Перед моим мысленным взором встает образ этого замечательного человека и выдающегося ученого‑генетика: распахнутый плащ, неизменный берет, насмешливые добрые глаза, ироничная улыбка, набитый книгами видавший виды портфель, а часто с тем же грузом тяжеленный рюкзак. Он любил непринужденные дружеские сборища, где всегда оказывался в центре внимания. Как громко и заразительно он смеялся над удачной шуткой, анекдотом, веселой историей. И это несмотря на такую нелегкую судьбу.

Владимир Павлович Эфроимсон прошел через все трагические испытания своей страны — гонения, тюрьмы, лагеря, войну. В 16 лет он поступил на биологическое отделение Московского университета и уже с 3‑го курса вел научную работу. В 1929 году студент Эфроимсон выступил на факультетском собрании в защиту арестованного заведующего кафедрой генетики проф. С. С. Четверикова. Это был поступок огромной смелости, если учесть обстановку в стране, непролетарское происхождение студента, репрессированного отца. Из университета его, разумеется, исключили, а в 1932 году арестовали “за участие в антисоветской организации”, имелось в виду посещение философского кружка. Осудили его на 3 года.

До ареста, работая в Москве и Тбилиси, Владимир Эфроимсон предложил метод оценки частоты изменения генов у человека. Опубликовать полученные результаты он не успел, и приоритет открытия мировой важности принадлежит англичанину Дж. Холдейну. Лишь в 1936 году в Ташкенте он смог вернуться к научной деятельности. Трудился он по 16‑18 часов в сутки, и сделано им было за полтора года очень много. Но здесь подоспели гонения на “чистую” генетику, и его увольняют с формулировкой “за малую эффективность научной работы”. С такой характеристикой, ранее судимому за антисоветскую деятельность, найти новое место было весьма трудно. И лишь в 1939 году ему удается заняться генетикой в г. Мерефе на Украине. За две недели до начала войны Владимир Эфроимсон защитил кандидатскую диссертацию.

В августе 1941 года Эфроимсон отправляется добровольцем на фронт. Награжденный орденом Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны второй степени, многими медалями капитан медицинской службы увольняется из армии в ноябре 1945 года. Затем следуют преподавательская и научная деятельность в Харьковском университете и в 1947 году защита докторской диссертации. К этому времени генетику уже основательно громят. Эфроимсона изгоняют из университета и лишают докторской степени. Но безработный ученый не сидит сложа руки. Он занимается анализом огромного экономического ущерба, наносимого стране “новаторствами”, внедренными в народное хозяйство Т.Д.Лысенко.

В 1949 году В. Эфроимсона снова арестовывают. Формальный повод — “клевета на Советскую армию”. Точнее — рапорт, поданный им в Германии весной 1945 года о недопустимых эксцессах в отношении мирного немецкого населения. Сам капитан считал, что отстаивает честь армии.

Тюрьма, лагерь и ссылка вычли из творческой жизни ученого еще 7 лет. Отбывавший с ним в лагере свой срок студент‑медик В. Попов (ныне врач‑рентгенолог) вспоминает, что никогда не видел Эфроимсона в подавленном состоянии, он всегда стремился всех морально поддержать, внушал необходимость выжить. Его загоняли в штрафные бригады, которым приходилось трудиться на лютом морозе. Но и там, в лагерной лаборатории, он умудряется вести научную работу, открыть и описать неизвестную до того времени инфекционную лихорадку. А вечерами находит силы читать заключенным лекции по генетике. Вот что пишет в своем стихотворении “Лагерный университет» студент Попов:

Подогретый общим интересом,
на грядущий неспокойный сон
нам читает лекции профессор.
Он теперь — зэка Эфроимсон…
И сидим на лекциях на этих, впитывая каждый взгляд и звук.
Нам читает лекции генетик —
доктор уничтоженных наук.

В 1954 году Эфроимсон обращается с письмом к Генеральному прокурору СССР. Нет, он не просит о пересмотре своего дела, он просит вызвать его из лагеря для дачи показаний по делу государственной важности — о вреде, наносимом стране “учением” Лысенко. Реакции на его послание не последовало. Но через год, после освобождения он был приглашен к заместителю Генерального прокурора. Ознакомившись с документами Эфроимсона, “компетентные” лица ответили ему, что ничего предосудительного в деятельности Лысенко они не усматривают. Он же продолжает бороться за истинную биологию, посылает заявления в директивные органы, использует при возможности и печать.

В 1956 году Эфроимсон был реабилитирован, но вернуться к научной работе не представлялось возможным. Больше четырех лет ему приходится работать библиографом в Библиотеке иностранной литературы. Ее директора М. И. Рудомино (сейчас библиотека носит ее имя) называли покровительницей “падших ангелов”. Скромная зарплата библиографа спасала тогда многих авторов будущих научных работ. Знание основных европейских языков позволяло В. Эфроимсону знакомить научную общественность с достижениями мировой генетики. В должности библиографа он в основном закончил большой труд “Введение в медицинскую генетику». За эту и другие работы в 1965 году ученый был удостоен одной из самых почетных для генетиков наградой — медалью Г. Менделя.

В 1962 году под нажимом коллег — известных ученых В. Эфроимсону возвращают докторскую степень. Он читает лекции студентам и преподавателям, пишет научные и научно‑популярные статьи. Вернувшись к научной работе, вносит большой вклад в иммуногенетику, генетику психических заболеваний, анализ механизмов злокачественных опухолей. Он выступает и как мыслитель, философ, исследуя становление этических и нравственных основ человеческого общества.

Всю жизнь Эфроимсон увлекался исторической наукой. Прочитав тысячи сниг по истории, сотни биографий великих людей, просмотрев десятки энциклопедических справочников, он обратил внимание на то, что среди людей, сыгравших большую роль в ходе исторического процесса и в культуре (по общему признанию, их около 400), значительно чаще, чем среди других людей, встречаются носители определенных наследственных недугов. Более “прицельное» изучение жизнеописаний знаменитостей привело к поразительным результатам. Ученый обнаружил сначала одну, а потом еще четыре особенности, встречающиеся преимущественно у гениев. Некоторые из них теперь изучены, и уже можно говорить о механизме их действия, т.е. как тот или иной недуг может повлиять на творческую деятельность его обладателя.

Еще в древности было замечено, что подагрой болеют великие полководцы и правители. Загадочная связь между достижениями выдающихся личностей и подагрой оставалась долго непонятной. И лишь в 1956 году было показано, что мочевая кислота, избыточное количество которой в крови и приводит к подагре, по своей химической природе близка к таким известным стимуляторам умственной деятельности, как кофеин и теобромин (присутствует в кофе и чае). Эта кислота отсутствует практически у всех млекопитающих, так как она расщепляется у них особым ферментом, которого нет совсем или очень мало у всех обезьян и у человека. Накопление мочевой кислоты при подагре и является причиной повышенной мозговой деятельности. В среднем на одну тысячу человек приходится три подагрика, а среди гениев эта величина почти в 200 раз больше. Подагрой страдали, например, Колумб, Петр I, Галилей, Ньютон, Бетховен. Это, конечно, не значит, что достаточно быть подагриком, чтобы стать гением; безусловно, необходимы дарование, условия для его развития, огромное напряжение воли, целеустремленность.

Эфроимсон отметил и другие биохимические факторы, стимулирующие творческую деятельность. Он показал, что один человек может быть носителем нескольких факторов, сочетание которых обусловливает повышенную умственную деятельность, как бы двойной и даже тройной механизм (например, у Пушкина). Многое в этой области остается неясным и требует дальнейших исследований.

Ученый много занимался и вопросами, связанными с педагогикой. Он писал, что большинство людей обладает в потенции теми или иными способностями, и подчеркивал, как важно выявлять наследственную одаренность на ранней стадии развития ребенка, прививать ему любовь именно к тому делу, к которому он наиболее пригоден. Для этого необходимо проводить тестирование, позволяющее объективно оценить возможности ребенка и выяснить, в какой области он сможет полнее себя реализовать.

В. Эфроимсон был необычайно интересным собеседником, эрудированным во многих областях знаний. Он обладал исключительной памятью. Часами мог читать наизусть не только стихи (наиболее часто Гумилева, Киплинга), но и прозу — большие отрывки из Достоевского, из “Двенадцати стульев”. Русскую литературу он очень любил и прекрасно знал.

(Опубликовано в № 52 , август 1996)