Материал любезно предоставлен Tablet

В нередко замкнутых и недоступных постороннему хасидских общинах грязные политические интриги существуют в неразрывной связи с духовной возвышенностью и религиозным благочестием. Увлекательные коллизии часто возникают в этом архаичном мире, когда речь заходит о передаче власти в хасидских группах, или дворах. Этот процесс связан с коалициями, расколами и реформами вокруг обширного семейного древа знатных хасидских династий.

«Кончина Ребе — тяжелое переживание для [хасидского] двора и для каждого из последователей Ребе. Для предотвращения распада двора необходимо назначить нового лидера. Сыновья Ребе — первые кандидаты на то, чтобы стать наследниками Ребе», — писал Джером Минц, профессор антропологии и автор эпохального исследования хасидского мира «Хасидский народ» (Hasidic People), вышедшего в 1992 году. И если один сын обычно наследует титул отца, то остальные, отмечает Минц, с большой долей вероятности разъезжаются и основывают новые дворы, образованные из соперничающих групп. Так что в переходе двора от одного поколения к другому всегда есть место для династических драм.

В августе 2020 года после продолжительной борьбы с раком скончался раввин Исраэль‑Моше Фридман, наследник ружинско‑садигурской хасидской династии в шестом поколении. Это направление, обычно именуемое садигурским, представляет собой одну из самых престижных хасидских групп, корни которой восходят к XIX веку. Смерть раввина Фридмана, хотя и ожидавшаяся в свете его болезни, наступила все же гораздо раньше, чем можно было предполагать, когда он унаследовал свой титул Ребе от отца в 2013 году. Думалось, что раввин Исраэль‑Моше, которому на тот момент еще не исполнилось шестидесяти, будет возглавлять Садигурский двор еще десятилетия, учитывая, что его отец и дед умерли на девятом десятке.

Всякому, кто дал себе труд задуматься, кто станет наследником раввина Исраэля‑Моше, казалось более или менее ясно: им станет его старший сын, раввин Мордехай‑Шалом‑Йосеф Фридман, с детства известный под именем Меши (что‑то вроде контаминации из всех трех имен). Активный, уверенный в себе молодой человек чуть за 30, Меши был правой рукой отца. Когда здоровье его деда стало ухудшаться и отец встал во главе небольшой, но влиятельной садигурской общины в районе Голдерс‑Грин в северо‑западном Лондоне, Меши стал глазами и ушами отца в Садигурском дворе в Израиле.

Все считали, что Меши суждено наследовать отцу, а кое‑кто из его братьев тоже станет Ребе, когда придет время, — такова была традиция Садигурского двора. Обычно нового Ребе провозглашали на похоронах только что умершего. Эта жутковатая традиция — если угодно, коронация одного из скорбящих, только что пережившего личную трагедию, — должна обеспечить беспрепятственный переход власти от одного поколения к другому. Предполагается, что хасиды тут же выразят преданность новому Ребе, прямо здесь и сейчас, на похоронах, не давая шанса полемике или спорам.

Именно из‑за этого обычая не только в садигурской общине, но и по всему хасидскому миру возникло необычайно много толков и сплетен, когда на похоронах близкие раввина Исраэля‑Моше объявили, что воля Ребе относительно наследования будет публично объявлена только после окончания траурной недели. Хотя его планы якобы содержались в запечатанном документе, который близкие родственники намеревались прочесть сразу после похорон, всем остальным пришлось ждать.

Дальнейшее стало для садигурских хасидов сюрпризом. Садигурский ребе был известен как человек мягкий и не склонный к конфликтам. Разумеется, он понимал, что, если он нарушит обычай и Меши не назначат наследником сразу на похоронах, это вызовет большую полемику.

Больше того, сколько именно после окончания траурной недели следует ждать общине, чтобы узнать содержание последней воли Ребе, указанной в запечатанном конверте? Никаких ответов не было. Члены семьи покойного просили хасидов дать им возможность оплакать усопшего без споров о том, кто станет наследником, и не нарушать покоя шивы.

Но толков, конечно, возникло много, и напряжение висело в воздухе. Наконец содержание документа открыли общине, и новость прозвучала, как гром: единственным наследником садигурского титула был назначен пятый сын покойного Ребе, раввин Ицхак‑Йеошуа‑Гешель Фридман. Никто в страшном сне не мог предугадать, что выбор падет на 24‑летнего молодого человека, которого обычно звали Шия, — хотя кто‑то из преданных садигурцев и старейшин общины тут же стал восхищаться гениальностью выбора покойного Ребе.

У раввина Исраэля‑Моше Фридмана было 10 детей — шестеро сыновей и четыре дочери, точь‑в‑точь как у его знаменитого предка, раввина Исраэля из Ружина, заложившего ружинско‑садигурское направление два столетия назад. Но если говорить о выборе наследника, то разница между первым садигурским лидером и вновь провозглашенным огромна. Раввин Ицхак‑Йеошуа‑Гешель Фридман принял власть согласно последней воле и завещанию, в котором говорилось не только то, что новым Ребе станет пятый сын своего отца, но и то, что никакой другой сын ни при каких обстоятельствах не должен принимать на себя титул Ребе. Это заявление беспрецедентно сразу в двух отношениях: нарушается вековая традиция хасидских семейств, когда наследником становится не старший сын и все прочие наследники лишаются права основать собственный независимый двор.

Этот радикальный переворот в одной из знатнейших хасидских династий погрузил многих представителей хасидской общины в недоумение: что же все‑таки произошло в Садигуре?

Садигурская община раввина Исраэля из Ружина с самого начала своего существования, то есть с начала XIX века, выделялась среди других, главным образом потому, что Ребе возводил свой род на четыре поколения назад к раввину Дов‑Беру, Магиду из Межерича, одному из крупнейших распространителей хасидизма после смерти основателя этого движения раввина Исраэля Бааль‑Шем‑Това.

В эпоху, когда династическое наследование становилось нормой в хасидском мире, знатное происхождение выделяло раввина Исраэля из Ружина на фоне других молодых хасидских ветвей, ведь он напрямую был связан с отцом‑основателем и одним из первых учителей хасидизма, человеком, который приложил массу усилий, чтобы хасидизм не остался мелкой группой в Подолии, а превратился в огромную и мощную общину. Связь между Магидом из Межерича и Ружинско‑Садигурским ребе в определенном смысле предполагала, что эта ветвь — в духе модели наследуемого лидерства — представляет собой более древнюю и более укорененную хасидскую группу.

Раввин Исраэль из Ружина не только понимал значение своей генеалогии в духовном смысле, он пользовался этим фактом для создания образа аристократии, и его последователи почитали его не просто как святого раввина — он был окружен блеском и церемониями знатного и влиятельного аристократа. Раввин Исраэль был предан этой роли и усвоил все повадки европейской знати. Он одевался в лучшие одежды, ездил в карете, запряженной четверкой лошадей, пил из самого дорогого хрусталя и ел с великолепного фарфора золотыми и серебряными приборами. Доступ к нему строго контролировала свита из советников и помощников, а его двор навещали знатные люди со всего мира, евреи и неевреи. Многим из них просто любопытно было посмотреть на необычный феномен «еврейского монарха».

«Яркая и спорная личность раввина Исраэля привлекала внимание всех лагерей и всех кругов: его собственных хасидов, хасидов других направлений, нехасидских ученых, умеренных и радикальных маскилим и даже неевреев», — отмечает Давид Асаф, профессор иудаики из Тель‑Авивского университета, автор пространной работы об удивительной жизни раввина Исраэля. Хотя некоторые приходили ко двору Ребе по обычным причинам, пишет Асаф, «среди них было множество разных интересантов. Каждый находил то, что искал, в зависимости от собственной идеологии и ценностей».

Одним из гостей Садигуры был известный путешественник сэр Лоренс Олифант, знаменитый британский писатель и дипломат, известный филосемит, увлекавшийся идеей восстановления Земли Израиля для еврейского народа. В 1863 году он остановился в Садигуре, ничем не примечательном городке в Буковине, входившем тогда в состав Австро‑Венгерской империи, где находился центр Ружинского двора после бегства раввина Исраэля из России на фоне преследований со стороны царской власти. К моменту визита Олифанта раввин Исраэль уже умер, и на его место встал новый лидер движения — его старший сын раввин Авраам‑Яаков Фридман.

«Вся еврейская община [Садигуры] ожидала нашего приезда; люди выстроились по обеим сторонам улицы, чтобы посмотреть на иноверца, приехавшего к их Ребе. У дверей дома Ребе нас приветствовали его сыновья и зятья, одетые в польское платье. Внутри мою жену принимали дочери Ребе. Меня проводили в зал, достойный княжеского двора, украшенный драгоценными золотыми и серебряными древностями. Там я встретился с Ребе, — описывает Олифант свой визит к новому лидеру общины. — В его лице было видно королевское достоинство… Я был убежден, что он способен возглавить и вести за собой народ, стоит ему пальцем пошевелить».

Раввин Авраам‑Яаков стал одним из основателей садигурского направления — несомненно, самой царственной и самой известной из многочисленных хасидских ответвлений, основанных потомками раввина Исраэля из Ружина. Но его правление, при всем блеске, было омрачено трагедией и конфликтами. В 1856 году власти арестовали его по обвинению в подлоге и мошенничестве и посадили в тюрьму. Он томился в заключении, а его сторонники отчаянно пытались добиться его оправдания и освобождения. Лишь через 15 месяцев ему удалось вернуться домой ценой огромных взяток. Тем не менее последователи раввина Авраама‑Яакова считали его освобождение чудом, хотя бесчисленные критики громко сокрушались, какое негативное внимание навлекло его дело на окрестных евреев.

Десять лет спустя, в 1869 году, брат раввина Авраама‑Яакова раввин Дов‑Бер внезапно покинул занимаемый пост раввина молдавского местечка Леова и перебрался к антихасидским маскилим в Черновцы — космополитичный город неподалеку от Садигуры. Этот внезапный переезд приобрел скандальную известность в еврейских общинах Европы и даже Палестины, находившейся тогда под властью Османской империи. Полемика превратилась в ожесточенную войну в ружинском стиле хасидского руководства: раввин Авраам‑Яаков, его братья и их последователи вступили в борьбу с влиятельным хасидским лидером раввином Хаимом Гальберштамом из Санца, которого поддерживали его хасиды. Раввин Гальберштам с большим почтением относился к раввину Исраэлю из Ружина, пока тот был жив, но его раздражали претенциозные дворы сыновей Ружинского ребе, и эта антипатия разгорелась особенно сильно после неловкого леовского эпизода.

Но, несмотря на бури, бушевавшие вокруг Садигурского двора и его досточтимого владыки, численность, влиятельность и богатство общины росли. Садигурские хасиды казались непреодолимой силой еврейского мира. И несмотря на разочарования и неприятности, связанные с заключением раввина Авраама‑Яакова и его соперничество с Санцем, гораздо больше на его биографию повлияли две личные трагедии.

В 1881 году он пережил безвременную смерть своего старшего сына и предполагаемого наследника, раввина Шломо Фридмана, которая лишила садигурских хасидов столь ожидаемого и любимого лидера еще до того, как тому представилась возможность возглавить общину. Два года спустя в возрасте 40 лет внезапно скончался племянник и одновременно зять раввина Авраама‑Яакова. Эти две смерти сильно сказались на нем; через несколько месяцев после кончины племянника он заболел и умер в возрасте 63 лет. После смерти раввина Авраама‑Яакова двое оставшихся его сыновей — раввин Ицхак и раввин Исраэль — сначала решили разделить власть над Садигурским двором, полагая, что такое решение принесет мир и стабильность и семье, и всей садигурской общине в целом.

Но этому соглашению не суждено было реализоваться. К 1887 году сложная интрига, которую вели различные фракции Садигурского двора, игравшие на разногласиях внутри семьи, заставила братьев сделать нечто неслыханное для хасидского мира: они бросили жребий, чтобы решить, кто из них останется в Садигуре и унаследует выстроенную здесь инфраструктуру, а кому придется уехать и основать новый двор в другом месте.

Беспрецедентное вытягивание соломинки принесло победу младшему брату, раввину Исраэлю, который стал единоличным Садигурским ребе. Его брат раввин Ицхак основал Боянский хасидский двор в соседнем местечке Бояны.

Раввин Исраэль — известный как выдающийся знаток Торы и талантливый скрипач — возглавлял садигурских хасидов почти 20 лет, и под его руководством община продолжала расти и крепнуть. Но, как и его тезка, раввин Исраэль из Ружина, раввин Исраэль умер молодым в 1906 году, в возрасте 54 лет. В соответствии с обычаем власть перешла к его старшему сыну, раввину Аарону Фридману, хотя ему было всего 30 лет. Неопределенность в отношении дальнейшей судьбы Садигурского двора сохранялась, поскольку всего через шесть лет раввин Аарон неожиданно умер, и садигурские хасиды осиротели.

И вот тогда положение Садигурского двора, охваченного распрями, усложнилось.

Когда умер раввин Исраэль и пост унаследовал его старший сын раввин Аарон, он был не единственным лидером садигурской общины. Скорее, он мог считаться «первым среди равных», и некоторые другие сыновья раввина Исраэля играли не менее важную роль. Поэтому, когда умер раввин Аарон и на похоронах было объявлено, что наследником его станет сын покойного раввин Мордехай‑Шалом‑Йосеф, начались раздоры.

Раввину Мордехаю‑Шалому‑Йосефу было всего 16 лет, и он просто не мог пользоваться достаточным уважением в среде садигурских хасидов, чтобы удержать власть. В реальности «править» стали братья раввина Аарона, особенно раввин Авраам‑Яаков (Второй), который быстро приобрел ведущее положение в общине.

Но и раввин Мордехай‑Шалом‑Йосеф не был хрупким «цветочком». Наоборот, он был предприимчивым и талантливым молодым человеком, который вскоре занял высокое положение в садигурской иерархии. Ситуация стала накаляться, конфликт вот‑вот готов был разразиться, но тут случилась Первая мировая война и воцарился хаос.

Галиция, где проживали сотни тысяч евреев, стала театром ожесточенных военных действий. С востока вторглись русские. С запада держали оборону немецкие и австро‑венгерские войска. Целый ряд раввинов из различных ветвей Ружинской династии, пытаясь убежать от этого кошмара, уехали в Вену, надеясь вернуться домой, как только война прекратится. Но Вена неожиданно стала оживленным центром ружинского хасидизма, поскольку вслед за раввинами там оказалось немало беженцев‑хасидов, которые обращались к своим ребе за руководством и помощью.

Когда война закончилась и ситуация успокоилась, раввинам и их последователям стало ясно, что космополитичная Вена гораздо удобнее для жизни, чем их родные города и местечки, разрушенные войной. В результате главы ружинских хасидских дворов, в том числе Садигурский ребе, так и не вернулись домой.

Обосновавшись в Вене, ребе обнаружили, что их новый дом сильно отличается от провинциальных и экономически отсталых регионов, которыми они правили много десятков лет. В новых условиях настоящим Садигурским ребе, несомненно, был раввин Авраам‑Яаков II, чья царственность завоевала ему массу почитателей по всему хасидскому миру.

Но угроза новой войны и усиливающийся антисемитизм вскоре стали ощущаться в Вене с новой силой. В Германии набирал популярность Гитлер, и в разных странах Европы появлялись ксенофобские националистические движения. После аншлюса Австрии нацистской Германией в 1938 году раввины Ружинской династии, особенно Садигурский ребе, оказались мишенью специально устроенных публичных унижений. Однажды раввина Авраама‑Яакова схватили и заставили подметать улицы на виду у огромной толпы нацистов, которые насмехались над ним и выкрикивали оскорбления. Как ни странно, тяжелое положение, в котором оказались раввины, в конечном счете спасло им жизнь. Всего через несколько месяцев после аннексии, не выдержав постоянных преследований, большинство ружинских раввинов, включая раввина Авраама‑Яакова, получили палестинские визы и обосновались в Тель‑Авиве.

В 1939 году раввин Мордехай‑Шалом‑Йосеф — который в 1934 году переехал из Вены в польский Пшемысль — приехал в гости к родным в Палестину, собираясь вернуться домой. Но у тех были другие планы, они вынудили его остаться и послали за оставшимися членами семьи. Хотя они не могли представить себе, какое опустошение вскоре принесет Холокост, по собственному неприятному венскому опыту они предчувствовали, что оставаться было бы рискованно.

Перебравшиеся в Палестину раввины Ружинской династии беспомощно смотрели, как нацистская машина смерти уничтожает их последователей в Европе, и не имели никакой возможности защитить свои общины и учреждения. Возглавив кучку последователей, оказавшихся в подмандатной Палестине, раввины полностью погрузились в общинную работу, преимущественно через несионистскую организацию «Агудат Исраэль», в которой они занимали ведущие позиции, еще находясь в Европе. Но влияние Садигурских ребе было далеко от славных дней расцвета Садигурского двора и было лишь тенью той власти, которую они имели в Вене и Пшемысле, где слово садигурских владык имело большой вес. Тогда им не нужно было искать новых последователей — те приходили к ним сами.

В беспокойной и полной ограничений Палестине на поверхность вышли старые раздоры. Титулы и иерархии приобрели новое значение. Раввин Авраам‑Яаков II был неоспоримым Садигурским ребе, а его племянника, раввина Мордехая‑Шалома‑Йосефа, называли «Пшемысльским ребе» — титул, который был ему отвратителен. Раввин Мордехай‑Шалом‑Йосеф полагал, что его отец был истинным лидером Садигурского двора, а значит, сам он — наследник титула, от которого он отказался после смерти отца, уступив старшинству дяди. Но он совершенно не думал, что почтение к брату отца приведет к снижению значения его собственного титула или связанной с ним власти.

Хотя шаткое руководство двором находилось в те годы на Ближнем Востоке, центр тяжести Ружинской династии переместился после войны в США. В Нью‑Йорке Боянский ребе раввин Мордехай‑Шломо Фридман — деверь раввина Мордехая‑Шалома‑Йосефа — возглавлял преданную группу последователей, составлявших маленькую, но довольно влиятельную ортодоксальную общину Восточного побережья. Он перебрался из Вены в Нью‑Йорк после загадочной смерти раввина Ицхака Фридмана, брата раввина Авраама‑Яакова II, который приезжал в Нью‑Йорк в 1924 году со знаменитым «монаршим» визитом и неожиданно умер в возрасте 38 лет, возможно отравленный собственным доверенным помощником Йосефом Рапопортом.

Раввин Мордехай‑Шалом‑Йосеф понимал, что попытки вытеснить его дядю, раввина Авраама‑Яакова II, находившегося в Израиле, ни к чему не приведут, поэтому отправился в Нью‑Йорк, где жил его сын Исраэль‑Аарон, женившийся без разрешения родителей на Грете Кохман. Исраэль‑Аарон помог отцу обосноваться в Краун‑Хайтс, но ситуация была нелегкой, и собрать вокруг себя последователей ему не удалось. В начале 1960‑х он вернулся в Израиль, где после смерти бездетного дяди смог вернуть себе титул Садигурского ребе, уже никем не оспариваемый.

Отношения раввина Мордехая‑Шалома‑Йосефа со старшим сыном сильно улучшились во время его пребывания в США. Мысли о наследнике все время витали в воздухе, и кое‑кто считал, что сближение между отцом и сыном может послужить основой для того, чтобы Исраэль‑Аарон — высокий, харизматичный человек, обладавший целым рядом современных навыков, — унаследовал в свое время садигурский титул. К сожалению, этому не суждено было случиться.

В середине 1960‑х в семье Исраэля‑Аарона случилась беда — у Греты диагностировали рак. К тяжелым проявлениям самой болезни добавились психиатрические проблемы, вызванные лечением, и брак распался. Исраэль‑Аарон получил опеку над двумя младшими детьми — Йоэлем и Авигайлью; старший, Даниэль, уже жил самостоятельно. Чтобы избавить детей от тяжелого домашнего окружения, Исраэль‑Аарон переехал в Лос‑Анджелес, но расстояние совсем не улучшило ситуацию.

18 августа 1969 года двое неизвестных напали на обоих детей, жестоко избили Йоэля и скрылись с Авигайлью. Понимая, что за похищением стоит Грета, Исраэль‑Аарон обратился в суд, чтобы отстоять права опеки, но все было безуспешно — Авигайль пропала без следа. Вся эта горькая и запутанная история была изложена в статье, опубликованной в феврале 1976 года в израильской газете «Маарив».

В отчаянных попытках вернуть Авигайль Исраэль‑Аарон потратил целое состояние на адвокатов и частных сыщиков, что вскоре привело к драматическому ухудшению его финансового положения. Неохотно он обратился за помощью к отцу. Но поддержка раввина Мордехая‑Шалома‑Йосефа оказалась не тем, на что он рассчитывал. В октябре 1971 года Исраэль‑Аарон узнал, что Грета находится на лечении в Израиле, отцу об этом известно и он встречался с Даниэлем и, возможно, с Авигайлью. Исраэль‑Аарон немедленно помчался в Израиль, чтобы попытаться добиться опеки через израильские суды, но к тому моменту, когда он приехал, их там уже не оказалось. Через несколько месяцев Грета умерла от рака в Нью‑Йорке и была похоронена в Нью‑Джерси. О местонахождении Авигайль все еще не было известно. В отчаянии Исраэль‑Аарон умолял отца о помощи, но тут события стали принимать совсем неприятный оборот.

По просьбе Исраэля‑Аарона раввин Мордехай‑Шалом‑Йосеф собрал для сына 30 тыс. долларов — огромная по тем временам сумма. Деньги скоро кончились, и Исраэль‑Аарон стал просить еще. Приближенные раввина Мордехая‑Шалома‑Йосефа настоятельно советовали ему не тратить больше денег на судебные тяжбы сына и делали все возможное, чтобы отдалить отца от сына.

Ситуация вновь ухудшилась, и в 1976 году раввин Мордехай‑Шалом‑Йосеф пошел на беспрецедентный шаг, получив судебный запрет приближаться к нему для сына и внука Йоэля. В документах, поданных адвокатом раввина Мордехая‑Шалома‑Йосефа, утверждалось, что постоянные визиты и агрессивные требования денег со стороны Исраэля‑Аарона привели к тому, что у пожилого раввина и его жены начались проблемы со здоровьем, требующие медицинского вмешательства.

У Исраэля‑Аарона была совершенно другая версия событий. По его версии, родители с самого начала были в заговоре с Гретой и устроили скандал, чтобы отвлечь его от цели найти Авигайль и воссоединиться с ней. Он заявлял, что не преследовал своих родителей и не угрожал им.

В конце концов все попытки примирить раввина Мордехая‑Шалома‑Йосефа с сыном провалились, и тель‑авивский суд вынес решение в пользу Ребе. Разочарованные неудачами в поисках Авигайль и в попытках заручиться поддержкой раввина Мордехая‑Шалома‑Йосефа, Исраэль‑Аарон и Йоэль улетели обратно в США. Авигайль осталась в приемной семье в Нью‑Йорке; позднее она окончила юридический факультет и стала адвокатом. 5 мая 1991 года она вышла замуж за прокурора Джеффри Сайнамона, и в 2008 году под именем Эбби Сайнамон была избрана судьей 11‑го судебного округа Флориды.

Исраэль‑Аарон умер в Лос‑Анджелесе 12 августа 1991 года и до конца жизни не общался ни с кем из близких — кроме сына Йоэля.

После того как Исраэль‑Аарон сошел с дистанции и больше не претендовал на титул отца, невзирая на то что он был старшим сыном, все обратили взоры на младшего сына раввина Мордехая‑Шалома‑Йосефа раввина Авраама‑Яакова III (1928–2013). Раввин Авраам‑Яаков был человеком мягким и деликатным, посвятил себя изучению Торы, и его личность и поведение прекрасно соответствовали образу цадика, каким хотели видеть хасидского ребе.

В 1939 году Авраам‑Яаков в 11‑летнем возрасте приехал в Палестину. Отец определил его в новую тель‑авивскую ешиву «А‑ишув а‑хадаш», где строго ортодоксальным ученикам давали более широкое образование, чем в школах «старого ишува» — традиционной ортодоксальной ашкеназской общины, обосновавшейся в Израиле в начале XIX века. В 1956 году раввин Авраам‑Яаков женился и переехал в Нью‑Йорк, чтобы помочь руководить американской садигурской общиной. В Израиль он вернулся спустя двадцать лет и принял участие в проекте отца по строительству ружинско‑садигурской ешивы.

Когда в 1979 году раввин Мордехай‑Шалом‑Йосеф умер, избрание Авраама‑Яакова на пост Садигурского ребе и на место отца в Совете мудрецов Торы «Агудат Исраэль» приветствовали по всей ультраортодоксальной общине. Когда он был у руля, помогая отцу, число садигурских хасидов резко возросло. Если после Холокоста по всему миру было рассеяно всего несколько десятков семейств, то к началу 2000‑х садигурские общины в Израиле, Лондоне и Нью‑Йорке насчитывали уже несколько тысяч человек.

Раввин Авраам‑Яаков умер в 2013 году, и его сын раввин Исраэль‑Моше Фридман немедленно переехал из Лондона в Бней‑Брак и возглавил международную садигурскую общину оттуда. Его жена Сара продолжала проводить большую часть времени в Лондоне и работала в бизнесе своего отца, а один из их сыновей координировал деятельность садигурской общины в Голдерс‑Грин. И конечно, все считали, что, когда придет время, титул перейдет к старшему сыну — раввину Мордехаю‑Шалому‑Йосефу.

И вот после кончины раввина Исраэля‑Моше в этом году и последовавшей за этим полемики по поводу его последней воли, согласно которой наследником должен был стать не старший сын, мы возвращаемся к последней главе беспокойной истории Садигурского двора.

После похорон и публикации завещания, оставленного раввином Исраэлем‑Моше семье, оказалось, что документ о том, что раввин Ицхак‑Йеошуа‑Гешель имеет приоритет перед старшим братом, был подписан 14 января 2020 года. Любопытно, однако, что это не единственное завещание, подписанное Фридманом в этот день.

Действительно, когда содержание обоих завещаний стало известно по официальным и неофициальным источникам в покрытом мраком мире ультраортодоксальных социальных сетей и закрытых новостных сайтов, самым примечательным в обоих документах оказалось то, что первое завещание принципиальным образом отличается от более пространного и более подробного, предположительно составленного позже. В первом завещании говорилось, что старший сын раввин Мордехай‑Шалом‑Йосеф должен возглавить садигурский центр в Иерусалиме, но не должен носить титул Садигурского ребе. Только в завещании, считавшемся вторым, Ребе изменил первоначальные намерения и высказал пожелание, чтобы младший сын возглавил Садигурский двор и получил контроль над всеми садигурскими учреждениями по всему миру, включая Иерусалим, оставив старшего брата вообще без каких‑либо полномочий.

По источникам, близким к раввину Исраэлю‑Моше, состояние здоровья Ребе 14 января было уже очень плохим. В какой степени он вообще понимал, что подписывает второе завещание и сколько страданий доставит его содержание близким и последователям после его смерти, остается тайной, которую он унес с собой в могилу. Совершенно очевидно, по словам ближайших родственников Ребе и по другим источникам в общине, что ни одно завещание не соответствует тому, что все считали его истинными намерениями по поводу наследования до того, как он тяжело заболел. Тем более традиция велит отдавать предпочтение старшему сыну, если только нет веских причин этого не делать. Более того, именно раввин Мордехай‑Шалом‑Йосеф руководил всеми делами садигурской общины при жизни отца и деда.

Через несколько дней после того, как стало известно содержание странного завещания, вдова покойного Ребе Сара опубликовала заявление, в котором пыталась истолковать истинные намерения мужа: раввин Ицхак‑Йеошуа‑Гешель должен стать Садигурским ребе, а второй ее сын, раввин Мордехай‑Шалом‑Йосеф, — Садигурским ребе Иерусалима, и все иерусалимские учреждения окажутся под его началом. Третий же ее сын, раввин Аарон‑Дов‑Бер, будет Садигурским ребе Лондона и будет руководить всеми тамошними структурами.

Однако на самом деле вмешательство Сары, по‑видимому, опровергает важнейшие положения опубликованного завещания ее покойного мужа. В более пространном, видимо втором, завещании Ребе было два недвусмысленных, хотя и необычных, указания. Только раввин Ицхак‑Йеошуа‑Гешель должен носить титул Садигурского ребе, и никакой другой сын на титул Садигурского ребе претендовать не имеет права. Но версия Сары вскоре получила поддержку нескольких крупных авторитетов в области Алахи, в том числе одного из даянов, подписавших завещание Ребе в качестве свидетелей. Эту поддержку подкрепляло письмо, подписанное всеми шестью сыновьями — включая раввина Ицхака‑Йеошуа‑Гешеля — и четырьмя зятьями. Столь единодушная поддержка предложенного Сарой варианта истолкования завещания семьей и другими людьми означает, что намерениям покойного Ребе придано новое значение. Tablet пытался связаться с вдовой покойного Ребе Сарой, его старшим сыном раввином Мордехаем‑Шаломом‑Йосефом и пятым сыном раввином Ицхаком‑Йеошуа‑Гешелем, чтобы узнать их версию событий, но не получил ответа на момент публикации этой статьи.

Оригинальная публикация: The Battle for the Court of Sadiger