Одни израильские сериалы получают награды, другие растворяются в славе римейков, сюжеты третьих покупают иные страны, чтобы переснять дома, и получается не у всех. От Израиля с его недолгой кинематографической историей никто не ожидал такой прыти. От других евреев, американских например, ожидали много — и получили, а от Израиля нет. С другой стороны, маленькая, но гордая страна привыкла удивлять. И публика замерла в ожидании новых сериалов, будто это очередные кунштюки вроде прочих израильских изобретений — флешки или компьютера, управляемого без рук.

Десять лет назад, отвечая в интервью на вопрос, какой фильм они собираются снимать следующим, Джоэл и Итан Коэны заявили, что название будущей картины — «Серьезный человек», действие происходит в 1967 году в еврейской семье. Главного героя зовут Ларри Гопник, фильм низкобюджетный, поэтому обойдутся без больших звезд.

«Задача была — выбрать дневники, которые писались в разных условиях, — рассказывает куратор выставки Моника Норс. — Дневник Анны Франк был написан в Голландии во время оккупации, но были дневники, которые вели девочки и девушки, оказавшиеся в гетто. Сохранились дневники беженцев — тех, кто вынужденно перемещался с места на место. Мне показалось интересным проследить этот процесс взросления подростков, вынужденных скрываться, бежать или, наоборот, не имевших возможности вырваться и спастись».

Не имея столичной прописки, желая быть ближе к сыну, стараясь его согреть и подкормить, мать не уезжала из Москвы, работала где придется и снимала не то что углы — койку в бывшей уборной, «располагалась на трех стульях, поперек комнаты», «спала на доске, т. е. половина двери лежала на двух ящиках». Отец Кабакова после войны в семью не вернулся. Сказал: «Какая ты старая и седая». Чем дальше по коридору, тем страшнее.

Премию в номинации «Мужество» получил узник совести Носон Вершубский. Раввин, который в 1980‑х оказался по ложному обвинению в заключении, на сцене вспомнил о киевской Лукьяновской тюрьме и спел субботний гимн «Ко рибойн» («Г‑сподь — Владыка мира») на арамейском языке . Главой с этим же названием начинается книга Вершубского «Осторожно, двери открываются!», только что вышедшая в издательстве «Книжники».

«Он сказал: „Я приглашаю, ты будешь жить у моего брата, никто ничего не узнает, и ты попадешь в Эрмитаж“. Мама не возражала против моей поездки, и я поехал в Петербург. Было лето. Эрмитаж оказался закрыт, его открыли для меня, и все дни я проводил там. Этот человек везде меня водил, мы были одни, и меня потрясло скифское искусство. В Эрмитаже сильнейшая, невероятная скифская коллекция! Все время удивляюсь — то ли кровь кочевников есть в моих венах, или Эрмитаж так повлиял на меня.»

Подобных опер — не то что о гибели евреев, но просто о войне — очень мало. Как и опер, основу сюжета которых составляют реальные исторические события. Холокосту посвящены только «Пассажирка» и «Дневник Анны Франк» Григория Фрида, причем та и другая написаны давно, советскими композиторами, пережившими войну и не понаслышке знавшими о Катастрофе. Это были оперы отчасти про их жизнь, без временнóй дистанции. Здесь же опера про легенду, которую еще предстоит рассказать.

Отношения Левитана с природой — это отношения чрезвычайной интимности. Даже не романтика, не лирика, а болезненное всматривание, самокопание. Его пейзажи — про него самого, про истошную тоску, про маленького человека в очень большом мире. И советское кино 1970‑х — начала 1980‑х как раз много говорит о маленьком человеке.

И нет здесь отрицательных персонажей — таких, чтобы мы видели и сразу понимали: вот идет злодей. Все люди как люди. Это не отсыл к «Банальности зла» — просто у каждого своя жизнь, которую человек спасает, как может.

Еще недавно Иосиф Кобзон поднимался на сцену и демонстрировал честное бельканто, а официальное окончание концертной деятельности отметил в 75 (!) лет турне по стране. Турне завершилось концертом в Кремлевском дворце — том самом, где стараниями Иосифа Давыдовича Кобзона была когда‑то устроена первая церемония «Скрипач на крыше»: много лет певец был одним из самых щедрых меценатов, поддерживающих Федерацию еврейских общин России, и сам являлся председателем Общественного совета ФЕОР.

Это модный жанр — джаз дружит с клезмером и всегда дружил, недаром и Рэй Чарльз как‑то признался, что «настоящий джаз могут играть только черные и евреи». Это, конечно, не так — исключений слишком много, чтобы верить в правило, но в истории джаза еврейская тема, правда, важна. Можно вспомнить, что чуть ли не единственным белым музыкантом, которого приглашал выступать с собой Майлз Дэвис, был кларнетист Бенни Гудмен, сын сбежавших из Российской империи евреев.

Пятнадцать лет назад не стало Джона Шлезингера, одного из ведущих британских кинорежиссеров второй половины XX века. Его наиболее известные фиьмы «Полночный ковбой» и «Воскресенье, кровавое воскресенье» были удостоены премий «Оскар» и «Золотой глобус». Сегодня «Лехаим» вспоминает политический триллер Шлезингера «Марафонец», также завоевавший в свое время престижные кинопремии.