В течение трех лет Сибилла Эрингхаус, опытный исследователь провенанса произведений искусства, работала с Музеем Георга Шефера в Северной Баварии, чтобы изучить историю тысячи его картин и нескольких тысяч рисунков, гравюр и акварелей.

Шефер, промышленник, чья коллекция выставлена в этом музее, приобрел большую часть произведений искусства в 1950‑х годах в Мюнхене, который был тогда центром артдилеров, имевших отношения с нацистами. Среди тех, у кого он приобрел предметы для своей коллекции, был даже личный фотограф Адольфа Гитлера. Работа Эрингхаус состояла в том, чтобы определить, у каких предметов коллекции провенанс «с душком». Однако в прошлом году, по ее словам, она стала спрашивать себя: почему город Швайнфурт, который управляет музеем, потрудился нанять ее?.. По словам Эрингхаус, после того, как она определила несколько украденных произведений, никто так и не надумал возвращать их наследникам первоначальных владельцев‑евреев. Эрингхаус все чаще чувствовала, что ее работа нежелательна. Ей было отказано в доступе к историческим документам, жизненно важным для ее исследований, запрещено связываться с коллегами в другом музее с запросами по исследованию. Поэтому в декабре 2019 года она отклонила предложение продлить свой контракт еще на год.

«У меня сложилось впечатление, будто они не хотят, чтобы я там была, они действительно существенно усложнили мне жизнь, — говорит 60‑летняя Эрингхаус на встрече в берлинском кафе. — Они нуждались во мне для видимости. Я чувствовала, будто меня использовали, как фиговый листок».

Владельцы музейной коллекции — частный фонд, принадлежащий семье Шефер, — заявили, что им известны требования о реституции некоторых работ, но они считают, что немецкое правительство, а не частные коллекционеры, несет ответственность за принятие решений. Музей отрицает, что пытался помешать работе Эрингхаус.

В последнее время Германия — даже по мнению критиков, которые утверждают, что для возвращения искусства, разграбленного Третьим рейхом, сделано недостаточно, — все‑таки достигла прогресса. Например, в начале 2020 года министерство культуры создало специальный офис, в котором работает искусствовед с целью помочь наследникам, разыскивающим украденные нацистами произведения искусства, сориентироваться в немецкой бюрократии. Но наш случай немного иной.

Хотя музей занимает здание, принадлежащее федеральной земле Бавария, и управляется городом, произведения искусства предоставлены частным фондом, созданным господином Шефером, который сделал свое состояние на роликовых подшипниках и умер в 1975 году.

Фонд Георга Шефера утверждает, что произведения искусства были приобретены законно и добросовестно, а компенсация жертвам нацистов является государственной функцией, которую должно выполнить правительство Германии. Частный фонд не связан Вашингтонскими принципами 1998 года о реституции произведений искусства, украденных нацистами, поскольку эти принципы применимы только к государственным коллекциям. Позиция фонда такова, что возвращение произведений искусства нарушит законы, которые запрещают фондам продавать активы. В заявлении фонда говорится, что «федеральное правительство Германии как правопреемник Третьего рейха несет ответственность за компенсацию преступлений Третьего рейха». В заявлении содержится призыв внести в немецкий закон о реституции изменения, которые включали бы государственную компенсацию частным лицам, возвращающим похищенные нацистами произведения искусства.

Министр культуры Германии Моника Грюттерс оспаривает мнение, что лишь правительство несет ответственность за компенсацию наследникам жертв нацистских грабежей. «Историческая и моральная ответственность за возмещение нацистского грабежа произведений искусства лежит не только на государстве, — заявила она в своей речи на конференции по Вашингтонским принципам в 2018 году. — Мы можем и должны ожидать гораздо большего участия частных коллекционеров искусства и артдилеров». Однако, по словам пресс‑секретаря министра Вальтера Шмидта, министр мало что может сделать в ситуации, когда фонд отказывается вернуть украденные произведения искусства. «Федеральное правительство не имеет полномочий действовать в данном конкретном случае, — сообщает Вальтер Шмидт, — этот вопрос находится вне сферы его прямого влияния».

Наследники коллекционеров‑евреев претендуют примерно на 20 работ из музея. Сибилла Эрингхаус говорит, что считает многие из этих требований оправданными, но отмечает: в соответствии с условиями ее контракта она не может рассматривать конкретные случаи. Так, одно из требований — вернуть портрет Марты Либерман, написанный ее мужем Максом Либерманом. Художник, берлинский еврей, был изгнан с поста почетного председателя Берлинской академии художеств после того, как нацисты захватили власть в 1933 году. Он создал портрет перед своей смертью в 1935 году. Дочь Либермана, Кете Рицлер, бежала в Соединенные Штаты с мужем и дочерью, но Марте Либерман не удалось последовать за ней. Портрет висел в ее берлинской квартире. После посещения полиции она покончила жизнь самоубийством, приняв яд в возрасте 85 лет, чтобы не попасть в нацистский концлагерь.

«Семья не смогла вывезти ее из Германии, и моя мама всю свою жизнь носила это в себе, — заявила Кэтрин Уайлд, правнучка Макса и Марты Либерман. — Эта семейная трагедия передается детям по наследству, и я не исключение». По словам Ютты фон Фалькенхаузен, адвоката, представляющего интересы наследников Либермана, портрет Марты Либерман находится в составленном гестапо списке предметов, изъятых из квартиры вдовы художника после ее смерти. Георг Шефер приобрел портрет в 1955 году у мюнхенского артдилера. Семья Либерман впервые попыталась вернуть его более 10 лет назад. «Я пытаюсь продолжить то, что делали мои мать и сестра, — говорит госпожа Уайлд. — Я хочу, чтобы люди в Швайнфурте знали: у нас есть такая возможность. И мы могли бы решить этот вопрос».

Две другие работы в музее требуют вернуть наследники Терезы Клары Кирштейн, немецкой еврейки, которая покончила жизнь самоубийством в 1939 году после того, как был заблокирован ее побег в Соединенные Штаты. Наследники считают, что работы — рисунок Адольфа Мензеля и этюд Либермана — были проданы под принуждением незадолго до ее смерти или, что более вероятно, конфискованы и проданы вскоре после того. «Мы хотим получить отчеты о провенансе этих двух работ, — говорит Дэвид Роуленд, нью‑йоркский юрист, представляющий одного из наследников семьи Кирштейн, — и мы хотели бы, чтобы фонд исполнил Вашингтонские принципы. Мы давно об этом просим».

Судебные иски о возвращении украденных нацистами произведений искусства, как правило, терпят неудачу в Германии из‑за сроков давности и других правил, которые благоприятствуют добросовестным покупателям украденных предметов. Истцы, пытающиеся вернуть украденное имущество, полагаются на добрую волю частных коллекционеров. И некоторые частные коллекционеры действительно предпочитают придерживаться Вашингтонских принципов. Одним из таких примеров служит семейная компания Dr. Oetker, производитель хлебобулочных изделий и продуктов питания, которая вернула семь работ наследникам коллекционеров — жертв нацистских преследований.

Как и федеральное правительство, федеральная земля Бавария заявила, что не может просто распорядиться вернуть работы. Министр культуры Баварии Бернд Сиблер заявил: хотя цель исследования провенанса состоит в том, чтобы «вернуть произведения искусства, утерянные в результате преследований, или найти справедливые решения для компенсации», государство «не имеет правовых рычагов для оказания влияния на фонд Георга Шефера с точки зрения реализации Вашингтонских принципов». Точно так же город Швайнфурт «является лишь управляющим музеем, — заявил мэр Себастьян Ремеле. — Мы знаем, что это политически чувствительный вопрос, но у нас нет полномочий действовать».

Ремеле говорит, что музей изъял спорные предметы из выставочных залов, за исключением одного, который выставлен с подробной информацией о его провенансе. Вольф Эйерманн, директор музея, отклонил жалобу Эрингхаус на то, что музей мешал ей обмениваться информацией с коллегами, заявив, что он лишь в одном случае попросил ее не связываться с исследователем в другом музее. «Она приняла участие в нескольких симпозиумах, и никогда с нашей стороны не было запрета на обмен информацией с коллегами», — говорит он. Город сделал своё заявление в январе, после того как Сибилла Эрингхаус ушла, сообщив, что исследование провенанса будет продолжено после того, как завершится цифровая инвентаризация рисунков и гравюр музея.

Отъезд госпожи Эрингхаус был освещен немецкой прессой, и недавно мэр продемонстрировал некоторое раздражение, когда его в очередной раз попросили прокомментировать утверждение, что не предприняты усилия для обеспечения возврата произведений искусства. Как заявил Ремеле, вопрос реституции — «это не то, что должно было занимать» Эрингхаус. «Политическое морализаторство — не ее работа. Ее работа состояла в том, чтобы исследовать историю произведений искусства». Эрингхаус, которая проводила исследования также и для Британского музея, и для Немецкого исторического музея, заявила, что фонд, город и федеральная земля Бавария должны были согласовать процесс реституции до ее приема на работу.

«Нет смысла нанимать исследователя провенанса, если эти вопросы не решены, — говорит она. — Никто не хотел хлопот. Все были заинтересованы в сохранении статус‑кво. Никто не проявил сочувствия к человеческим историям, стоящим за произведениями искусства. Я продолжаю задаваться вопросом: “Вы действительно хотите сохранить эти произведения искусства, принадлежащие людям, которых так ужасно преследовали и которые так сильно пострадали?”» 

nytimes.com