Книжный разговор

Великий еврейский роман польской христианки

Шалом Гольдман. Перевод с английского Светланы Силаковой 24 апреля 2022
Поделиться

Материал любезно предоставлен Tablet

Польская писательница Ольга Токарчук, лауреат Нобелевской премии по литературе 2018 года, в 2014-м выпустила роман «Книги Якова». В нем автор следует за Яковом Франком, лидером религиозного движения мессианского типа, в странствиях по Европе XVIII века, где он притягивает и пламенных сторонников, и  —  ​их набрался длинный список  —  ​заклятых врагов. Когда роман перевели (при финансовой поддержке Министерства культуры Польши) на иврит и в 2020 году издали в Израиле, эта чрезвычайно сложная и содержательная книга, в ивритской версии занимающая 700 страниц, стала ярким явлением израильской культуры. Английский перевод, над которым работает Дженнифер Крофт, увидит свет в 2022 году
В интернете доступен русский перевод романа под названием «Книги Иакововы». — Примеч. перевод. .

Объявив о награждении Токарчук, Нобелевский комитет похвалил «Книги Якова», роман с подзаголовком «Великое путешествие через семь границ, пять языков и три религии» Полный текст подзаголовка — «Великое путешествие через семь границ, пять языков и три крупные религии, не считая малых иных». — Примеч. перев. , за широчайший охват материала. В заявлении Нобелевского комитета сказано, что Токарчук продемонстрировала «писательское воображение, которое со стремлением к энциклопедической полноте описывает пересечение границ как форму жизни». Одна из этих границ пролегает между иуда­измом и христианством, а исследование того, как ее пересекает Яков Франк, — ​главная тема романа.

Современная граница, родственная вышеупомянутой, разделяет поляков и израильтян. Комментируя публикацию «Книг Якова» в Израиле, Токарчук в интервью журналисту популярной (и популистской) израильской газеты «Исраэль Айом», сказала: «То, что мою книгу издали на иврите, — ​на мой взгляд, самое важное, что с ней произошло». Работа над переводом сама по себе примечательна: издательство («Кармель»), переводчица (Мириам Боренштейн) и научные консультанты (Йонатан Меир из Университета Бен-Гуриона и Авриэль Бар-Левав из Открытого университета) с большим вниманием и тщанием отнеслись к цитатам из раввинистических источников в книге и сверялись с ивритскими подлинниками осуждений Франка.

Токарчук продолжала: «Книга рассказывает об общей истории поляков и евреев». Прекрасно понимая, что эта «общая история» отнюдь не идиллическая, Токарчук добавила: «Многие израильтяне и поляки равнодушны к своей общей истории… Как я считаю, “Книги Якова” — ​лишь одна из множества глав в истории еврейской диаспоры в Европе и Польше — ​отображают бесконечную сложность людских взаимоотношений, которую способна по-настоящему описать только литература».

Ольга Токарчук

В хвалебной рецензии-эссе в «А-Арец» Бенни Циффер сравнил «Книги Якова» с романом Маркеса «Сто лет одиночества». Подобно тому, как этот мастер магического реализма искусно сплавляет мифическое с реальным в биографии персонажей, Токарчук, пишет Циффер, «намеренно переиначивает и искажает хронологию жизни Якова Франка и историю его мессианского движения… Истории и легенды — ​их рассказывают в обоих романах чудаковатые персонажи — ​громоздятся друг на друга, отчего создается впечатление, будто ты, читатель, гуляешь по призрачным облакам вымысла».

Действие «Книг Якова» разворачивается во второй половине XVIII века, в центре повествования  — ​ жизнь Якова Франка, претендента на роль Мессии, и его последователей (впоследствии противники прозвали их франкистами). Учение Франка, опасное для раввинистической доктрины, привлекло тысячи приверженцев, и тогдашние раввинистические лидеры вскоре осудили его, как и, еще раньше,  — ​ учение Шабтая Цви, предшественника Франка. Со временем последователи Франка образовали отдельную религиозную общину, отличную и от иудаизма, и от христианства. В середине XIX века пражские франкисты заметно выдвинулись в Праге, обрели богатство и могущество.

Но прежде чем образовать отдельную религиозную общину, франкисты обратились в католицизм. В сентябре 1759 года Яков Франк принял крещение на публичной церемонии в соборе Лемберга (Львова). После его отступничества еще примерно 3 тыс. евреев, веровавших во Франка, пошли по его стопам, приняв католичество польского образца (цифра эта приблизительная, по весьма осторожным оценкам). В своей книге 2011 года «Разноплеменное множество. Яaков Франк и франкистское движение в 1755–1816 годах» историк Павел Мачейко (Еврейский университет) заметил: «На этом фоне, даже если мы будем руководствоваться самыми консервативными оценками, масштаб обращений франкистов поражает. Никогда раньше Речь Посполитая не видела массового вероотступничества евреев; обычно принять христианство решались или одиночки, или  —  ​изредка  — ​ нуклеарные семьи».

Но в случае франкистов  —  ​что примечательно  —  ​от веры отступилась еврейская община целиком. Это произвело сильнейшее впечатление как на евреев, так и на христиан. Мачейко отмечает: «Крещение франкистов восприняли как эпохальное событие, уникальное и по масштабу, и по последствиям для теологии. Даже самые ревностные католические священники прекрасно знали, что за подавляющим большинством обращений евреев на протяжении столетий стояло не признание истины, которую несет христианство, а желание продвинуться в обществе или избежать гонений».

Как отмечал Гершом Шолем (1897–1982), великий историк еврейского мистицизма, саббатианство и франкизм представляли собой родственные мессианские движения, оспаривавшие нормативную еврейскую мысль и оказавшие на нее влияние. За 100 лет до того, как франкисты отступились от своей веры и перешли в католичество, еще больше евреев обратились в ислам после того, как Шабтай Цви «надел тюрбан» и стал мусульманином. В теологии, разработанной последователями Шабтая Цви, а среди них были несколько выдающихся раввинов, приход Мессии смягчал, если не отменял строгие правила раввинистического закона. Хотя после вероотступничества Шабтая большинство последователей покинули его мессианское движение, было и много таких, кто по его примеру принял ислам. Эти новообращенные (по-турецки их называли «дёнме») жили по мусульманскому укладу, в то же время втайне придерживаясь саббатианского еврейско-мусульманского синтетического учения. Средоточием этого синтетического учения была вера в то, что Шабтай Цви, несмотря на его вероотступничество,  —  ​Мессия, а его «сошествие в ислам»  — ​ необходимое условие искупления. Спустя 100 лет после вероотступничества Шабтая Цви появился Яков Франк  —  ​новый претендент на мессианский венец. Его «сошествие в христианство» должно было возвестить об окончательном искуплении.

Яков Франк

Как отметил историк Мачейко, Яков Франк, родившийся в Польше, в молодости прошел обряд посвящения в группу саббатианцев в Никополисе (Османская империя). Вскоре после посвящения он присоединился к кружку Берухии Руссо, внука Шабтая Цви. Франк, выделявшийся неугомонным и мятежным нравом даже в мессианском тайном обществе, покинул земли Османской империи и вернулся в Польшу. Там он наладил связи с саббатианцами и создал свою форму мистического мессианизма.  Франк предписывал группе своих приверженцев — ​а она разрасталась  —  ​выполнять предписания религии шиворот-навыворот. Вот несколько из этих новаций: есть запретную пищу, пировать в дни поста, выходить за рамки общепринятого в интимных отношениях. А раввинистические оппоненты утверждали, что франкисты устраивают оргии на шабат и еврейские праздники,  — ​ словом, дальше некуда. И, похоже, есть доказательства, что в этих обвинениях было зерно истины. В романе Токарчук не стесняется приводить срамные подробности этих нарушений сексуальных табу. 

Раввинистические авторитеты осудили франкистов как еретиков, а в 1756 году отлучили их (наложили на них запрет  —  ​херем). В ответ Яков Франк, действуя все напористее, перешел в контратаку. Он заручился помощью католической церкви, чтобы опровергнуть утверждения раввинистического совета, наложившего херем на него и его последователей. В результате состоялся публичный диспут между франкистами (они назвали себя контрталмудистами) и делегацией видных раввинов — ​под эгидой церкви. Среди принципов веры, выдвинутых участниками диспута с франкистской стороны, был и такой: «Раввины старых времен стремились разъяснить Ветхий Завет. Их разъяснения известны под названием Талмуда и содержат немало лживого, нелогичного, а также много чуши и враждебных отзывов о Б-ге и его учении». Этому утверждению в христианстве предшествовало множество подобных, как и позднейшему утверждению франкистов, что для еврейских обрядов требовалась кровь христиан. Неудивительно, что церковные иерархи объявили франкистов победителями в диспуте. И вот одно из его последствий  —  ​книги Талмуда стали сжигать публично.

И в саббатианском, и во франкистском мировоззрении распространена идея «искупления через грех». Эта парадоксальная концепция наиболее четко изложена в одноименном эссе Гершома Шолема 1935 года. В основе вероотступничества Шабтая Цви и массового обращения его последователей лежала, на взгляд Шолема, «некая беспримерная теология иудаизма». Согласно этой теологии, Мессия уже пришел и вскоре даст людям «новую Тору»  — ​ а значит, как и в христианстве, законы старой Торы более неприменимы. Кроме того, старый закон следовало вывернуть шиворот-навыворот. То, что было священным, теперь следовало осквернить, а то, что прежде считалось скверной, теперь сделалось священным. И в результате нравы приверженцев этих идей подкидывали писателям богатейший материал. Ольга Токарчук  — ​ не первая, кто увлекся этой историей. В середине 1930-х идишский писатель Исаак Башевис-Зингер публиковал в периодике, отдельными главами с продолжением, роман о Якове Франке. Позднее, поскольку «порнографические» пассажи в романе вызвали нарекания, Зингер решил не выпускать роман книгой. Более удачно сложилась судьба его романа о саббатианском мессианизме в Польше — ​«Сатана в Горае» Исаак Башевис-Зингер. Сатана в Горае: повесть о былых днях. М.: Книжники ; Текст, 2009. — Примеч. перев.

Комментируя свое решение удостоить Токарчук Нобелевской премии, Нобелевский комитет назвал «Книги Якова» ее главным произведением. Польских либералов обрадовало, что премию получила женщина, да еще и либеральных убеждений. Напротив, польские правые  — ​ политики и традиционалисты  — ​ осудили Токарчук и ее роман. 

Хотя Польша уже 18 лет состоит в Евросоюзе, настроения в польском обществе отнюдь не соответствуют установкам ЕС. Многие поляки отвергают либеральные нормы. В Польше усиливаются антииммигрантские настроения, а демократические идеалы под угрозой. Круги польских правых националистов хотели бы пересмотреть трактовку Холокоста, о чем свидетельствует и закон 2018 года, согласно которому признавать участие поляков в Шоа — ​преступление. Как отметил в начале 2022 года Джонатан Тобин, «всякий, кто говорит об антисемитизме поляков или их насильственных преступлениях против евреев, может быть отдан под суд». А Европейская организация по делам прав гомосексуалов назвала Польшу самой гомофобской страной Европы. Но меж тем как Польша, где с 2015 года находится у власти партия «Право и справедливость», разворачивается вправо, некоторые из выдающихся польских интеллектуалов сопротивляются этим тенденциям, а также их антииммигрантским, антисемитским и анти-ЛГБТК проявлениям. Ольга Токарчук сражается в передовых рядах этого сопротивления.

«Книги Якова», несомненно, переведут на много языков, но ивритский перевод останется, как заметила Токарчук, важнейшим событием в истории книги. О некоторых переводах мировой классики на идиш, сделанных в XIX веке и начале ХХ столетия, говорили в шутку, что в них оригинал «переведен и улучшен»  — ​ «фартайчт унд фарбессерт» (так часто значилось на афишах «Короля Лира» и других пьес Шекспира в варшавском идишском театре). Что-то вроде этого (но всерьез) я сказал бы об ивритском переводе романа Токарчук. 

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

The New Yorker: Романы Ольги Токарчук — против национализма

«Когда живешь здесь, в центре Европы, где приходят, уходят и все крушат на своем пути армии, культура становится чем‑то вроде клея, — сказала Токарчук, пока мы ехали в машине. — Поляки знают, что без культуры им как нации не уцелеть». Нация, скрепленная патриотической поэзией Мицкевича, — или мифологией гордого народа, который остается единым, даже когда его землю разоряют армии завоевателей, — пожалуй, подобна надколотой вазе: пока клей не раскрошится, пользоваться ею можно, но прочной ее вряд ли назовешь. Но, если польской культуры нет без украинской или еврейской культуры, что происходит, когда эти меньшинства подавляются или истребляются?