Решения Трампа демонстрируют освежающую способность трезво смотреть на реальность — его взор не застят предубеждения. Любой умный и объективный наблюдатель ближневосточного конфликта — в отличие от политруков на Потомаке — давно бы уже понял, что настаивать на схеме, которую отвергают уже 20 лет подряд, по меньшей мере глупо и что куда более конструктивно признать наконец, что поступки должны иметь последствия, а многолетние отказы от полученных предложений — определенную цену.

Можно ли переносить предметы с крыши дома на крышу разрушенного дома? А как быть с кораблем — следует ли относиться к борту корабля как к стене дома или просто как к ограждению от воды? А если вам нужно вытащить корабль на сушу и перевернуть его вверх дном — какова тогда будет роль его бортов? А как быть с беседкой, у которой есть крыша, но нет стен? А если вы надели головной убор, вышли из дома во двор и оставили его там, а потом кто‑то взял ваш головной убор и отнес в другой двор, считается ли это нарушением закона? Достигнув конца этой дискуссии, я почувствовал, что у меня немного кружится голова.

Это давно не секрет, что правый популизм поспособствовал росту жестокой, иногда смертельно опасной ненависти к евреям, но о левом популизме запрещено делать аналогичные выводы. По крайней мере, открыто. Тому есть две причины: во‑первых, указывая на правых как на источник агрессии, вы тем самым критикуете Дональда Трампа. Во‑вторых, находя источник проблемы на левом фланге, вы тем самым будете вынуждены признать непропорционально большую роль, которую черные американцы играют в нападениях на евреев.

Антисемиты, похоже, считают, что сейчас открыт сезон охоты на евреев. И по‑видимому, учитывая количество антисемитских инцидентов, они правы.Так почему же известие о том, что синагога в Нидерландах перестала публиковать в открытом доступе расписание молитв, расстроило меня больше прочих грустных новостей? Потому что это наглядное доказательство того, что антисемитизм загоняет евреев Запада в подполье.

Кто‑то связывает новую вспышку антисемитизма с действиями администрации Трампа, включая нежелание президента в прошлом осудить нацистов и сторонников превосходства белой расы. Другие отметают критику администрации Трампа как необоснованную и указывают на акты насилия наподобие теракта в супермаркете в Джерси‑Сити как на подлинные проявления антисемитизма в Америке. В результате мы имеем полную неразбериху: евреи оказываются мишенями для критики с разных сторон и при этом критикуют и опровергают друг друга.

Разумеется, лейбористская партия — не единственная причина для беспокойства у евреев Британии и всего мира. И крайне правые, и исламские экстремисты в последние годы устраивали нападения на евреев. Но дело в том, что эта повсеместная ненависть к евреям тревожит британских евреев, и поэтому им особенно важно, чтобы политические партии прислушивались к их страхам. «Не то чтобы мы опасались, что нас немедленно погрузят в вагоны для скота или примут Нюрнбергские законы», — говорит Поллард. Он лишь беспокоится, что в случае победы Корбина в Англии будет премьер‑министр, которому совершенно нет дела до антиеврейского расизма».

В соглашениях в Осло не уточняется, каковым будет постоянный статус этих территорий: одно государство, два государства, федерация, конфедерация и т. д. Поэтому получается, что государства и организации, выступающие за «двухгосударственное решение», пытаются упредить исход переговоров, которые еще только должны состояться. Любое согласованное решение по этому вопросу может быть исключительно результатом переговоров между палестинским руководством и Израилем и не может быть навязано в одностороннем порядке резолюциями ООН, решениями международного сообщества или отдельных политических лидеров.

В Талмуде есть трогательное практическое правило, как определить, является ли ребенок «очень маленьким» и, следовательно, юридически зависимым от своей матери. Рабби Шимон бен Лакиш утверждает, что, если ребенок просыпается с криком «мама», он еще считается «очень маленьким». Но почему, возражает Гемара, наверняка и дети постарше иногда просыпаются, желая увидеть рядом маму. Лучше скорректировать правило следующим образом: лишь тот ребенок, который просыпается с криком не просто «има», а «има, има», то есть продолжает звать маму, пока она не придет, считается очень маленьким.

Читая Талмуд, я всегда пытаюсь найти в тексте свидетельства о том, как его непростые правила соблюдались в реальной жизни — и соблюдались ли они. Трудно поверить, что среднестатистический еврей в Вавилонии V века н. э. — фермер, солдат или торговец — настолько хорошо владел талмудической ученостью, чтобы делать правильный выбор в каждом алахически сложном случае. Являлось ли строгое, скрупулезное соблюдение исключением, как сейчас среди американских евреев, или же правилом?

Новый фильм Вайтити — это комедия, действие которой разворачивается во время Второй мировой войны. Сняв этот фильм, Вайтити пополнил горстку ярких и смелых режиссеров (в их числе Ален Рене и Клод Ланцман), искавших сложности и неоднозначности в самой страшной истории ХХ века. Фильм Вайтити вызывает еще больший интерес, если знать, что его центральная сюжетная линия — дружеские отношения немецкого мальчика с его воображаемым другом — Адольфом Гитлером.

Как главнокомандующий объединенными силами союзников в Европе, Эйзенхауэр продвигал идею мемориализации Холокоста. Он же приказал принять чрезвычайные меры, дабы обеспечить благополучное существование перемещенных лиц из числа евреев в период оккупации Германии. И наконец, следуя советам Давида Бен‑Гуриона, он учредил “временное убежище” для преследуемых евреев из Восточной и Центральной Европы в американской зоне оккупации, против чего категорически возражали и СССР, и Англия.

Меня осенило. Эти люди обещали прислать мне документы с неизвестного адреса. Неужели кто‑то слил другие документы, гораздо более информативные и разоблачительные, ровно в то же время? Маловероятно, но это выглядело как единственное возможное объяснение. Я решил не привлекать внимания к источнику информации и поменял тему, сказав, что проверил подлинность договор с фирмой Дэвида Бойса. «Это подлинные документы», — сказал я. В голосе на том конце провода прозвучали нотки паники: «Я… я не знаю, кто прислал их…» Потом он взял себя в руки: «Нам нужно решить это дело дружелюбно, я бы сказал». Интересно, а если не дружелюбно, то как?