«Неважно, где вы сейчас читаете эту книгу в лучшем случае полтора часа езды отделяют вас от кого‑то с ножом, винтовкой, базукой или ракетой класса “земля–земля”, и этот кто‑то стремится вас убить, прямо вот именно вас», — предупреждает автор своих израильских читателей.

Особенно еврейского в книге ничего и нет — кроме отдельных характерных деталей да того, что событиям печали и понимания отведены здесь именно семь дней еврейского траура. Этого времени достаточно мало, чтобы уместившиеся в них события — главным образом внутренние для Евы — развивались плотно и интенсивно, и достаточно много, чтобы она вышла из этих дней с новым пониманием самой себя и своих отношений с близкими людьми.

Это история совершенно библейского масштаба и значения. Она вполне сопоставима с исходом евреев из Египта и в каком-то смысле повторяет ее. С началом Войны Судного дня и разрывом дипломатических отношений между Эфиопией и Израилем все связи были оборваны. И так длилось до тех пор, пока Менахем Бегин, возглавив страну, не добавил к списку запланированных операций «Моссада» еще одну и не сказал: «Привезите мне эфиопских евреев».

Ханка Групинская, польская писательница, журналист и деятель культуры, с 1985 по 2000 год брала интервью у последних оставшихся в живых солдат Еврейской боевой организации, действовавшей на территории Варшавского гетто. Эти беседы с солдатами, рассказы об их судьбах легли в основу книги «Я пришла домой, и там никого не было. Восстание в Варшавском гетто: истории в диалогах», русский перевод которой недавно вышел в издательстве Ивана Лимбаха.

Не единственный горенштейновский сценарий, переделанный автором в самодостаточную прозу, этот текст буквально просится воплотиться визуально: автор написал яркие, едва ли не осязаемые зрительные образы. И тем не менее не оставляет чувство, что при разговоре о Шагале — художнике, для Горенштейна очень значимом, — в формате сценария писателю тесно. Он укладывается в формат, но тесно. Он больше этого формата.

Рассказы Краусс — слепки с современной автору еврейской многокультурной жизни с ее условностями, со множеством умолчаний, требований (вынесенное в заголовок требование «Быть мужчиной» — одно из них), запретов, со сложной травматической памятью, которая никогда не выговаривается вполне и корежит души нескольких поколений.

Этот полный подробных и остроумных наблюдений роман из жизни американских ультраортодоксальных евреев написал итальянец. По всей вероятности, все‑таки итальянский еврей, что и обусловило его интерес к предмету. Родился и вырос писатель, журналист и продюсер Симоне Сомех в Италии, теперь же, как сообщает нам аннотация к книге, живет в Нью‑Йорке, где разворачиваются события его первого романа.

Давно уже стало общим местом характеризовать Цвейга как европейца до мозга костей, равнодушного к религии, подлинного интернационалиста. И все это верно, но не вполне. Еврейская тема всю жизнь так или иначе сопровождала Цвейга, выходца из богатой еврейской семьи, жившей в Вене... Уже после самоубийства Цвейга в Бразилии в корзине для бумаг полицейские обнаружили разорванные в клочья газеты с описанием насилий, творимых над евреями в Европе, а также со статьями о том, что Цвейг официально был назван нацистами самым опасным еврейским интеллектуалом.

Почти четверть века назад молодой иерусалимский хабадник вместе с семьёй поселился в Москве и принял на себя руководство синагогой и центром социального обеспечения. Россия и жизнь российских евреев для него  всё ещё остаются предметом открытия, постоянного интереса и острого внимания. Но теперь уже, по прошествии лет, он здесь совсем свой. Не внешний наблюдатель, а внутренний.

В 1891 году, когда российские власти приступили к высылке тысяч евреев из Москвы, Гирш объявил, что настал момент раз и навсегда урегулировать еврейский вопрос. С этой целью он создал Еврейское колонизационное общество. Оно должно было стать крупнейшей в еврейском мире благотворительной организацией. Гирш ни в коей мере не был сионистом, но все равно обдумывал идею купить «целую страну, которая отвечала бы всем желательным критериям и в которой колонисты стали бы неоспоримыми владельцами». Он остановил выбор на Аргентине.

Способен ли сборник кулинарных рецептов стать признанием в любви? И ответ очевиден. Все, что тут сказано, — о любви к Израилю и памяти его народа, многосоставной и единой. Один только перечень названий блюд, предлагаемых к приготовлению, заставляет задуматься, как много источников у современной культуры Израиля

Хотя ни их семьи, ни даже в целом турецкие евреи с коренными турками в середине XX века не враждовали, но непредвиденно смертоносной и неожиданно враждебной оказалась вся среда. «...перестань видеть в своих единоверцах центр мира», — говорит герой любимой женщине в одной из трудных ситуаций, для нее это выглядит как чудовищная слепота. «Но какое все это имеет отношение к нам?» — восклицает он, почему‑то не видя, что победа или поражение немцев в войне для нее в буквальном смысле вопрос жизни и смерти.