вполне местечкового формата до респектабельного журнала европейского уровня.

До 120, «Лехаим»!