Израильские матери после 7 октября массово обращаются к посмертному оплодотворению: прецедент Ирис Хаим
Ирис Хаим, мать 28-летнего Йотама Хаима — одного из трёх израильских заложников, по ошибке убитых солдатами ЦАХАЛа при попытке побега из плена в Газе, — борется за право использовать его посмертно извлечённую сперму для рождения внука. Как сообщает CNN, эта личная история стала частью более широкой тенденции в Израиле: с начала войны резкий рост обращений к посмертному воспроизводству.
После уведомления о гибели сына офицер в частном порядке сообщил Ирис о возможности извлечения спермы. Процедура была проведена немедленно — получены десять образцов, потенциально достаточных для рождения пяти детей. По словам Ирис, её сын при жизни не раз говорил, что мечтает стать отцом. Это желание стало юридической основой её обращения в семейный суд, поскольку в Израиле не существует чёткой правовой нормы, разрешающей родителям использовать посмертную сперму своих детей без предварительно выраженного согласия.
С 7 октября 2023 года было проведено более 200 подобных процедур. До войны таких случаев в Израиле фиксировалось в среднем не более 20 в год. Министерство здравоохранения упростило правила извлечения спермы, но разрешение на её использование всё ещё требует одобрения суда.
Суд в Эйлате недавно разрешил матери использовать сперму погибшего сына для суррогатного материнства — редкий прецедент, который может повлиять на будущие дела, но пока не изменил юридическую практику в целом.
Многие семьи сталкиваются с двойной болью — потерей ребёнка и неопределённостью правового статуса. Критики такого подхода поднимают вопросы этики, согласия умершего, будущего ребёнка и религиозных запретов. Некоторые юристы предлагают обязать военнослужащих заранее указывать своё отношение к посмертному воспроизводству — как часть стандартных документов, подписываемых при поступлении на службу.
Несмотря на трудности, Ирис Хаим полна решимости. «Каждая мать, потерявшая ребёнка, хочет, чтобы что-то от него осталось — не только фотографии», — говорит она. Для неё это не только личная трагедия, но и акт сопротивления боли, утверждение жизни после ужаса 7 октября. «Произошла катастрофа, — говорит Ирис, — но она не управляет моей жизнью».
Этот случай стал символом новой формы памяти, которую ищут семьи погибших. В стране, где военная служба и утраты стали частью национального бытия, борьба за продолжение жизни из трагедии становится новой реальностью.
