Книжные новинки

Время понимать

Ольга Балла‑Гертман 6 августа 2023
Поделиться

Лиз Бехмоарас
Время любить
Перевод с турецкого Аполлинарии Аврутиной. — М.: Книжники, 2023. — 400 с.

Насчет Ромео и Джульетты, даже с поправками на XX столетие, аннотация к книге все‑таки сильно преувеличивает, вплоть до искажения. У еврейки Фриды, родившейся в Стамбуле дочери выходцев из России, и турка‑мусульманина Исмаила — студентов‑медиков в просвещенной, вполне светской Турции 1940‑х — все было и гораздо счастливее, и много сложнее. Кстати, конфликтная ситуация, в которой они оказались, в некоторых отношениях похлеще шекспировской: хотя ни их семьи, ни даже в целом турецкие евреи с коренными турками в середине XX века не враждовали, но непредвиденно смертоносной и неожиданно враждебной оказалась вся среда.

Смертоносным было время: начало действия романа — второй год Второй мировой войны (Турция в ней формально нейтральна, ни один из героев романа в боевых действиях не участвует, но непрямые формы участия в противостоянии воюющих держав были, в романе мы их видим; коснулась же война всех героев без исключения и наложила отпечаток на все происходящее). Обрывается действие в первом послевоенном году. Повествует роман и о националистических, расистских, антиеврейских настроениях в тогдашнем турецком обществе («всех постепенно захватывает антисемитизм», думает Фрида в 1942 году), а также о преследовании людей левых взглядов.

Эти конфликты не остаются для героев внешними — они разрывают обоих изнутри. Каждый из них — а они умные, рефлексирующие, внимательные — все понимает и ничего не может с этим поделать. Отношения Фриды и Исмаила — при страстном, непобедимом, как настоящей страсти и положено, влечении друг к другу — тоже внутренне конфликтны, и с взаимопониманием у них, представителей разных культур и традиций, есть проблемы из числа неустранимых.

«…перестань видеть в своих единоверцах центр мира», — говорит герой любимой женщине в одной из трудных ситуаций, для нее это выглядит как чудовищная слепота. «Но какое все это имеет отношение к нам?» — восклицает он, почему‑то не видя, что победа или поражение немцев в войне для нее в буквальном смысле вопрос жизни и смерти.

Прежде чем окончательно соединиться, герои живут вместе на протяжении шести лет, и за это время их союз проходит очень разные стадии испытаний. Иногда кажется, в том числе им самим, что испытаний он не выдержит.

Они совсем уже не дети, в отличие от героев Шекспира, но за свою любовь и возможность быть вместе тоже заплатили высочайшую цену. Разве что не собственными жизнями — а чужими, по меньшей мере двумя…

Читать роман стоит даже не столько ради сюжета с его конфликтом, сколько ради «собранной» вокруг него, как бы притянутой к большому магниту, огромной массы жизни — чрезвычайно интересной, малоизвестной нашим соотечественникам, зато прекрасно знакомой автору (турчанке еврейского происхождения) как часть фамильной памяти.

Перед нами Стамбул 1940‑х, многоплеменной, многоязыкий, многоукладный, полный противоречий и противостояния между социальными, политическими и этническими группами. Вторая мировая не была личным опытом автора — Лиз Бехмоарас, журналистки и переводчицы. Роман, вышедший на языке оригинала в 2011 году, стал ее дебютом в художественной словесности (до тех пор она работала с темами евреев в Турции, жизни еврейской общины и положения женщины в турецком обществе в других жанрах). Тем не менее время, о котором идет речь, она знает прекрасно и чувствует его воздух. В чем она очень сильна, так это в воссоздании физиологии военного времени, самой его плоти — того будничного хода вещей, в котором только и совершается история: как выглядели стамбульские кофейни, какую музыку люди слушали, что читали, какое кино смотрели, какую одежду носили, как красили, повинуясь требованиям затемнения, лампочки в синий цвет (и это даже казалось, особенно влюбленным барышням, романтичным…) Мы получаем редкостную возможность увидеть события Второй мировой с неожиданного ракурса — турецкими глазами и, так сказать, с изнанки исторической ткани: изнутри повседневного человеческого опыта, в котором исторические элементы неотделимы от личных, эмоциональных, ситуативных, в котором человеку свойственно видеть лишь на короткие дистанции, где слепоты больше, чем зрячести, и, волею судеб втянутый в исторические события, человек бессилен перед ними и обживает неминуемое, раскладывая по полочкам неминуемого собственные, единственные, личные смыслы.

Вторая мировая — скорее фон, хотя смертоносный; у происходящего есть и другие проекции.

Итак, очень живой и подробный Стамбул с его улицами, площадями, набережными (главы романа расписаны не только по месяцам и годам, но и по стамбульским районам, в которых разворачивается действие), с его трамваями, Босфором, Мраморным морем, его запахами. Турецкая политическая жизнь того времени, споры стамбульцев об актуальных событиях и сложность их настроений; выходившая тогда пресса; экскурсы в турецкое историческое самосознание (в 1940‑х и Первая мировая, и турецкая война за независимость были еще частью эмоциональной, личной памяти).

Мы многое узнаем о мировосприятии и самоощущении особо уязвимой социальной группы турецких евреев в годы Второй мировой. Видим их правду, с их собственной, объяснимой слепотой: «Родители видят [в гибели судна “Струма” с беженцами] только еврейскую, но не общечеловеческую трагедию», — думает Фрида. Видим, что турки воспринимают их как чужаков: «Она из меньшинства», — говорит о Фриде брат Исмаила, «как бы давая понять, что это нечто более низкое, чем “иностранец”».

Наконец, очень любопытен показанный здесь автором повседневный обиход именно русско‑турецких евреев — семьи Шульманов, бывших одесситов, бежавших из революционной России в 1921‑м. Ностальгии по отечеству ни один из родителей Фриды не испытывает, оба помнят страшные погромы, жертвами которых стали их близкие. А быт у них в Стамбуле сложился любопытнейший, с причудливым до фантастичности — и притом вполне органичным! — смешением турецких, еврейских и русских элементов.

Первый художественный опыт Бехмоарас, надо признать, несколько неровен. Автору не очень даются диалоги и внутренние монологи, ее герои говорят как‑то одинаково, скованной, книжно правильной речью, будто декламируют со сцены. А обширные экскурсы в медицинскую практику Исмаила — по всей видимости, ценные для развития сюжета — для главной его мысли избыточны.

Но нельзя не признать важные достоинства этого романа. К чести автора, она ничего не упрощает: ни социальных отношений своих героев, ни их душевной жизни. Она не делит их на положительных и отрицательных (далеки от положительности и главные герои, хотя Фрида заметно ближе к ней, чем резкий, властный до жестокости Исмаил). Не делит даже на правых и неправых (ну, кроме того общего соображения, что любовь всегда права, но и это проблематично: автор видит, как она ведет к катастрофе, как из‑за нее рвутся ближайшие, глубочайшие связи: от Фриды отрекается родной отец, от Исмаила — старший брат). Внимательная к их мотивам, автор никого не судит, никого не оправдывает, понимает их всех. Это, пожалуй, самая мудрая позиция из возможных.

 

Роман Лиз Бехмоарас «Время любить» можно приобрести на сайте издательства «Книжники» в Израиле и других странах

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Евреи при османском дворе

Европейские авторы записок об Османской империи отмечают не только влияние евреев при дворе, но также их впечатляющие богатства. Поскольку на Востоке ни жизнь, ни имущество любого человека не гарантировались, то еврею особенно необходимо было иметь могущественное покровительство. Но и оно не всегда спасало.  Даже те евреи, которые приобрели какое-то значение при дворе, жили под постоянной угрозой интриг и расправ, от которых, впрочем, не были гарантированы и турки, и даже члены султанской семьи.

Еврейские общины Измира

В XVI-XVII в.в. в Измире обосновались французские, голландские, рагузские, венецианские, а позднее английские торговцы. Они не знали ни языка, ни местных обычаев. В качестве посредников они брали на службу евреев, иудео-испанское наречие которых имело латинскую основу и позволяло им объясняться и с французами, и с венецианцами, и пр. Один голландец, посетивший Измир в 1675 г., сообщал, что большинство европейцев, живших в этом городе, были голландцами, а их дела вели евреи.

Евреи в первые десятилетия республиканской Турции

В Турции не было черты оседлости, погромов, преследований на этнической и религиозной почве; евреи, в отличие от греков и армян, не подвергались депортациям; в турецких образовательных учреждениях не было процентной нормы, хотя, как уже говорилось, в государственных учреждениях она существовала. В Турции евреи не подвергались судебным репрессиям и расстрелам, как это случилось в СССР с Еврейским антифашистским комитетом, не было гонений на «безродных космополитов». Но, конечно, безоблачным их положение назвать нельзя. В сентябре 1927 года кровавое событие осложнило отношения стамбульских властей с еврейской общиной.