Интонацией «Колено Ахед» напоминает раннего Годара, хотя название отсылает к другому герою «новой волны» — Эрику Ромеру, снявшему «Колено Клер». Лапид же обращается к истории четырехлетней давности, когда палестинская активистка Ахед Тамими, участвовавшая вместе с членами своей семьи в избиении израильских солдат, села за это в тюрьму, а некий политик предложил прострелить Ахед колено, чтобы та не смогла ходить.

Рингельблюм сотоварищи отыскал в гетто и привлек к участию в проекте около 60 писателей, ученых, преподавателей, общественников, раввинов, бедных ремесленников, богатых дельцов и даже детей. Поняв, что обречены, они спрятали архив в два больших алюминиевых молочных бидона и почти 20 жестяных коробок.

Фильм «Меер Лански», снятый американским режиссером Итаном Рокуэем и только что вышедший в российский прокат, во всем следует традициям банальных заокеанских байопиков. Но посмотреть его все же стоит — ради Харви Кейтеля, сыгравшего главную роль. С самим Меером Лански Кейтеля многое роднит. Как минимум, общее происхождение, с поправкой на время и место рождения. Этот фильм, по большому счету, про правила жизни Меера Лански, которые он перечисляет, словно отливая в бронзе.

В нежной и трогательной картине о старой фрау, сначала изгнанной из родного Берлина, а потом по воле мужа в него вернувшейся, нет ничего от привычных фильмов о Холокосте, составляющих в последние годы чуть ли не отдельный жанр. На протяжении всего фильма меланхолическая история о выжившей в Катастрофе немецкой еврейке стремится к печальной развязке — но в финале режиссер приготовил зрителям почти хэппи‑энд.

Карнавальный, абсурдистский фильм, торжество гротеска и черного юмора. Ярмарочная игра с культурными стереотипами. В сущности, это визуализированная психодрама ассимилированного американского еврея, отправившегося во внутреннее путешествие к своим еврейским корням: finding roots, и что из этого вышло.

В «Американском огурчике», снятом по мотивам повести Саймона Рича «Продано», еврей‑иммигрант, в начале XX века перебравшийся из Восточной Европы в Америку, устраивается работать на консервную фабрику в Бруклине, нечаянно падает в кадку с рассолом, проводит там 100 лет, после чего, все такой же молодой, попадает в современный Бруклин и встречается со своим правнуком.

Седой, живой и бодрый, коренастый и уверенный в себе, он стоял перед огромных размеров афишей с надписью «Уморительный разговор с Мелом Бруксом». Дерзкий и смелый — в точности как тот щуплый уличный еврейский подросток из Бруклина, каким он когда‑то был, — он кричал, гримасничал, пыжился и рассказывал анекдоты. Он блистательно удерживал внимание публики, явно наслаждаясь каждой минутой. Он готов был продолжать весь вечер, пока ведущий не объявлял наконец: «Прости, Мел, это последний вопрос».

Человек по натуре независимый, Горин признавал высшую власть этических законов и норм. Начавший в советские еще годы и безвременно ушедший в постсоветские, он ни разу не изменил себе, не поступился своим именем, своим отношением к людям, не нарушил собственные правила личного и общественного поведения. Ни в многотрудной литературной работе, ни в отношениях с людьми, сперва начинающий автор, потом «любимец публики», он не допустил ни одного ложного шага...

«Ася» — кино редкой душевной теплоты и почти этнографической точности. «Русский» Израиль здесь одновременно узнаваем и лишен раздражающей стереотипности. Режиссер Рути Прибар, затевая картину, даже пыталась выучить русский. Выучить не выучила, но языковая чуткость однозначно выделяет «Асю» в массиве израильских фильмов с русскоязычными героями. Опыт личной утраты — 14 лет назад из‑за неизлечимой болезни Рути потеряла старшую сестру — наложился на историю русской алии.

Лагерная история чешского городка‑крепости Терезин сохранила для потомков много выдающихся примеров триумфа еврейского духа, его победы над страшной прозой жизни. Более 600 спектаклей и более сотни музыкальных произведений, больше 2500 лекций, сотни пьес, тысячи картин поставили, прочли, сочинили, написали узники гетто.

Интеллигентная пожилая дама, появившаяся на студии, была израильтянкой — мадам Маргот Клаузнер. Ее супруг собирался отснять киноэпопею о жизни евреев во всем мире и, в частности, в Советском Союзе. Но судьба распорядилась иначе. В 1967 г. он умер и завещал супруге закончить начатое дело. В семьдесят лет эта героическая женщина выучила русский язык и приехала в Россию. Узнав, что мадам выкладывает наличными двадцать пять тысяч «золотом», Госкино решительно дало добро.

В Европе ни для кого не секрет, что зверства нацизма и ужасы Холокоста первыми на экране показали американцы, и в этом неоспоримая заслуга Голливуда. Эти темы по сей день не выпали из внимания голливудских режиссеров и сценаристов. Об этом свидетельствует появление в мировом прокате целой обоймы американских фильмов, посвященных событиям, происходившим в Германии в годы, которые Гюнтер Грасс однозначно назвал «собачьими».