Фрагмент из книги Ронана Фэрроу «Поймай и убей: ложь, шпионы и заговор ради защиты хищников», которая выходит в октябре в издательстве Little, Brown and Company.

Одним холодным днем в конце 2016 года двое мужчин сидели в уголке в «Кафе Наргис», русско‑узбекском ресторане в Шипсхед Бэй, в Бруклине. Интерьер изобиловал сувенирами с Востока, на кафеле были изображены сцены крестьянской жизни: бабушки в платках, пастухи с овцами. На веревочке висел бело‑голубой керамический глаз — амулет от сглаза.

Один из собеседников был из России, другой — украинцем; оба родились в Советском Союзе эпохи распада. Роман Хайкин, русский, был невысок, подтянут и лыс, со вздернутым носом и темными глазами. Все остальное в нем было невыразительно: тонкие брови, бескровное лицо. Родом он был из Кисловодска. Игорь Островский, украинец, был повыше и полнее. Его нестриженые курчавые волосы непослушно вихрились. Его семья эмигрировала в США в начале 1990‑х. Островский был любопытен и часто совал нос в чужие дела. Так, в старших классах он заподозрил, что несколько одноклассников продавали украденные номера кредитных карт, и помог правоохранительным органам поймать нарушителей.

Хайкин с Островским говорили на английском с акцентом и с вкраплением русских выражений. «Красавчик!» — часто восклицал Хайкин. Оба занимались всякими махинациями и слежкой. В 2011 году Островский, частный детеквтив, оказался без работы. Он погуглил «русский частный детектив» и наугад отправил письмо Хайкину, возглавлявшему фирму InfoTactic, с просьбой о работе. Хайкину понравилась наглость и напор Островского, и он стал нанимать его заниматься слежкой. Работник и работодатель встречались в «Наргисе», чтобы обсудить дела.

За тарелкой кебаба Хайкин рассказал, что начал работать субподрядчиком для нового клиента, фирмы, которую он не назвал, но которую считал крупным бизнесом. «Я связался с крутыми пацанами, — сказал Хайкин. — Всякие темные дела». Ему пришлось освоить новые методы. Он научился добывать банковские выписки и данные кредитной истории. У него были способы отслеживать местонахождение телефона через данные геолокации. Он сказал, что трюки с телефонами стоят по несколько тысяч долларов, если имеешь дело с марками попроще — дешевле, а с трудноуловимыми — дороже. Хайкин рассказал, что уже использовал этот метод, когда один член семьи нанял его, чтобы найти другого. Островский подумал, что Хайкин, верно, преувеличивает. Но как бы то ни было, ему, Островскому, была нужна работа, а Хайкину были нужны люди, чтобы работать на этого таинственного нового заказчика.

В октябре 2016 года, когда журналисты набросились на обвинения в сексуальных домогательствах и насилии, предъявленные кинопродюсеру Харви Вайнштайну, Вайнштайн и его адвокаты наняли «Черный куб», израильское частное детективное агентство. Поначалу, по словам источников, близких к «Черному кубу», агентство сочло, что его наняли для противодействия кампании по очернению Вайнштайна и собиралось сосредоточиться на его деловых конкурентах. Но вскоре агентство начало получать задания шпионить за женщинами, выступившими против Вайнштайна с обвинениями в сексуальных домогательствах, а также за журналистами, расследующими эти обвинения. «Черный куб», в штат которого входили бывшие сотрудники Моссада и других израильских разведывательных и военных ведомств, специализировался на обмане и дезинформации, в том числе используя подставные компании и оперативников, выдававших себя за других людей. (Вайнштайн отрицал «любые обвинения в сексуальных контактах без обоюдного согласия».)

Найм «Черного куба» был лишь частью масштабных усилий, которые Вайнштайн предпринял, чтобы замять обвинения в сексуальных домогательствах. Он также нанял частную детективную фирму, соучредителем которой был Джек Палладино, известный тем, что занимался дискредитацией женщин, обвинивших президента Билла Клинтона в неподобающем сексуальном поведении. Работая на Вайнштайна, фирма Паллаидно готовила досье как на женщин‑обвинительниц, так и на журналистов. Под видом сбора информации для будущей книги о своей компании Вайнштайн также нанял нескольких своих прежних сотрудников с тем, чтобы те составили список людей, способных угрожать репутации Вайнштайна, а затем связались с этими людьми. В список вошли репортеры «Нью‑Йоркера», «Таймс» и «Нью‑Йорк мэгэзин», актрисы Роуз Макгоуэн, Розанна Аркетт и Аннабелла Сциорра, а также люди, которые могли бы подтвердить показания этих женщин.

И все же «Черный куб» играл главную роль в планах Вайнштайна, надеявшегося замять все эти истории. Вайнштайн поделился с израильским агентством списками женщин, способных дать против него показания, и журналистов, расследующих эти ситуации, а агентство передало их сети оперативников, работающих по всему миру. «Нью‑Йоркер» уже писал о том, что среди этих оперативников был журналист, специально нанятый «Черным кубом», и квалифицированный шпион, работающий под разными личинами, дабы получить доступ к обвинительницам и журналистам. «Черный куб» нанял также Хайкина с Островским как субподрядчиков — они должны были организовать слежку за людьми из подготовленных списков. Осенью 2017 года я написал серию статей о Вайнштайне и его армии шпионов. Когда вышла первая из них, Хайкин и Островский стали следить за моим домом и следовать за мной до редакции NBC, где я работал корреспондентом, а позже — до редакции «Нью‑Йоркера». В какой‑то момент Хайкин заявил, что успешно использовал мой мобильный телефон, чтобы определить мое местонахождение. (Источник, близкий к «Черному кубу», сообщил, что агентство не знало об отслеживании сотовых телефонов и не поручало своим наемникам этим заниматься.) Хайкин с Островским занимались также контрнаблюдением, следя за тем, чтобы оперативников «Черного куба» никто не «пас», когда они отправлялись на свои встречи в отельных лобби или фешенебельных ресторанах Манхэттена. Во время этих встреч Островский тоже заказывал себе блюда — одно из преимуществ его работы, — в то же время подслушивая и записывая беседы оперативников. Некоторые из этих встреч не были связаны с Вайнштайном и касались каких‑то удаленных регионов — Кипра, Люксембурга, России. Для Островского его работа была покрыта мраком тайны — он был низшим звеном в цепочке и не знал, зачем он следит за этими людьми и на кого он в конечном счете работает.

Большую часть своей жизни частный детектив Островский занимался более примитивной работой: искал компромат для дел об опеке или улики в случаях афер со страховкой, шпионил за неверными супругами. В первые месяцы 2017 года, после того как Островский возобновил работу на Хайкина, он в основном получал такого рода задания, за которые ему платили тридцать пять долларов в час плюс расходы. А летом 2017‑го Хайкин начал давать Островскому поручения, исходившие от анонимного нового клиента. Хайкин не вдавался в подробности. Иногда он присылал скриншоты с адресами, номерами телефонов, датами рождения и биографическими данными людей, за которыми Островский должен был шпионить. Зачастую скриншоты содержали сведения о супругах и других членах семьи. Хотя Островский этого не знал, информация была извлечена из тех досье, которые «Черный куб» составлял для Харви Вайнштайна.

Тем же летом, когда я брал интервью у жещин, выдвинувших обвинения против Вайнштайна, и у его бывших коллег, Островский и Хайкин взяли за обыкновение встречаться на рассвете возле моего дома, в Верхнем Вест‑Сайде. Иногда они сидели в машине Хайкина, серебристом Nissan Pathfinder. Иногда приезжали на разных машинах. Если я выходил из дома, Хайкин следовал за мной, а Островский оставался следить за квартирой. При этом они оставались на связи друг с другом, обмениваясь текстовыми сообщениями.

Детективам выдали мои фотографии, и они провели собственный поиск: мониторили мои экаунты в социальных сетях, а также экаунты моих друзей и родственников, с тем чтобы проследить мои перемещения. Парочка сидела в машине перед моим домом, беспрерывно куря и жуя бейгели из ресторанчика за углом. Слежка продолжалась часами, они не могли даже отлучиться в туалет. «Придется воспользоваться бутылкой, — написал однажды Островский Хайкину. — Если ты рядом, я еще подожду». Пришлось ему все‑таки воспользоваться бутылкой.

Иногда Хайкин и Островский спорили по телефону или в текстовых сообщениях о том, как лучше вести слежку. Однажды утром они, полагая, что я нахожусь на телешоу «Сегодня», которое снимают в Рокфеллер‑центре, обсуждали, нужно ли туда ехать. «Стоит ли это того? Чтобы застукать его на выходе из здания?» — писал Хайкин Островскому. «Там очень многолюдно, в Рокфеллер‑центре, — отвечал Островский. — У нас не столько людей, чтобы следить за всеми входами и выходами».

Временами детективы попадали впросак. Однажды Островский и Хайкин заприметили одного из моих соседей, с которым я имел некоторое сходство. Он выходил из дома, и они бросились за ним. Островский ехал на машине, снимая человека на видеокамеру Panasonic, а Хайкин шел пешком. В другой раз, когда Островский был один на дежурстве, он снова стал преследовать того же соседа, идя за ним так близко, что мог бы дотронуться. Заподозрив ошибку, Островский набрал мой номер. Я был у себя дома и ответил на звонок с незнакомого номера. На мое «алло?» звонивший коротко ругнулся по‑русски и бросил трубку. Я положил телефон в замешательстве. А внизу по улице шел мой сосед, не подозревая, что за ним только что следовал частный детектив.

«Похоже, ошибка, — написал Островский Хайкину, — возвращаюсь к дому». Сидя в своей машине, он еще погуглил, стараясь найти мои фотографии получше, и понял, что обознался. «Нашел хорошую фотку, будем ею пользоваться и будем в шоколаде», — написал он своему боссу и отправил фотографию с изображением меня и моей сестры Дилан в возрасте примерно 4 и 6 лет на руках у наших родителей. Хайкин ответил: «Смешно». А потом, чтобы удостовериться, что Островский все же пошутил, отправил ему скриншот с моей датой рождения.

Я был не единственным, за кем следили Островский и Хайкин. Они также выставили счет за несколько часов слежки за Джоди Кантор, корреспонденткой «Таймс», которая тоже писал о Вайнштайне; детективы фотографировали ее, когда она ехала в метро на работу.

Однажды утром в августе 2017 года Хайкин позвонил Островскому и сказал ему, что теперь они будут полагаться на новую тактику наблюдения: они будут использовать мой мобильный телефон. Островский вспомнил, как прошлой осенью Хайкин хвастался, что знает способ получить геолокационные данные телефона. Вскоре после того дня Хайкин начал посылать Островскому скриншоты карт, помеченные точками, с указыванием широты, долготы и нахождения движущейся цели. Хайкин, похоже, нашел способ отследить мой телефон.

«Это где‑то рядом с Всемирным торговым центром, — ответил Островский Хайкину, получив карту. — Еду туда». И потом: «Есть информация, где его ждать, откуда он должен выйти?» «Нет сведений», — ответил Хайкин. «Ок, поищу на месте».

Информация, которую Хайкин передал Островскому, была верна. В тот день я действительно был там на первой встрече с Давидом Ремником, редактором «Нью‑Йоркера», — мы обсуждали мои статьи о Вайнштайне, который журнал со временем напечатает. Я был на взводе. В последние недели я начал подозревать, что за мной следят. Мой управдом сказал мне, что видел людей, притаившихся у подъезда. Мне советовали обзавестись пистолетом и съехать с квартиры.

В день встречи с Ремником в мой телефон неожиданно посыпались текстовые сообщения. «Опрос: следует ли объявить импичмент Трампу?» — вопрошали они, одно за другим. «Ответьте, чтобы проголосовать. Чтобы отписаться…» И каждое приходило с нового номера. Я удалял одно за другим, потом попробовал ответить, чтобы отписаться, но это не помогло. В то же самое время, хотя я об этом не подозревал, Хайкин отправлял Островскому карты, точно фиксирующие мое местонахождение.

Вышел со встречи я в тревожном состоянии. Полагая, что за мной уже следили в метро, я решил взять такси. Отъезжая на такси в сторону центра, я проехал прямо мимо Хайкина и Островского, поджидавших меня у выхода из редакции «Нью‑Йоркера».

В октябре‑ноябре 2017‑го «Нью‑Йоркер» опубликовал статьи о попытках Вайнштайна оградить себя от обвинений и расследования. В одной из них рассказывалось о том, что Вайнштайн поручил агентству «Черный куб» следить за мной, за Джоди Кантор и за другими журналистами, расследующими обвинения продюсера в сексуальных домогательствах. Но о том, что «Черный куб» в свою очередь нанял Хайкина и Островского, чтобы следить за мной, я узнал лишь летом 2018 года.

В июле того года я запостил в соцсетях фото сковородки марки «Черный куб» и приписал: «Покрытие, устойчивое к царапинам. Может использовать чужие имена и подставные компании для извлечения информации».

Несколько недель спустя мне позвонили. Абонент определился как «Аксиома». Затем пришло сообщение: «Я хочу пообщаться с вами напрямую и приватно. Это касается сковородки, устойчивой к царапинам. Иногда я готовлю, и черное покрытие пугает меня».

В ответ я спросил: «Можете ли вы сказать еще что‑то о себе?»

«Могу сказать, что я занимаюсь слежением, — последовал ответ. — Нам нужно встретиться, соблюдая осторожность, удостоверившись, что за нами не следят».

Через несколько дней я уже ждал этого человека в одном бразильском ресторанчике. Мой телефон зазвонил, номер был скрыт, но на экране появилось слово «Аксиома». Я ответил.

«Не делайте заказ, — произнес мужской голос. Я огляделся, но никого не увидел. — У вас сумка через плечо, светло‑голубая рубашка и джинсы потемнее», — сказал он и попросил меня выйти из ресторана и медленно идти против движения.

Выйдя на улицу, я повернул голову и попытался посмотреть, кто идет за мной. «Не оглядывайтесь», — сказал мне этот человек слегка раздраженно. Он руководил мной, то звоня, то присылая сообщения. «Я буду отставать от вас на полквартала, поэтому ждите по минуте на перекрестках. Я должен убедиться, что одни и те же люди не появляются на нашем пути. Не оборачивайтесь, просто идите естественно, против движения». Потом он сказал мне зайти в подвальный перуанский ресторан, где не ловил телефон. «Попросите столик в глубине, в самой глубине зала», — сказал он. Я сделал, как мне было сказано. Через десять минут напротив меня сел человек. Брюнет с курчавыми волосами, несколько полноватый. Он говорил с заметным украинским акцентом.

«Я заинтересованная сторона», — сказал мне Островский и подтолкнул ко мне свой телефон, предложив посмотреть фотографии. Там был мой дом, дверь моего подъезда, мой управдом, а также серебристый «ниссан», в котором сидели двое: темный пухлый Островский и бледный и лысый Хайкин. Островский пояснил, что они работают в частном сыскном агентстве, зарегистрированном в Нью‑Йорке. «Но на заключительных отчетах “Черный куб” ставит свое имя», — сказал он. Островский прочитал мою статью в «Нью‑Йоркере» и опознал список объектов слежки. Он отправил ссылку Хайкину и потом припер его к стенке. Тот был явно недоволен, но в конце концов сказал: «Ну что ж, теперь ты знаешь, на кого мы работаем». (Источник, близкий к «Черному кубу» заявил, что InfoTactic была лишь одним кусочком пазла в сложной схеме операций агентства и что это обычная практика — нанимать местные детективные фирмы для слежение и контрслежения.)

Островский поведал мне, что заурядная слежка, которой он раньше занимался, «может и не очень этична, зато легальна». А вот работая на «Черный куб», он почувствовал себя иначе. «Боюсь, что это может быть незаконно», — сказал он и описал их попытки выследить меня — очно и через мой телефон. Он сказал, что вообще‑то осуждает тактику, которая была использована против меня. И не только меня: хотя работа на Вайнштайна была закончена, Островский продолжал следить за людьми для «Черного куба» и хотел бы узнать, зачем.

Он зачитал мне список объектов слежки с датой и временем каждого сеанса. Большинство встреч проходило в ресторанах фешенебельных отелей, где Островский наблюдал за встречами агентов «Черного куба» с людьми, которые, по‑видимому, были специалистами в области технологий и киберпреступности, в частности, в том, что касается взлома и мониторинга мобильных телефонов. Островский сказал, что информация, которую ему сообщали, была крайне ограничена. Он боялся, что за ним следят и что «Черный куб» узнает, что мы встречались. Прежде чем войти, он тщательно осмотрел территорию вокруг ресторана.

Я тоже стал осторожнее и попросил коллегу идти за мной и последить за рестораном, пока мы там сидели. Вышли мы оттуда по отдельности, с интервалом в 10 минут. Потом позвонил мой коллега и сказал, что видел человека, который явно следовал за мной и Островским до ресторана, а потом больше часа ждал снаружи, пока мы там сидели.

Островский не хотел называть мне имя своего босса. Но на фотографиях, которые он мне показало, было уже достаточно информации, чтобы вычислить, кто это. Забив в Гугл имя Роман Хайкин, я наткнулся на рекламный ролик. В нем лысый человек с русским акцентом рассказывал о себе: «Я тот парень, который выполняет задания. Я — человек действия. Меня зовут Роман Хайкин, и я — основатель компании InfoTactic Group».

Под техно‑бит Хайкин пообещал клиентам «лучшее, высокотехнологичное оборудование для слежения». Стараясь косить под Джеймса Бонда или Итана Ханта, Хайкин шнырял сквозь толпу. Это была на редкость дрянная игра. «Когда я был маленьким и только научился читать, — рассказывал Хайкин, — я поражал родителей способностью запоминать текст моей любимой книги — «Шерлока Холмс». (Хайкин отклонил неоднократные просьбы дать комментарий. Его адвокат сначала подтвердил сведения, представленные ему в ходе проверки фактов, но затем вдруг заявил, что информация неверна, не уточняя деталей.)

В последующие месяцы Островский продолжал передавать мне информацию о работе InfoTactic на «Черный куб» и о встречах агентов «Черного куба» с экспертами в области новых технологий. Иногда я даже ходил поглядеть на эти встречи издалека. Мы с Островским встречались в маленьких подвальных ресторанчиках, иногда, впрочем, сразу же уходили оттуда и продолжали беседу, прогуливаясь по улицам. Один раз мы с ним сидели в лобби отеля и разговаривали в течение примерно получаса, а потом он резко встал и ушел. Вернулся он очень взволнованный и сказал, что нам нужно уходить, — он заподозрил, что двое мужчин, сидящих по соседству, следят за нами. Они выглядели как профессионалы и слишком пристально на нас смотерил. Мы взяли такси, а потом сразу же — другое такси. Островский попросил таксиста остановиться на обочине Вест‑Сайдского шоссе, чтобы посмотреть, нет ли «хвоста»: вдруг кто‑то встанет за нами или замедлит скорость.

Однажды Островский рассказал мне, что «Черный куб» попросил Хайкина найти шпионскую ручку, которая может незаметно записывать аудио, и показал мне фотографию ручки, которую они нашли. Это была черная ручка с серебристой клипсой — ничего особенного, если не присматриваться, но если присматриваться, можно было углядеть несколько отличительных признаков, например, узкое хромированное кольцо на корпусе.

В январе 2019 года, вскоре после того как Островский рассказал мне о шпионской ручке, его работа в «Черном кубе» пошла наперекосяк. Ему поручили проследить за встречей между агентом «Черного куба» и Джоном Скотт‑Рейлтоном, исследователем из правозащитной группы Citizen Lab, исследующей применение технологий, угрожающих открытости и безопасности Интернета и правам человека. Агент «Черного куба», мужчина средних лет с аккуратной седой бородкой, выдавал себя за человека по имени Мишель Ламберт из Парижской агротехнологической фирмы CPW‑Consulting. Он сказал Скотт‑Рейлтону, что хочет встретиться с ним по поводу его докторского исследования по использованию камер, установленных на воздушных змеях, для создания карт.

В ходе обеда агент старался повернуть разговор на тему Citizen Lab и усилий лаборатории по разоблачению незаконных, но поддерживаемых государством попыток добывать личные данные и следить за журналистами. Например, лаборатория недавно сообщила, что программное обеспечение, разработанное израильской кибер‑разведывательной компанией NSO Group, было использовано для взлома айфона друга журналиста Джамаля Хашогги, и это произошло незадолго до того, как Хашогги был убит саудовскими оперативниками. Это сообщение вызвало резкую общественную критику компании NSO, которая отрицала, что ее программное обеспечение использовалось для слежки за Хашогги, но в то же время отказалась сообщать, продавала ли она программное обеспечение саудовским госструктурам. На встрече в отеле агент «Черного куба» стал расспрашивать собеседника, почему Citizen Lab разоблачила NSO Group: нет ли «расистского элемента» в том, что Citizen Lab сосредоточила свои усилия на израильской компании. Он попросил Скотт‑Рейлтона изложить свои взгляды на Холокост. В ходе разговора агент достал черную ручку с серебристой клипсой и хромированным кольцом на корпусе и положил ее перед собой, направив острием на Скотт‑Рейлтона. С соседнего столика Островский наблюдал за встречей и незаметно фотографировал.

Но Скотт‑Рейлтон, который счел просьбу о встрече подозрительной, тоже с самого начала записывал агента «Черного куба». Более того, он привел с собой своих людей. Рафаэль Сэттер, журналист из агентства Associated Press, с которым Скотт‑Рейлтон работал, сел за другой столик со своим оператором, который стал снимать встречу. В какой‑то момент Сэттер обратился к агенту «Черного куба», заявив, что его прикрытие раскрыто. Островскому позвонил Хайкин: «Наш парень спалился! — сказал он. — Срочно помоги ему выбраться из отеля».

Незадачливый агент спрятался в подсобном помещении и затем выскользнул через служебный вход, пока Островский подгонял машину. Островский подхватил агента с его багажом и стал ездить кругами, стараясь стряхнуть возможный «хвост». Агент лихорадочно звонил, пытаясь купить билет на ближайший рейс из Нью‑Йорка. Островский заметил бирку у того на багаже; на бирке значилось имя Альмог и домашний адрес в Израиле. Агент оказался крайне неаккуратен. Это было его настоящее имя — Аарон Альмог‑Асулин, израильский офицер службы безопасности в отставке. Как выяснилось впоследствии, он участвовал во многих операциях «Черного куба».

«Черный куб» и компания NSO Group будут отрицать свою причастность к операции, направленной против Citizen Lab. Однако Альмог‑Асулин присутствовал на многих встречах, о которых Островский рассказывал мне в предшествующие месяцы и которые были направлены против тех, кто критиковал NSO Group и утверждал, что разработанное компанией программное обеспечение используется для слежки за журналистами.

Руководство «Черного куба» было в ярости из‑за проваленной операции и приказало всем, кто знал о ней, немедленно пройти проверку на детекторе лжи. Островский позвонил мне крайне встревоженный: он считал, что его наверняка раскроют, это только вопрос времени. Он хотел рассказать о том, что знал, и не только журналисту. Он уже пытался связаться с ФБР, но агенты ФБР не отнеслись к нему серьезно, один просто бросил трубку. Он спрашивал, нет ли у меня в правоохранительных органах контактов получше. Я отправил ему имя одного чиновника в Южном округе Нью‑Йорка. Вскоре после нашего разговора Островский нанял адвоката по защите осведомителей и вызвался выступать в качестве свидетеля.

Недавно мы с Островским встречались во французском бистро в Верхнем Вест‑Сайде. Островский выглядел так, будто не спал несколько ночей. Я спросил его, почему он решил установить контакт со мной, а потом и с правоохранительными органами. «Я хочу читать новости и не думать, что кто‑то направляет ствол в затылок журналисту, решая за него, что ему писать и что писать не стоит», — сказал Островский. «Я приехал из такой страны, где те, кто у власти, контролируют, что пишут газеты. И я ни за что не хочу, чтобы то же самое случилось в стране, которая дала шанс мне, моей жене и моему сыну».

У Островского и его жены недавно родился мальчик, американец в первом поколении. «Я случайно оказался на этой работе, где мы должны были следить за репортерами, чьи статьи я читал, которые, как мне казалось, делали что‑то честное и хорошее, — сказал Островский. — Если кто‑то хочет посягнуть на это, это значит посягнуть на мою страну и на мой дом».

Он рассказал мне, что отказался пройти проверку на детекторе лжи для «Черного куба» и после этого InfoTactic перестала давать ему работу. Сейчас он решил открыть собственную фирму: Ostro Intelligence. Он по‑прежнему будет частным детективом, но у его деятельности будет и общественное значение. Может быть, он сможет помогать правозащитным организациям вроде Citizen Lab. «В будущем я постараюсь больше заниматься такими вещами, чтобы улучшить наше общество», — сказал он.

Он показал мне на телефоне фотографии своей семьи: жены, раскрасневшейся и измученной после родов, младенца‑сына и серо‑голубого кота, который своими умными круглыми глазами рассматривал нового члена семьи. Кота зовут Шпион.

Продолжение следует

Оригинальная публикация: The Black Cube Chronicles: The Private Investigators