Раввинистический иудаизм стал возможен только в отсутствие Иерусалимского храма. Все институты и практики, которые нам сейчас представляются неотъемлемыми элементами классического иудаизма: изучение библейских текстов, синагога, синагогальная литургия, сам Талмуд, — возникли как реакция на разрушение Храма и прекращение храмовых жертвоприношений. За две тысячи лет мы так привыкли к иудаизму без Храма, что, если серьезно задуматься о перспективе его восстановления, храмовый иудаизм совершенно чуждая для нас сейчас религия.

Мудрецы, безусловно, верили в чудеса, но они не хотели называть чудом все, что сами не могли объяснить. Логический подход мудрецов к тому, что по нынешним меркам является иррациональными верованиями, — это одна из тех вещей, что создают интеллектуальное своеобразие талмудической культуры.

Кто‑то соблюдает кашрут дома, но при этом ест в некошерных ресторанах, кто‑то посещает субботнюю молитву, но приезжает в синагогу на машине. Вся американская еврейская жизнь состоит из компромиссов. Проявили бы мудрецы Талмуда уважение к этим обычаям — ведь это практика, установленная и поддерживаемая большинством? Или же отнеслись бы к нам как к кутеянам, которые утратили знание закона и потому нуждаются в особенной строгости, на всякий случай?

Согласно рабби Йоханану, виноградины и сок — это разные сущности, а значит, сок нечистого винограда сам по себе чист. Но погодите, возражает Гемара, даже если сок изначально чист, в процессе выжимания его из винограда он неизбежно придет в соприкосновение со шкуркой виноградин, которая нечиста, и приобретет нечистоту! Но рабби Йоханан знает, как обойти эту проблему.

Храм был устроен как «матрешка» — из концентрических дворов, из которых каждый считался сакральнее предыдущего, и вход в них был все более строго ограничен, пока последний, самый центральный, не соприкасался со Святая святых. Но даже самое сакральное здание все равно построено из дерева и камня, что означает, что время от времени это здание нужно ремонтировать. Что происходило, когда Святая святых требовался ремонт или хотя бы перекраска стен?

Урезанный Закон Моисея в том виде, в каком он был доступен «нации», никогда не был достаточным социальным цементом. Как воображаемое сообщество, иудео‑португальская и иудео‑христианская «нация» официально рекламировала свой правильный иудаизм, но на практике это сообщество всегда переходило границы иудаизма, включая в себя подлинных христиан, космополитов, скептиков и просто смутьянов.

Тума — очень показательный пример того, как иудаизм структурирует мир для верующего еврея. Ни один микроскоп не обнаружит это ритуальное загрязнение, его нельзя увидеть, потрогать, попробовать на вкус. И тем не менее для мудрецов Талмуда это важнейшее свойство людей и предметов — настолько важное, что они тратят массу интеллектуальной энергии, чтобы объяснить, как эта тума работает.

Сравнение Талмуда с квантовой физикой может показаться натянутым, но это правда, что весь данный фрагмент трактата «Псахим» можно спокойно поместить в учебник математики. И это напоминает о том, что изучение Талмуда для многих поколений еврейских юношей было также тренировкой логического мышления, а не только зубрежкой корпуса законов.

Утонченность речи не сводится к избежанию дурной лексики. Это также вопрос деликатности и эмпатии. Однажды Йоханан Хакука отправился в поля, чтобы посмотреть, как взошел новый урожай. Когда он вернулся в селение, его спросили, хорошо ли взошла пшеница, а он ответил: «Ячмень взошел хорошо», чтобы не разочаровывать людей известием о неурожае пшеницы. Дурные новости, учит нас Талмуд, нужно сообщать аккуратно, заботясь о пострадавшем.

Мудрецы опасались, что, если позволить людям чинить дверную петлю, они воспользуются молотком, а заколачивание молотком — одна из 39 категорий работ, запрещенных в субботу. А на Храм этот запрет не распространяется, наверное, потому, что священники в Храме прекрасно знают о запрете на пользование молотком. Превентивные меры, призванные держать народ в рамках закона, необязательны к соблюдению для элиты.

Сегодня, когда мы обладаем точным научным знанием о вирусах и путях их распространения, нам гораздо лучше, чем нашим предкам: наша способность бороться с инфекционными заболеваниями гораздо выше. Но психологически мы в той же лодке, что и Ханина Сеган а‑Коаним, который две тысячи лет назад пытался понять, что чистое и что нечистое, как предмет прикоснулся к зараженной поверхности и когда.

Вопреки закономерным опасениям социологов насчет того, что организация общества вокруг прав личности ослабит гражданскую ответственность, в час кризиса героизм проявляется практически в каждой палате каждой больницы как раз в тех странах, где, как казалось, его не хватало. Надо надеяться, что самопожертвование, проявляемое нынче медицинскими работниками, приведет к возобновлению чувства взаимной ответственности в обществе в целом.