Песня была создана во время Шестидневной войны и посвящена взятию израильскими войсками Шарм‑эль‑Шейха. Интересно, что эта военная песня начисто лишена ненависти к врагу, благородной ярости, упоения в бою, гордости победителей, за ценой не постоим. «Шарм‑эль‑Шейх» — ликующая песнь возвращения. И хотя нигде прямо не сказано, но очевидным образом предполагается, что теперь‑то уж, в отличие от 1956‑го, вернулись навсегда. История распорядилась по‑другому.

Бегемоты в советские времена заботливо оберегали евреев от партийно‑государственной и дипломатической карьеры, от карьеры в армии и спецслужбах, от участия в создании средств массового поражения и массового оболванивания, не пущали, за что честь им и хвала, на совет нечестивых. Одним словом, оберегали от мерзости.

Карнавальный, абсурдистский фильм, торжество гротеска и черного юмора. Ярмарочная игра с культурными стереотипами. В сущности, это визуализированная психодрама ассимилированного американского еврея, отправившегося во внутреннее путешествие к своим еврейским корням: finding roots, и что из этого вышло.

«Один хасид пятого Любавичского Ребе Шолома Дова-Бера открыл фабрику по производству галош. Вскоре все его помыслы были заняты лишь производством и продажей галош, благо дело процветало. Тогда Ребе сказал новоявленному фабриканту: "Обычно в галоши принято засовывать ноги. Но сунуть в галоши голову?"»

Стихотворение «Летят перелетные птицы» написано в октябре 1948 года... Исаковский оказался в своем роде гениален. Попал в акупунктурную точку. Дальнейшее развитие событий углубляло понимание заложенного в песне мессенджа. Конечно, поэт (в момент написания песни) не мог знать о судьбе Еврейского антифашистского комитета, не мог знать о деле врачей, но гениальность Исаковского состояла в том, что ему удалось создать текст, адаптирующий будущие контексты: и комитет, и врачей, и многое, многое другое. И нравственно как бы легитимировать все это.

Гонения времен Антиоха Епифана вовсе не были антисемитскими гонениями в современном расистском понимании. Царь боролся не с евреями, а с религиозными предрассудками. Он предлагал жителям провинции высокие культурные и цивилизационные западные стандарты, а они, вместо того, чтобы с благодарностью и энтузиазмом принять их, стали против него воевать. Неблагодарные дикари. Впрочем, не все. Было полно евреев, которые с большим удовольствием эти стандарты приняли. Война носила в значительной мере характер гражданской.

Мемуары Лесскиса — о времени и о себе, об эволюции взглядов, об изменении картины мира. Мальчик, индоктринированный большевистской, не сталинской, а именно что большевистской идеологией, преодолевает ее и становится русским европейцем — культурный тип в общем и целом редкостный в СССР.

Моше — главный герой Исхода после Г‑спода — не упоминается в «Пасхальной агаде» ни разу. Нет, все‑таки один раз есть, но мимоходом, технически, на обочине, совершенно необязательно (в цитате из Торы как пояснение арифметики умножения казней). Уж лучше бы вообще не упоминался. Герой Торы, но не герой «Пасхальной агады». То есть совсем не герой. Демонстративное игнорирование. Как это может быть?

Слово «Суккот» означает «палатки». А сук и кот, о которых вы только что подумали, здесь совершенно ни при чем. Суккот – праздник палаток, палаточный праздник. В праздник Суккот вспоминают вольное житье в пустыне. На работу не ходили. В магазин тоже не ходили. Еда падала с неба. Вкусная и полезная. Хорошее было время – приятно вспомнить... Все, кто хочет и может, строят к празднику Суккот «палатки»... На самом деле это все-таки не палатки, а, скорее уж, хижины. Данькин папа решил построить свою хижину во дворе...

Возможно ли, что служанка египетской царевны и роковая римская красавица — одно и то же лицо? Что мешало даме, обладающей столь нетривиальной телесной природой, прожить несколько дольше, чем удалось это, скажем, Мафусаилу, коего телесная природа все‑таки была ограничена в возможностях трансформации — иначе Тора об этом непременно бы сообщила? Или, тоже не исключено, римская дама была египетской правнучкой, унаследовавшей редкостную генетическую мутацию, передающуюся исключительно по женской линии?

«Убийство в Восточном экспрессе» – самый, наверное, знаменитый роман Агаты Кристи. Классика. Эмблема всего творчества Агаты Кристи. По разнообразию национальных типов – на первом месте. С точки зрения еврейского сюжета произведение исключительно интересное.

Имя Мордехая Дубина связано с именем шестого Любавичского Ребе – Йосефа-Ицхока Шнеерсона. Когда говорят о Ребе, непременно вспомнят и Дубина. Дубин – дважды его спаситель: в 1927 году он добился разрешения на выезд Ребе из СССР, в 1939-м – способствовал вызволению его из оккупированной немцами Варшавы.