В самые тяжелые времена эти письма были полны страха и разочарования бессилием израильского правительства, ощущением, что весь мир бросил Израиль, опасением, что грядет новый Холокост и «разрушение Третьего Храма» и даже что вот‑вот разразится третья мировая война. Но в те времена израильтяне писали не только о страхе и панике. Нередко в их словах звучит решимость и стойкость

То обстоятельство, что историк такого ранга, как Трейчке, человек, игравший столь значительную роль в формировании национальной идентичности нового немецкого государства, принял сторону антисемитов, стало для антисемитского движения реальным подспорьем, и не только пока он был жив, но и в последующие десятилетия

В 1927 году Винеру страшно было даже подумать, что немецкие евреи попытаются оторваться от Германии. Спустя два десятка лет после своего вынужденного расставания с Германией он не проявлял ни малейшего желания вернуться. Во всяком случае, жить там он не намеревался. Но в начале 1950‑х Винер стал посещать Германию, чтобы разговаривать с молодым поколением о том, что стряслось, и о принципах, которые его страна олицетворяла когда‑то. Однако Винер больше не верил в слияние германского и еврейского начал и перестал быть противником сионизма

Салазар был закоренелым автократом, но антисемитом не был. Крохотная еврейская община, заново обосновавшаяся в Португалии незадолго до тех времен, обладала теми же правами, что и остальные граждане страны. И сохраняла эти права в течение всего периода, когда другие, похожие режимы, выслуживаясь перед нацистами, ограничивали права евреев. И все же Салазару не хотелось, чтобы число евреев среди постоянных жителей его страны увеличивалось...

В 1648–1649 годах казаки Хмельницкого, до сегодняшнего дня считающиеся на Украине национальными героями, нападали главным образом на польских землевладельцев, которые безжалостно угнетали их. Для восставших «нападение на евреев», которые часто были правой рукой шляхтичей, «было вторичной задачей», но и их из виду не упускали. Зато крестьяне, присоединившиеся к восстанию после его начала, «были настроены к евреям крайне враждебно и винили их в своих повседневных проблемах», поэтому они были рады возможности убивать евреев.

Только принадлежность к национальному коллективу, писала Элиот в эссе 1879 года, придает обычному человеку «чувство особой причастности, представляющее собой корень человеческих достоинств, как частных, так и общественных», и иначе этому чувству взяться неоткуда. Но эти жизненно важные ощущения постепенно размывались продолжающимися культурными сдвигами. Ее страшило будущее, в котором все национальные различия растворятся, но не меньше она опасалась и развития ксенофобии в Англии — и той угрозы, которую это явление представляет для недавно приехавших евреев.

Если Восточная Германия отрицала какую‑либо свою ответственность за нацистское прошлое и не уставала клеймить Израиль, Западная Германия выплачивала Израилю огромные суммы и оказывала широкую поддержку. Как и остальная часть западногерманского общества, «левые некоммунисты и леволиберальные группы в стране были по преимуществу настроены подчеркнуто произраильски» в период между 1949 и 1967 годами. Но решительная победа Израиля в Шестидневной войне, по меньшей мере, насторожила левых по всему миру, и западногерманские левые не были здесь исключением.