В снежный день 2003 года Лелия Пикабиа получила открытку, пишет журналист JTA Кнаан Липшиц.

Как ни странно, в ней были только имена четырех ее предков, погибших во время Холокоста. Лингвист и еврейка, мать двоих детей, Пикабиа спрятала неподписанную открытку в свой архив переписки. Она сочла ее смутной угрозой и хотела убрать ее с глаз долой. Но открытка с изображением оперного театра, который раньше был штабом нацистской оккупации Парижа, никогда не забывалась. Вопросы о личности автора и его намерениях не давали ей покоя. Наконец, в 2019 году Пикабиа и ее дочь, 42-летняя писательница Анн Берест, приступили к расследованию, которое не только, вероятно, раскрыло тайну — частные детективы и графолог помогли Берест найти вероятного отправителя, — но и помогло им проследить до сих пор неизвестную историю своей семьи.

Пикабиа и Берест превратили свое исследование в литературный хит «Открытка», отмеченный наградами франкоязычный бестселлер, опубликованный в прошлом году. В книге исследуется, как травмы Холокоста отражаются сегодня в умах французских евреев, поскольку многие из них сомневаются в своем будущем из-за растущего антисемитизма. Успех того, что Берест называет ее наполненным тревогой «исследованием личности», является «обнадеживающим признаком осознания обществом Холокоста в неспокойное время», — заявила она в интервью JTA.

Захватывающая личная история, стилизованная под детектив, с частными наблюдениями и описаниями тактики эпохи Сопротивления, книга раскрывает историю семьи, которую нацистам и коллаборационистам почти удалось уничтожить. «Открытка» получила престижную премию Ренодо в категории «литература для старшеклассников», студенческую премию Института политических исследований и первую американскую версию еще более престижной Гонкуровской премии. Признание критиков не является неожиданным для Берест, опытной писательницы, которая стала соавтором международного хита 2014 года «Как быть парижанкой, где бы вы ни были» — беззаботной оды женщинам ее города. Но критики были впечатлены размахом, который продемонстрировала новая книга.

Она была поражена и воодушевлена ​​десятками тысяч проданных книг, многочисленными интервью и запросами на публичные чтения отрывков из книги. Это показало, что во французском обществе, наряду с антисемитизмом, «есть много тех, кто интересуется евреями и сочувствует им», — заявила Берест. У книг о Холокосте, безусловно, есть большая читательская аудитория во Франции. «Дети Кадиллака», художественное произведение философа Франсуа Нудельмана, охватывающее три поколения еврейской семьи, было опубликовано в прошлом году и получило признание критиков и коммерческий успех. (Она была исключена из шорт-листа Гонкуровской премии из-за опасений конфликта интересов после того, как подруга Нудельмана, входившая в состав жюри премии, написала язвительную рецензию на «Открытку».)

Эпопея о Холокосте Татьяны де Росне 2006 года «Ключ Сары» — один из самых читаемых романов, написанных на французском языке в этом столетии: в десятках стран было продано более 11 миллионов экземпляров. В кинематографической адаптации книги снялась Кристин Скотт Томас. Но лишь немногие книги о Холокосте во Франции исследуют роль травмы Холокоста в сегодняшнем мышлении французских евреев. Десятки тысяч французских евреев в последние годы уехали из страны только в Израиль после смертоносных исламистских нападений на них и сотен антисемитских инцидентов. Двоюродный брат Берест сейчас тоже живет в Израиле. Процесс принятия решения об эмиграции в целях безопасности является повторяющейся центральной темой книги, как в частях, действие которых происходит до Холокоста, так и в частях, повествующих о времени после него.

В книгу вошли такие разговоры, которые сама Берест вела со своими друзьями и семьей — разговоры, которые были редкостью 20 лет назад, но с тех пор стали обыденностью. Один такой разговор произошел в 2019 году на пасхальном седере – ужине, который она посетила со своим спутником жизни Жоржем, который также является евреем. «По сути, вы живете перспективой заново пережить то, что ваш отец пережил во время войны», — говорит ему лучший друг Жоржа Гийом во время разговора о том, не пришло ли время покинуть Францию ​​​​из-за антисемитизма и успехов ультраправых на выборах.

Книга носит личный характер, в ней пересматриваются моменты из жизни самой Берест, когда она столкнулась с антисемитизмом. В 1986 году на ее доме была нарисована свастика, а позже учительница, которая с любовью наставляла ее, внезапно начала относиться к ней холодно, узнав, что ее предки погибли в Аушвице. В нем прослеживаются ее детство и юность, в течение которых она колебалась между стыдом и гордостью за свое еврейство, и рассказывается, как в последние годы она пришла к признанию своей еврейской идентичности. (Берест сейчас посещает реформистскую общину, хотя говорит, что не очень соблюдает заповеди.) В книге также рассказывается о дилеммах Берест как родителя, когда она услышала, что ее старшая дочь в 10 лет переживает те же проблемы, с которыми Берест столкнулась в детстве.

Пока Берест глубоко погружалась в историю Холокоста своей семьи, ее дочь однажды заметила, что ей жаль, что она еврейка, потому что «евреев в школе не любят». Она имела в виду одноклассника – мусульманина, который не пускал ее на футбольные матчи во время перемены. Когда Берест и Жорж обсуждают, стоит ли жаловаться директору, Берест говорит: «Я не собираюсь доносить на сына уборщицы – иммигрантки». Признавая такое отношение покровительственным, она все равно решила поговорить с директором. Но она ушла, шокированная его очевидным нежеланием действовать Большая часть книги, а это 512 страниц, также посвящена рассказу о новейшей истории ашкеназского еврейства через биографии предков Берест, начиная с России 19 века.

Сюжет проходит через Польшу, Францию ​​1920-х годов, Соединенные Штаты, подмандатную Палестину, оккупированную нацистами Европу, новую независимую Восточную Европу, а затем возвращается в современный Париж. Но книга начинается с попытки Берест объяснить читателям – неевреям, что значит для нее быть еврейкой. После введения в иудаизм книга быстро переходит в самое сердце некоторых очень узких дебатов и дискуссий. В одном из них еврейка, более вовлеченная в общинную жизнь, чем Берест, за обедом обвиняет автора в том, что она «на самом деле не еврейка», якобы из-за того, что ее мало волнует антисемитизм. Но тревога и тревога, настолько сильная, чтобы уехать, — это две разные вещи, обнаружила Берест в своем исследовании. «Это стало травмирующим вопросом: почему моя семья не уехала?» — заявила Берест, у которой братья, сестры и родители бабушки подчинились властям во время Второй мировой войны и были убиты. Тем временем ее бабушка бежала из оккупированного нацистами Парижа в сельскую местность, где ей удалось выжить скрываясь. Еще до войны другие их родственники уехали из Европы. «Смогу ли я, происходящая из семьи, которая не смогла уйти от беды? Я стала одержима этим вопросом. Это главный вопрос книги», — рассказала она. Может ли она и французские евреи переживать сейчас такой момент? «У меня бывают моменты нарастающей тревоги, что, несомненно, отчасти присуще моей личности», — заявила Берест. «Как у хорошего ашкеназа, тревога — это часть меня».