Любовь, как и обида, — это же интересно. Черпать из любви лучшее, что в ней есть, — привилегия, как ни странно. И преданность — тоже привилегия, и быть преданным — это хорошо, преданность родителей Рота своим детям тоже была хорошим качеством. И Эрос, двигатель амбиций, — это тоже хорошее свойство, только научись не обжигаться.

Майра Лосон, исполнительный директор ассоциации выпускников школы, показала нам ежегодник, посвященный выпускникам 1950 года, когда Рот окончил школу. Под фотографией Рота — юноши с жизнерадостной улыбкой — написано: «Мальчик, наделенный недюжинным умом, который сочетается с остроумием и здравомыслием», а также сообщается о его внеклассных занятиях — работал в школьной газете, состоял в оргкомитете выпускного вечера.

Контуры новой, более агрессивной и «ястребиной» стратегии в отношении Ближнего Востока проявились в мае, с переносом посольства США из Тель‑Авива в Иерусалим и решением администрации Трампа выйти из ядерного соглашения с Ираном. В обоих случаях администрация предпочла рискованную игру, невзирая на многократные предостережения об угрозе волнений и опасных контрмер со стороны Ирана.

В поисках истинной веры Гейне отверг христианскую религию, потому что в организованной форме она «убила более жизнерадостных богов» и была «слишком возвышенна, слишком чиста, слишком хороша для этой земли». Кроме того, он говорил, что «Никогда еврей не поверит в Б‑жественность другого еврея». Он считал, что «лишь до тех пор, пока религии имеют соперниц и больше подвергаются преследованиям, чем сами преследуют, они величественны и почтенны».

Мало‑помалу после крушения коммунизма и съемок фильма Стивена Спилберга «Список Шиндлера», посвященного Второй мировой войне, мощеные улицы старого еврейского квартала Кракова вернули себе более или менее аутентичный вид. В витринах магазинов выставлены фигурки Вечного жида ценой в несколько злотых; «кошерные» рестораны, где подают свинину, напоминают, что Страна идиша утрачена навеки. Но реальность наступает на хитрые реконструкции: за последнее десятилетие еврейская община Кракова пережила настоящее возрождение.

Днем раньше я купила упаковку креветок за восемь долларов. Впервые в жизни заплатила столько денег за упаковку какой бы то ни было еды. Итак, письмо я распечатала сразу после того, как положила креветки в кастрюлю с горячим рисом, сдобренным сливочным маслом. Накрыла кастрюлю крышкой и попыталась понять: что же это я такое читаю? Письмо от Филипа Рота — вот что. Он напечатал его на машинке и поставил свою подпись. На подделку непохоже. Я перечитывала письмо снова и снова.

Мы попросили кое‑кого из наших великих современников — прозаиков, критиков и историков — назвать величайшую, на их взгляд, книгу Рота и обосновать свое мнение. Конечно, глупо требовать, чтобы люди выбирали одну‑единственную книгу, но будем считать, что это рекомендации для тех, кто только теперь собрался почитать Рота, — советы, с какой книги лучше начинать.

Вопрос состоит не только в том, почему рассказ не был опубликован, но и в том, почему Зингер потратил время и силы, чтобы перевести на английский язык произведение, не изданное на идише — языке, на котором он печатался гораздо чаще. Трудно и рискованно выдвигать гипотезы, располагая столь скудной исторической информацией. Но можно предположить, что причина, по которой он бросил рассказ, как‑то связана с сюжетом.

Одна из поздних книг Рота называлась «Возмущение», и это чувство было для него подлинной музой: его вдохновляло все, что только могло его раздражать. Никто из американских писателей не произносил таких возмущенных тирад, как Рот, а выслушивать подобные тирады не всегда приятно. Но тирады Рота обычно были бодрящими и увлекательными. Мало кто из писателей, кроме Рота, умеет сделать так, чтобы страница засияла, накаленная обдуманным гневом.

Нет ничего удивительного в том, что «ХАМАС», эта группа убийц, которые то и дело прикрываются мирными гражданами, включая детей, как живыми щитами, устроил этот чудовищный спектакль, побуждая десятки тысяч жителей Газы, которых он систематически грабил, лишал средств к существованию и будущего, нападать на израильскую границу обещанием денежных призов. Что меня тревожит гораздо больше, это то, что столь многие в СМИ и внешнеполитических кругах купились на эту циничную и убийственную провокацию.

То, как хранились и хранятся в семьях фотографии нацистской эпохи, говорит нам о разном отношении следующих поколений к прошлому своей семьи, особенно если она как‑то была замешана в преступлениях деспотического гитлеровского режима. Эти два альбома, которые мы просмотрели на блошином рынке, демонстрируют два подхода к прошлому: «порвать» и «не трогать».

«Я здесь нужен больше, чем там, — уверен Исхаков. — В Израиле и Америке миллионы таких Абрамов, как я, а здесь мое место, мой дом. Мне здесь хорошо. Я здесь как рыба в воде». Более того, добавляет он, в Израиле, где он бывает минимум раз в год, слишком влажно и гораздо опаснее, чем в Бухаре.