Жить в эту пору ужасную…

Лев Усыскин 25 августа 2016
Поделиться

ИРИНА ГЕРАСИМОВА

Под властью русского царя. Социокультурная среда Вильны в середине XVII века

СПб.: Издательство Европейского университета, 2015. — 344 с.

Название не то чтобы обманчиво, но как бы несет в себе вуальность. Хотя все в нем вроде бы и сказано. «Под властью… царя… среда Вильны» — собственно, в XVII веке такое было лишь раз: с 1655 по 1661 год, когда город был взят штурмом и оккупирован русскими войсками в ходе так называемой Тринадцатилетней войны России с Речью Посполитой 1654–1667 годов. Иначе говоря, это были худшие для города годы за все столетие — годы всесторонней катастрофы: массовой гибели жителей при штурме, последовавших за этим трехдневных массовых грабежей, оттока населения, управленческой анархии, нищеты, нескольких волн чумной эпидемии, перебоев с продовольственным снабжением, — мало что можно к этому добавить. Тем не менее столица Великого княжества Литовского была слишком большим, значительным и богатым городом, чтобы эти невзгоды ее сломили: даже в войну Вильна пыталась, в меру имевшихся возможностей, жить пристойной такому городу жизнью — это экстремальное бытование и стало предметом исследования Ирины Герасимовой.

Читателям «Лехаима», разумеется, интересна еврейская история русской оккупации Вильны — ей как будто посвящена не столь уж большая часть работы, однако именно сравнение с судьбой шести остальных конфессиональных общин города позволяет представить участь виленских евреев с должной рельефностью: выявить как общие, так и специфические черты, избежав попутно идеологически окрашенных крайностей — вульгарной виктимности и столь же вульгарного релятивизма. Скажем, признать с однозначностью евреев наиболее пострадавшей в годы оккупации общиной едва ли удастся. Хотя бы потому, что, например, униатов новая власть вообще не признала допустимой конфессией, конфисковала у них культовые здания и принудила к насильственному крещению в православие под угрозой изгнания из города. Относительно евреев же, вопреки первоначальному царскому распоряжению «жидам не быть и житья никакого не иметь» вскоре последовало иное: «царского величества милость… чтоб вер их и прав и вольностей ни в чем нарушать не велит… и татарам и жидам царскому величеству дани, и оброки… платить … как они плотили польскому королю». Сказанное, однако, вовсе не отменяет факт массовой гибели евреев в ходе резни, устроенной взявшими город солдатами 8–11 августа 1655 года, а равно и бегство из Вильны наиболее состоятельной части еврейской общины, включая авторитетного раввина Моше Ривкеса, описавшего позднее, как убегал с посохом и парой тфилин в руке (он добрался до Амстердама и назад уже не вернулся). Впрочем, таким же примерно образом спасались и представители других конфессий.

Итак, евреи, с точки зрения оккупационной администрации, пришедшей из России, страны с нулевой толерантностью к иудаизму, оказались вполне органичной частью населения — они приносили присягу царю Алексею, нанимались в армию (автор разбирает судебное дело «малого барабанщика» еврея Юрия Обрамова), ссужали администрацию деньгами — особенно в заключительный, наиболее тяжелый для власти русского воеводы период. Ирина Герасимова приводит интересный случай, когда отчаянно нуждавшийся в средствах воевода князь Мышецкий, «дав грамоту евреям Абраму Якубовичу и его сыну Моисею на владение городом Долгиновым… послал туда солдат и подьячего, которые опустошили местные лавки с товарами и, оковав одного из мещан, привезли его в Виленскую крепость».

Напротив, местное население, выросшее в стране, где евреи издавна являлись частью социума, проявило себя в их отношении достаточно негативно: так, посольство виленских мещан, прибывшее в Москву в апреле 1658 года, просило (к счастью, тщетно) царского указа о выселении евреев из города, а начавший ограниченное функционирование в 1657 году магистратский суд отказался разбирать жалобы евреев — впрочем, в приводимом автором книги примере магистрат задержал лиц, обвиняемых виленской еврейкой в краже серебра, и препроводил их к воеводе М. С. Шаховскому, где дело было разобрано по существу, а воры наказаны. Понятны и истоки этой неприязни: для виленских мещан это вопросы конкуренции с местными цеховыми ремесленниками и торговцами. То, что приводило к погромам в 1592, 1634 и 1635 годах. Шляхта же и крестьяне норовили «государевых людей и мещан израйцев рубить». То есть наряду с присягнувшими русскому царю соотечественниками считали евреев агентами оккупантов.

Получается картина, в некотором смысле ломающая наше традиционное представление об отношении евреев к сторонам русско‑польского конфликта 1654–1667 годов: если на Украине сотни, а то и тысячи евреев с оружием в руках противостояли казакам Хмельницкого бок о бок с польскими шляхтичами, то здесь, в Великом княжестве Литовском, симпатии были на иной стороне.

Впрочем, все это окажется типичным для поведения русской администрации на вновь обретенных территориях: и в Западном крае после раздела Польши, и в Средней Азии в середине XIX века русская администрация, чувствуя свою слабость, первоначально станет сотрудничать с евреями, уважая их права, и лишь обретя устойчивую почву под ногами, постепенно перейдет к традиционной политике умеренного госантисемитизма.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Как используется искусственный интеллект для идентификации лиц на фотографиях времен Холокоста

Авраам Суцкевер, один из величайших идишских поэтов 20 века, был опознан на групповой фотографии вместе с другими виленскими интеллектуалами. Во время войны немцы направили Суцкевера в так называемую «Бумажную бригаду» гетто — группу молодых интеллектуалов, которым поручено было собирать оригинальные сочинения известных евреев. Они должны были быть выставлены в музее, посвященном вымершей еврейской расе… Фотография Суцкевера в окружении молодых интеллектуалов Вильны могла быть предана забвению, если бы не N2N.

The Washington Post: Массовое убийство в Москве свидетельствует об амбициях и смертоносной мощи наследников ИГИЛ

Во многих частях земного шара набирает силу созвездие региональных филиалов «Исламского государства» (запрещена в РФ), подпитываемое сочетанием традиционных и новых обид, включающих войну в секторе Газа. Ни «Исламское государство», ни ИГИЛ-Х не связали российские атаки с продолжающимися боевыми действиями в секторе Газа. Но гибель палестинских мусульман во время ответной кампании Израиля против ХАМАСа широко освещалась в социальных сетях как фактор для новых волн террористических атак, в том числе против западных стран.

The New York Times: Он выпустил 95 номеров журнала, скрываясь на чердаке от нацистов

В каждом выпуске были оригинальные иллюстрации, стихи, песни; мишенью его сатиры становились нацисты и нидерландские коллаборационисты. На немецком и голландском языках Блох высмеивал нацистскую пропаганду, откликался на новости с фронтов и высказывал личное мнение о тяготах военного времени.