Забрить нельзя помиловать

Шауль Резник 28 марта 2014
Поделиться
Твитнуть
Поделиться

В 1994 году, после того как на призывном пункте под мои 158 сантиметров и 50 килограммов с трудом подобрали форму, ответственный за распределение новобранцев сказал: «Будешь водителем грузовика». Увидев округлившиеся за не особенно тонкими линзами глаза и кипу на голове, майор передумал: «Будешь координатором по религиозным вопросам».

На протяжении всех трех лет службы моя армейская практика сводилась к проверке соответствия столовых приборов. Вилки и ложки, предназначенные для поглощения молочной пищи, должны были покоиться в голубой корзиночке. Столовым приборам для мясной пищи предназначалась такая же корзиночка, но красная. Еще я мыл синагогу, устанавливал мезузы и докладывал полковому раввину о звонках, поступивших в его отсутствие. Вклад в обороноспособность родной армии выражался в охране оружейного склада: два раза в неделю по четыре часа, с напарником из Сухуми, охочим до раннего периода творчества Вилли Токарева.

А еще у меня есть одноклассник. После окончания школы он пошел в ешиву, через год женился, нарожал детей и лет через десять понял, что стипендии для прокорма подрастающего поколения явно недостаточно. Из ешивы приятель ушел и отслужил несколько месяцев в армии в рамках так называемой «шлав бет» — программы для призыва не особо юных новобранцев. Для человека без формального образования найти доходную работу оказалось непросто. Во время очередного витка напряженности на израильско-ливанской границе экс-ешиботник раздавал противогазы жителям религиозного поселения в центре Израиля.

Очередным клиентом оказался сверстник-хасид. «Сколько тебе платят?» — поинтересовался такой же многодетный отец. Приятель покраснел и назвал цифру. Хасид фыркнул: «За такие деньги я б из ешивы не ушел».

Две эти истории в определенной мере иллюстрируют нынешний масштабный скандал, связанный с желанием израильского правительства призвать в армию ультраортодоксов. Одни неделями не вылезают из блиндажей с видом на Газу, другие, вроде автора этих строк, поют «Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой» и перебирают вилки-ложки. Третьи не идут в армию исключительно потому, что на стипендию ешиботника жить не в пример вольготнее. Четвертые дейст­вительно преданы Торе и являются духовным стержнем нации. Тем временем девиз «Равенство обязанностей» давно стал идеей фикс для политиков и жупелом для ультраортодоксальных граждан.

Когда до и во время Вой­ны за независимость говорили пушки, молчали не только музы, но и идеологи. Ученики ешив аккуратно ставили недо­ученные трактаты Талмуда на полку и сменяли лапсердаки на гимнастерки. Будущий член партии «Дегель а-Тора» раввин Авраам Равиц с 13 лет расклеивал листовки и был членом подпольной еврейской организации «Лехи». Отец атташе израильского посольства в России Яффы Оливицки воевал в составе Еврейского легиона британской армии, а потом примк­нул все к той же «Лехи».

Затем наступило относительное затишье. В 1948 году главы ешив убедили Давида Бен-Гуриона выдать белый билет 400 ученикам ешив при усло­вии, что они будут заниматься исключительно изучением Торы. В те годы речь шла о символических 0,07% от 600 тыс. жителей юного Израиля. Бен-Гурион согласился, тем более что в душе надеялся на всеобщую секуляризацию: пройдет лет десять, ну двадцать, и религиозные евреи просто исчезнут как класс. Однако годы шли, а численность ешиботников-белобилетников росла: 1240 человек в 1953 году, 8200 человек в 1977-м, более 30 тыс. в 1999-м и 62 тыс. по данным 2010 года.

Заволновались все. Среднестатистический обыватель предполагал, что призыв ультраортодоксов позволит сократить срок службы ему, любимому. Государство апеллировало к модели «народной армии», которая была впервые озвучена в середине 1940-х одним из командиров «Хаганы» Йео­шуа Глойберманом: ЦАХАЛ должен выполнять не только оборонные, но и общественные функции, служить плавильным котлом и социальным лифтом одновременно. Отдельные политики (или политиканы?) прибегали к экономической аргументации: семейные и по определению многодетные ешиботники получают сущие гроши, 1000–1500 долларов в месяц, не имея права легально подрабатывать, поэтому призыв в армию будет им во благо, став пропуском на рынок труда.

Сами ультраортодоксы оперировали слоганами. «Изучение Торы — священная обязанность каждого». «Ешиботники защищают Израиль не меньше, чем солдаты». «Призывы к призыву сравнимы с аналогичными действиями царских властей в отношении кантонистов». Параллельно к дискуссии подключились религиозные сионисты: посмотрите на нас, мы и заповеди соблюдаем, и в армии служим!

Одна общественная комиссия сменяла другую. Был принят и отменен «закон Таля», благодаря которому ученики ешив, достигшие 22-летнего возраста, могли выбрать между продолжением учебы и службой в армии. Был сформирован батальон «Нахаль хареди», адаптированный к нуждам ультрарелигиозных солдат: уроки раввинов по вечерам, кошерное питание «глат». Был создан Комитет Пери под управлением бывшего главы Службы внутренней разведки Яакова Пери, рекомендовавшего установить квоту белобилетников, равную 1800 человек в год. Был сформирован Комитет по равенству обязанностей, глава которого, депутат национально-религиозной партии Айелет Шакед, пошла от обратного. Вместо квотирования белобилетников она установила параметры для призыва: 3800 ешиботников в 2014 году, 4500 в 2015-м, 5200 в 2017-м. 

Параллельно начал покрываться трещинами имидж образцово-показательного религиозного сиониста. Пресловутый среднестатистический обыватель (а за ним и СМИ) взвыл: я ношу сапоги и гимнастерку три года, тогда как ученики так называемых «ешивот эсдер», ешив, в которых учеба тесно переплетена со службой в армии, проводят в рядах ЦАХАЛа всего 16 месяцев. Десятый канал ИТВ показал журналистское расследование, изобиловавшее сенсационностью, желтизной и популизмом. У-у-у-у, религиозные солдаты демонстрируют двойную лояльность, авторитет раввинов для них выше авторитета командиров. А-а-а-а, они настаивают, чтобы во время службы ими командовали не девушки, а юноши, что противоречит идеалам равенства и феминизма. Довольные представители ультраортодоксальных партий усмехались в усы и бороды: «Видите, мы ж вам говорили, наивные образцово-показательные евреи, что истинная цель адептов равных обязанностей — ассимиляция религиозных! Айда вместе на демонстрацию против призыва!»

Подвергся критике и «Нахаль хареди», но уже с консервативных ультрарелигиозных позиций. По аналогии со словом «хайдак» («бактерия») было изобретено слово «хардак» (аббревиатура, озна­чающая «легкомысленный ультраортодокс»). Иерусалим и Бней-Брак украсились плакатами, на которых «хардаки» в военной форме разрушали символические стены вокруг религиозного мира или, будучи существами неразумными, прыгали в костер.

Ровно за четыре года до нынешней бучи иерусалимский Институт исследования рынков опубликовал подробный отчет о положении вещей в народной израильской армии. Лишь 20% солдат выполняют классические боевые функции; 20% находятся на административных должностях в глубоком, насколько позволяет территория Израиля, тылу; 41% юношей не призываются по тем или иным соображениям; более половины из числа призвавшихся впоследствии по аналогичным соображениям отбраковываются или демобилизуются раньше времени; 27% из числа погибших солдат… нет, не пали смертью храбрых на одной из многочисленных войн, а покончили жизнь самоубийством; менее 4% от числа резервистов находятся на должном функциональном уровне, поэтому лишь 32 тыс. человек призываются на ежегодные сборы продолжительностью от 26 дней. В среднем на солдата государство тратит 500 долларов ежемесячно, но при этом народное хозяйство теряет 1200 долларов.

Отчет Института исследования рынков завершается на грустной ноте: большинство израильтян выступают за аутсорсинг таких сфер армейского быта, как питание и стирка одежды, но противится превращению народной армии в контрактную. Народ, питающийся хлесткими заголовками, требует, чтобы служили все. Вне связи с реальными значениями КПД. Религиозная его часть отказывается провести ревизию в ешивах и поставить под ружье так называемых «шабабников» — учеников, которые зарегистрированы лишь формально, предпочитая Талмуду работу по-черному и околокриминальную деятельность на окраинах ультраортодоксальных городов.

В километре от моей квартиры сейчас проходит демонстрация ультраортодоксов. Молитвы, плач и компромат на особо рьяных членов кнессета, выступающих за призыв: такая-то не служила, такой-то три года провел в регистратуре. На столбах расклеена контрпропаганда: «Когда ортодоксы отправятся служить, вы будете потеть меньше». Иудейские войны продолжаются.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться
Твитнуть
Поделиться

Commentary: Зиг Хайдеггер

И все же после всех своих громогласных «хайль» в честь фюрера он вышел сухим из воды и сделался тайным послевоенным гуру для экзистенциализма Жана‑Поля Сартра. Сартр — французский левак, которого носила на руках группа адептов из числа правых, — продвигал хайдеггеровскую тарабарщину, возвышая ее до священного писания, автор которого не обязан отвечать на какие бы то ни было вопросы. Ох, когда же найдется Шопенгауэр нашего времени, который разделает Хайдеггера под орех так же едко, как Шопенгауэр Гегеля!

Тихий ректор с громким молчанием

Так ведь мы уже это видели! Как ректор Батлер не заметил сожженных книг, так ныне ректоры не замечают сожженных людей. Мы знаем, к чему приводит это молчание. Но оно снова разливается по аудиториям, как теплая атмосфера оправдания. «Это свобода слова». «Это сложный конфликт». «Мы не можем вмешиваться в политические взгляды студентов». Но разве свобода слова — это право призывать к убийству евреев?

«Анатомия злобы» и психология нацистских преступников

Единой «психопатологии нацизма» не существует. Обвиняемые на Нюрнбергском процессе представляли собой разнородную группу — от душевнобольных до интеллектуалов без совести. Психологические исследования не выявили универсального признака, отличающего нацистского преступника. В этом и заключается главный вывод: зло может быть организованным, идеологическим, но совершаемым самыми разными людьми — не обязательно безумными, но всегда опасными. И ни один тест не даст гарантии, что подобное зло не повторится в ином обличье