С 7 по 9 января в Париже прошла череда терактов. Нападениям подверглись редакция сатирического еженедельника «Шарли эбдо», магазин кошерных продуктов на окраине французской столицы, а также полицейский патруль в предместье Монруж. В общей сложности жертвами преступников стали 17 человек. 3 февраля в Ницце было совершено нападение на троих французских солдат, охранявших Еврейский общинный центр. 14 февраля в Копенгагене боевики расстреляли кафе, в котором проходил семинар с участием шведского художника Ларса Вилкса, автора карикатур на пророка Мухаммеда, и посла Франции в Дании Франсуа Зимерая. Один человек убит, трое ранено. А 15 февраля при обстреле синагоги погиб 37‑летний охран­ник Дан Озен.

Что прояснилось в Париже за это время, какие версии произошедшего отпали, какие подтвердились? Как относиться к участию израильского премьер‑министра Биньямина Нетаньяху в многотысячном Марше мира? Как много французских и датских евреев задумались об алие? И готов ли Израиль к тому, чтобы принять их? На эти и другие вопросы мы попросили ответить востоковеда, бывшего аналитика одной из израильских спецслужб Алекса Гринберга, писателя, журналиста, автора книги «Хрупкая империя» («Fragile Empire») Бена Джуду (Великобритания), бывшего руководителя спецслужбы «Натив» Якова Кедми, специалиста по международным отношениям, редактора международных новостей на 1‑м канале израильского телевидения, ведущего «Международного часа» на радио «Коль Исраэль» Орена Наари, востоковеда, политолога, президента Института Ближнего Востока Евгения Сатановского, бывшего президента организации «ОРТ Франция» Ги Сеньяка.

 

Алекс Гринберг «Шарли эбдо» — грубый сатирический журнал. Все, что они делали и продолжают делать, — искусство невеликое. Жанр, в котором «Шарли» работает, — типично французский, существует он с XVIII века, со времен Вольтера, можно сказать, это сложившаяся национальная традиция. И, естественно, нападение на журнал французы расценивают как покушение на их культуру, не говоря уже о свободе слова. В этом смысле это конфликт цивилизационный. И двойной теракт в Копенгагене также подтверждает это.

За несколько часов до нападения на редакцию в твиттере «Шарли эбдо» появилась карикатура на лидера «ИГИЛ» Абу Бакра аль‑Багдади. Однако официальная версия мести — все же карикатуры на пророка Мухаммеда. По шариату же оскорбление пророка наказывается смертью. Можно спорить о самой карикатуре, о том, как следовало на нее отреагировать, но нельзя, как это делают некоторые либералы, отрицать того, что закон, запрещающий оскорбление пророка, существует. Нельзя называть его измышлением, направленным против ислама с целью его дискредитации. Но тут есть нюансы. Во‑первых, согласно положениям шариата, человека нельзя просто убить, нужно позволить ему раскаяться; во‑вторых, не так‑то просто определить, что считать оскорблением, а что нет. Видимо, террористы, напавшие на редакцию «Шарли эбдо» и покушавшиеся на жизнь шведского карикатуриста и французского посла в Дании, посчитали это оскорблением.

В передовых странах о терактах становится известно в тех случаях, когда спецслужбы не смогли их предотвратить, о десятках предотвращенных население даже не догадывается. Есть версия о причастности американских спецслужб к произошедшему: будто бы их французские коллеги «специально» пропустили видеообращение Амеди Кулибали и т. д. и т. п. Но это все журналистские домыслы, сопровождаемые сбросами в Сеть, кухонная конспирология. Да, братья Шериф и Саид Куаши находились под наблюдением, хотя не знаю, как долго и насколько пристально. Спецслужбам было известно, что они пытались вербовать бойцов для армий джихадистов в Ираке и Йемене. Но ведь и на Мухаммеда Мера тоже было заведено досье, и на братьев Царнаевых. Это не повод говорить о том, что теракту позволили осуществиться. Внедрить в террористическую организацию такого уровня, как, скажем, «Аль‑Каида», своего агента — задача сложная, если не невозможная. Единственное, на что приходится уповать спецслужбам, — это на вербовку человека, который уже состоит в ее рядах. Но и в этом случае есть опасность, что «твой» человек станет двойным агентом или в какой‑то момент выйдет из‑под контроля. От подобного рода проколов не застрахована ни одна спецслужба мира. Известно, что будущие террористы успели побывать в Сирии и Йемене, но за это не привлекают к ответственности, нельзя посадить человека, не собрав доказательств его участия в боевых действиях, терактах или других «подвигах». Вот почему за братьями Куаши и Амеди Кулибали установили только наблюдение.

Во Франции на данный момент находится около 3 тыс. джихадистов, не преступников, но людей, активно симпатизирующих террористам, за которыми постоянно нужно вести наблюдение. Это немыслимая цифра, скажем, для того же Израиля. Кроме того, во Франции нет своей маленькой Газы.

Что касается того, почему нельзя было прослушивать террористов, если они уже находились под наблюдением: тут есть и технические, и юридические сложности. К примеру, когда возникла история с Эдвардом Сноуденом, в прессу попало сообщение, что американское Агентство нацио­нальной безопасности (АНБ) прослушивало разговоры во Франции и Германии, в результате разразился большой скандал. В Израиле, например, для установления прослушивания нужна санкция суда, а это серьезная юридическая процедура.

Мне кажется, для того чтобы Франция могла более эффективно противостоять террористам, ей следует легализовать некоторые непопулярные в народе и в какой‑то степени противоречащие нормам демократии способы борьбы. Правда, при этом хорошо бы не превратиться в Алжир или в Россию. Ни в коем случае нельзя обвинять французское правительство в попустительстве террору, как того хотелось бы некоторым. На сегодняшний день правительство Франции делает все от него зависящее, чтобы противостоять террористическим угрозам, не нарушая при этом демократических норм.

Несомненно, у нынешних терактов в Париже много общего с преступ­лением, совершенным Мухаммедом Мера в марте 2012 года: их можно назвать звеньями одной цепи, в особенности если учитывать modus operandi, «способ/почерк преступления». Террорист‑одиночка или небольшая террористическая группа накапливают боевой опыт на так называемых «аренах джихада», затем возвращаются домой, собирают деньги на оружие, боеприпасы и ждут отмашки сверху или же сами начинают действовать. Схожа и попытка скрыться от сил безопасности.

Эти люди профессиональные убийцы, а не уличные гопники, бросающие очередную бутылку с зажигательной смесью в синагогу. Они крайне опасны как для общества, так и для силовых ведомств. Число таких профессио­нальных убийц со временем будет расти. Кстати, Амеди Кулибали, скорее всего, страдал еще и психическими отклонениями. Говорю это не с целью его оправдания. Убив несколько заложников, он спокойно открыл холодильник и начал уминать сэндвичи, предлагая остальным заложникам последовать его примеру.

Таким людям глубоко безразлично, как выступила Франция по палестинскому вопросу. Для них куда важнее, что Франция — одна из европейских держав, ведущих непримиримую войну с исламским миром. Я хочу сказать, что их мотивация носит исключительно религиозный характер. Они верят в единую умму, в единый халифат и не делят себя на алжирцев, сирийцев, иракцев или палестинцев.

В округе, где произошел захват кошерного магазина, евреев живет столько же, сколько арабов. Для Амеди Кулибали, простите меня за цинизм, лучшего места было не найти. Во Франции и в том же Париже есть районы, в которые полиция практически не наведывается. В этих «арабских кварталах» может оказаться столько оружия, что стражам порядка не поздоровится. И это при том, что французские спецслужбы известны всему миру своим высочайшим профессионализмом.

Разумеется, для еврейского населения Франции возник еще один повод задуматься об алие. Заявления Биньямина Нетаньяху и Нафтали Беннета тоже подталкивают их к принятию этого решения. Но, в большинстве своем, евреи Франции пока заняли выжидательную позицию, и многое здесь зависит от того, как будут развиваться дальнейшие события. Массовый отъезд евреев из Франции не на руку властям. Если все со временем утрясется, алия приостановится. Кроме того, еврейская молодежь Франции стремится не в Израиль, а в Канаду, США и Великобританию. При всех экономических сложностях уровень жизни во Франции выше уровня жизни в Израиле. Этот факт французскими евреями будет учитываться в первую очередь.

 

Яков Кедми Я расцениваю работу французских спецслужб как неудовлетворительную. Им не удалось эффективно проконтролировать действия потенциальных террористов как внутри страны, так и за ее пределами, вычислить реальные и возможные связи: куда ездили, с кем встречались, о чем договаривались, кто куратор и т. д и т. п. Создается впечатление, что спецслужбы не были готовы к тому, что случилось в Париже. Очень уж для них все было неожиданно. Наблюдение за террористами либо не велось вообще, либо осуществ­лялось спорадически и крайне неэффективно. А обязаны были сработать на упреждение. В адрес редакции «Шарли эбдо» угрозы приходили не раз, и, если журнал представляет такую ценность для свободолюбивых французов, что само по себе довольно странно, могли бы позаботиться о его безопасности.

Нейтрализацию преступников тоже не могу назвать высокопрофессиональной. Не знаю, сколько бы длился их захват, если бы преступники не пожелали погибнуть героями и не вышли бы сами. Освобождение заложников в кошерном супермаркете проходило не лучше, если не хуже. Зачем‑то шла прямая трансляция штурма по телевидению. Наверное, для того, чтобы террористы и их пособники смогли посмотреть ее по мобильному телефону и оценить обстановку. Даже если французские спецподразделения сработали бы так в заштатном городишке, к ним все равно оставалась бы масса претензий. А тут речь о Париже.

Кстати, и с тулузским, и с «марафонским» терактами братьев Царнаевых было то же самое. Спецслужбы были частично осведомлены об их намерениях, могли предотвратить теракты разными способами, но почему‑то не приняли необходимых мер. Это позволило многим задаться вопросом: а не были ли террористы во всех этих случаях завербованы спецслужбами? Отвечу так: это вполне возможно, таких и вербуют, кого же еще. То же самое произошло и в Копенгагене: и там террористы были на заметке у спецслужб и спецслужбы не смогли предотвратить теракты. Правда, нужно отдать должное датчанам: они достаточно быстро обнаружили и ликвидировали террориста. Датчане поступили правильно, когда блокировали все дороги, в первую очередь мост через залив, разделяющий Данию и Швецию.

Готов согласиться с директором Совета евреев Франции Робером Эжнесом, когда он говорит: «Трое террористов убили 17 человек. А что сможет сделать тысяча джихадистов, вернувшихся из Сирии?» Эти десятки возвращающихся боевиков могут раскачать страну, через два‑три поколения — точно. Франции необходимо уже сейчас внести в законодательство необходимые поправки, в которых было бы черным по белому прописано, что люди, причастные к террористическим группировкам, должны надолго отправляться за решетку. Неважно, кто и с какой целью присоединился к «Аль‑Каиде» или к «ИГИЛ», раз группировка объявлена вне закона, за связи с ней следует судить, как, к примеру, судят за связи с мафией. В цивилизованных странах террористы должны быть изолированы от общества, это и называется эффективной борьбой с террором. Суммируя случившееся в Париже и Копенгагене, Франции и Дании до этого еще далеко.

И еще несколько слов об участии израильского премьер‑министра в Марше мира. Когда Франсуа Олланд просил Нетаньяху не приезжать в Париж, он действовал в интересах Франции. А вот из каких интересов исходил Нетаньяху, все‑таки приехав в Париж, и что он при этом выгадал, сказать трудно. У нас ведь не принято думать на два шага вперед. В Израиле это крайне непопулярное занятие. В результате Нетаньяху оказался на марше в одном ряду с Абу Мазеном, который был приглашен только потому, что Нетаньяху «не расслышал» Олланда. Кому это нужно было? Евреям Франции, Дании? Может, Израилю? Полагаю, лично Нетаньяху в качестве предвыборного хода.

 

Евгений Сатановский Скорее всего, имела место провокация Катара, который борется с Саудовской Аравией за влияние во французском МИДе, в военно‑технических кругах Франции и удачно подставил конкурента. Очень уж сомнительно выглядит внезапное заявление «Аль‑Каиды в Йемене», взявшей на себя ответственность за случившееся в Париже. Да, действительно один из братьев Куаши был в 2011 году в Йемене и встречался с одним из тогдашних лидеров местных джихадистов Анваром Аль‑Авлаки. Но йеменская «Аль‑Каида» не проводит терактов в Европе, она сражается с местными шиитами‑хауситами, и ей ни до чего.

Братья Куаши, по всей видимости, были осведомителями французских спецслужб, как и «тулузский стрелок» Мухаммед Мера. Иначе они не могли бы путешествовать в Сирию, вербовать людей в Ирак, кататься в Йемен и обратно (а Мера, напомню, ездил в Афганистан). А на требования их арестовать французские власти отвечали, что они еще ничего не сделали — до самого теракта. Поэтому их и не взяли живыми — они не должны были заговорить. Не случайно сразу после теракта скоропостижно скончался высокопоставленный полицейский чин. Нормальная ситуация: провалившийся куратор не должен пережить своих подопечных, иначе журналисты и парламентарии начнут задавать вопросы, и разразится такой скандал, по сравнению с которым сам теракт покажется мелочью.

И с братьями Куаши, и с Мера, и, кстати, с братьями Царнаевыми, которые работали одновременно на спецслужбы Саудовской Аравии и США, случилось одно и то же: уйдя на джихад осведомителями, они под влиянием увиденного и услышанного идейно перековались. Ничего нового тут нет, эта история известна в России по взаимоотношениям царской охран­ки и эсеров.

Теракт в кошерном магазине планировался заранее и не был спонтанной реакцией Амеди Кулибали на «подвиг» братьев Куаши. Наверняка это сто раз обсуждалось заранее. Но важно ведь не это. Если уж человек пошел кого‑то резать или взрывать, то либо он сам, либо кто‑то рядом с ним непременно начинает бить евреев. Еврейские объекты — школа, синагога, культурный центр, кошерный магазин — в подобных ситуациях всегда оказываются первыми мишенями. Поэтому алия из Франции сегодня — алия номер один, и в этом году ожидается ее многократное увеличение. Поэтому жертв теракта в кошерном супермаркете по просьбе родственников похоронили в Израиле, и сами родственники отправились туда же первым рейсом после призыва Нетаньяху и к бешенству Олланда.

История евреев Франции, история евреев Западной Европы, вообще говоря, кончилась. Да, в Бельгии и Нидерландах удалось предотвратить целый ряд терактов, но я не уверен, что они не пройдут по другим адресам. Стремительная исламизация Европы еврейской общине противопоказана. С этими людьми евреям жить рядом невозможно.

И кстати: где призывы к солидарности с евреями, где значки «Я тоже еврей», «Мы все евреи»? Отчего их не видно? Это та самая история про евреев и велосипедистов: за что евреев, понятно, а вот карикатуристов‑то за что?

Вообще, большей демонстрации бессилия, чем марш «Мы все — Шарли эбдо», придумать нельзя. Вас взрывают и обстреливают, а вы толпой ходите по Парижу, взявшись под руки. Работа на прессу, на избирателя — да, конечно. Но какое отношение это имеет к борьбе с террором?

Не говорю уж о том, что этот марш и его главный лозунг с точки зрения предотвращения дальнейших терактов крайне недальновидны. Солидаризироваться с «Шарли эбдо» ни один мусульманин, ни один студент или школьник из мусульманской семьи не может — это плевок ему в лицо. Это тяжелое порнографическое издание, вдобавок очень низкого качества. При чем тут свобода слова? При чем тут европейские ценности? Если главная европейская ценность — это право плевать мусульманам (а также евреям, христианам и всем прочим) в лицо, то что должны чувствовать по этому поводу сами мусульмане и как они должны относиться к такой Европе? Принцип толерантности и мирного сосуществования давным‑давно сформулирован Гилелем Великим: «Не делай другому того, чего ты не хотел бы от него для себя». И эта заповедь французами забыта напрочь.

В Израиле мне доводилось наблюдать в интим‑магазинах журналы, изображающие, судя по обложкам, счастливую личную жизнь эфиопских пастухов с их коровами. Но я ни разу не видел такой журнал на лотке в центре города. Если бы «Шарли эбдо» продавался в специальных заведениях для воинствующих антиклерикалов и бомжеватых люмпенов, то ради Б‑га. С того момента, как он поступил в широкую продажу, это уже не свобода прессы, а оскорбление, подстрекательство и провокация. Я не вижу разницы между такими карикатурами и сайтами в интернете, где вас обучают, как сделать бомбу, чтобы взорвать учительницу химии. Точно так же можно сказать: «Если вас не интересует видео с реальным изнасилованием и убийством, то не смотрите его».

Оскорбление от иронии, кощунство от скепсиса, «Шарли эбдо» от Вольтера отличить элементарно. Так же, как элементарно отличить, скажем, порнографию от эротики, при всей «субъективности» этих категорий.

Я всегда говорил о высылке радикальных исламистов за пределы Евросоюза, о превентивной ликвидации террористов, о необходимости применять к ним форсированные методы допросов, невзирая ни на какие конвенции. Я за то, чтобы террористов уничтожали, но я категорически против, чтобы при этом еще и унижали их религиозные чувства. Тем более это касается простых мусульман, а равно евреев, буддистов, синтоистов, атеистов и т. д.

Кощунства, которые приведут к тому, что в ряды убийц встанут еще тысячи людей — а «Шарли эбдо» тот самый случай, — не должны иметь права на существование. С этой точки зрения люди, цепляющие на себя значки «Я — Шарли эбдо», совершают либо глупость, либо подлость. А вот толпа народу, пришедшая вслед за Кадыровым — нравится он нам или нет — к мечети «Сердце Чечни», в качестве превентивной меры вполне себе полезна.

Европе следует ожидать чего угодно. Общее число «воинов‑интернационалистов», сражающихся в рядах «ИГИЛ», составляет 38–40 тыс. человек. Половина из них — граждане европейских стран: Франции, Германии, Великобритании, Бельгии и так далее вплоть до Люксембурга. Тысяч 8–10 из них уже вернулись по домам, пройдя этот тренинг. Остальные рано или поздно тоже вернутся.

Парижский теракт, помимо прочего, показал, что европейский рынок перенасыщен современным армейским оружием, привезенным, например, из Ливии. Он показал также, что французские спецслужбы оказались полностью не приспособлены к этой ситуации. Хотя российские спецслужбисты утверждают, что у французов есть подразделения не хуже, чем у России или Израиля, но отсутствует правоприменительная практика. А что толку, если у вас есть подразделение, которое может работать в Чаде, Нигерии или Мали, но боится работать в самой Франции, зная, что его офицеров просто пересажают, если они будут действовать так, как умеют и привыкли?

Джихадисты — маньяки. Если их массово не уничтожать, они будут убивать снова и снова, неважно, французов, евреев, езидов или нигерийских школьниц. Принцип «око за око, зуб за зуб» непопулярен, но именно он спасал человечество на протяжении тысячелетий.

Нынешние европейские лидеры переломить ситуацию не способны по той же причине, по которой евнух не может выполнить супружеский долг. Ругайте его, колите иголками — он все равно не сможет. Но европейским обывателям не хочется жить в Берлине, где справа курдская мафия, а слева — турецкие банды, в Марселе и Мальмё, превращенных в магрибинскую или суданско‑сомалийскую помойку, в том же Париже, где в Новый год сжигают 900 машин просто потому, что такова традиция местных мусульман. Поэтому рано или поздно во главе европейских правительств окажутся люди вроде Марин Ле Пен или Герта Вилдерса, которые, не исключено, способны что‑то решить и сделать. Проблема в том, что ситуация может взорваться раньше — не с этим терактом, так со следующим, или с десятым, или с сотым, не во Франции, так в какой‑нибудь другой стране. Обыватель, поняв, что государство его не защищает, возьмется за вилы. В конце концов, автоматы могут покупать не только исламские радикалы. К сожалению, первыми жертвами станут не джихадисты, а такие же обыватели, только мусульманские. Проще кинуть гранату в ближайшую мечеть, чем искать террористов. Проще поджечь соседа, чем выявлять тех, кто организует коллективные уличные намазы и исламистские ячейки. Это работа, а обыватель работать не любит, он привержен простым решениям.

Пока Европа имеет дело по пре­имуществу с выходцами из Турции, Пакистана, с Ближнего Востока. А поколения через три пойдет Африка. Африка, которая все активнее делится на южное христианство и южный ислам — не соответствующие никаким канонам племенные, зверские религии. И вот тогда сегодняшние теракты, «ИГИЛ», «Аль‑Каида» — все это покажется добрыми старыми временами. Фантасмагорическая рождаемость, низкая по сравнению с прежними временами — медицина‑то развивается — смертность. Сейчас в Африке живут 2 млрд человек, а к 2050 году будет вчетверо больше. Родной континент не только прокормить их не сможет — им просто негде там жить. А между деревнями в джунглях и европейскими столицами несколько часов лету. И при этом в Европе демократия, не позволяющая проводить селекцию этих людей и кого‑то из них туда не пускать. Так где они окажутся?

 

Бен Джуда Это звучит страшно, но произошедшее во Франции меня не шокировало. К сожалению, все, что происходило в этой стране за последние 10–15 лет: постоянные нападения на евреев, сопровождающиеся побоями и увечьями, разнузданный неприкрытый антисемитизм при полном попустительстве либо фактическом бездействии властей — все это должно было закончиться трагедией, что и произошло. Все было предсказуемо.

Французские евреи оказались на распутье. Кто‑то из них, безусловно, сделает выбор в пользу Израиля, но это будут далеко не все. Тем не менее для евреев Франции чрезвычайно важна была поддержка Израиля и в особенности посещение Нетаньяху центральной парижской синагоги. В Израиле этот визит освещался, по большей части, в свете разворачивающейся предвыборной кампании, поэтому израильтянам сложно понять важность подобного шага для евреев диаспоры.

Что же касается евреев Британии, их охватила настоящая паника. Но рассчитывать на массовую алию евреев ее величества не стоит. Между этими двумя общинами огромная разница. Если в любой семье французских евреев есть родственники той или иной близости в Израиле, то узы евреев Британии со своей исторической родиной частенько выражаются в наличии недвижимости в Израиле, которая используется лишь несколько раз в году. Евреи Соединенного Королевства, в отличие от Франции, никогда не чувствовали себя в этой стране чужаками или эмигрантами.

 

Ги Сеньяк Признаться честно, евреи во Франции порядком попривыкли к антисемитским инцидентам, быть «на первой линии огня» для них давно в порядке вещей, но то, что случилось, вызвало настоящий шок. Сейчас постепенно жизнь нормализуется. Во Франции усилены меры безопасности, и в еврейских районах можно увидеть солдат с автоматами. Это, конечно, рождает определенное чувство безопасности, но когда идешь в синагогу, а у входа тебя встречают автоматчики, это малоприятно.

Большинство французов — не антисемиты. Но даже те, кто является антисемитами, никогда не поднимут руку и не нападут на евреев. Другое дело — эмигранты, они и во втором поколении на многое способны. Из их среды и появляются экстремисты и террористы. Во Франции около 600 тыс. евреев и 5–6 млн мусульман. Так что даже если всего один процент из них — экстремисты, это серьезная опасность.

Много ли евреев собирается репатриироваться? До последних событий уезжали примерно несколько тысяч в год. Это те, кто уже не надеется, что правительство сможет их защитить. Оно не может справиться даже с преступностью в тех районах, где живут эмигранты. Хотя большинство терактов все же удается предотвратить, стопроцентной безопасности никто гарантировать не может. Я уверен, что, если ситуация не ухудшится и правительство не допустит новых терактов, алия не увеличится. Но даже если в год будут репатриироваться по 10 тыс. евреев, это займет еще 55 лет. (16 февраля президент Франции Франсуа Олланд пообещал сделать все зависящее от французского правительства, чтобы обеспечить евреям Франции безопасность, такие же заявления в адрес еврейского населения своих стран последовали от канцлера Германии Ангелы Меркель и премьер‑министра Дании Хелле Торнинг‑Шмитт. — Ред.)

Конечно, люди все равно задаются вопросом: что мы будем делать, если станет еще хуже? Кто‑то думает об Израиле, кто‑то об Англии, Бельгии, США. Никогда в современной истории евреи в массовом порядке не покидали страну из‑за антисемитизма. К сожалению, так было и в Германии.

Есть огромное количество французских евреев, которым не угрожает никакая опасность. Они не посещают еврейские мероприятия, не ходят в синагогу, не носят кипу и ничем не отличаются от остальных французов. Те, кто живет в еврейских районах, — совсем в иной ситуации.

Все время говорят о цифрах репатриантов, но никто не говорит о том, сколько народу возвращается. А ведь многие просто покупают квартиру в Израиле и живут там несколько недель в году. Есть те, кто работает во Франции и прилетает в Израиль только на выходные.

Приезд Нетаньяху все восприняли по‑разному. Кто‑то обрадовался, кому‑то было абсолютно все равно, а кто‑то остался недоволен его приездом.

 

Орен Наари Европа понимает, что парижские теракты и последовавшие за ними теракты в Копенгагене — только начало новой волны исламского террора. Главный вопрос заключается в том, воспользуется ли Франция и, возможно, некоторые другие страны ЕС опытом США, выработают ли они на законодательной основе свою версию «Законов патриота», по существу, экстренных. На данный момент у нас нет оснований так полагать, однако нельзя не отметить тот факт, что противодействие исламскому экстремизму становится все более мощным. С одной стороны, используются на первый взгляд незаконные способы борьбы с террором. Например, в той же Франции вводятся определенного рода ограничения в передвижении молодых французов, чтобы воспрепятствовать их вступлению в ряды «Аль‑Каиды» или «ИГИЛ». С другой стороны, колоссальные усилия направлены сегодня на сотрудничество с лидерами мусульманских общин с целью их вовлечения в общественную жизнь. Подобное происходит не только во Франции, но и в ряде других европейских стран.

Что касается приглашения Абу Мазена. И Франция, и весь Евросоюз, а также США, Россия, да что там, почти весь мир желают скорейшего разрешения арабо‑израильского конфликта. Возможно, Олланд, приглашая Абу Мазена, намеревался воспользоваться случаем, чтобы в очередной раз усадить Палестину и Израиль за стол переговоров. Не будем забывать, что именно Франция была единственным западным государством, не считая герцогства Люксембург, проголосовавшим за палестинское предложение в ООН, и Франция готова принять на своей территории международную конференцию по разрешению конфликта.

Пока «ИГИЛ» сосредоточивает свою деятельность на Ближнем Востоке и далеко не на всей его территории. Оно пытается закрепиться в Восточной Сирии и на северо‑западе Ирака. Террористические акты в Европе пока совершают фанаты‑одиночки, зомбированные идеологией «ИГИЛ». Это молодежь, подвергнувшаяся влиянию социальных сетей и, возможно, проповедей имамов в мечетях неподалеку от их домов. Но до сих пор не было ни одного доказательства, что речь здесь идет о «спящих» агентах, задействованных «ИГИЛ» издалека, как это было с «Аль‑Каидой» в схожих случаях.

В Израиле никаких разногласий политического характера, связанных с терактам во Франции, не было. И никто, кроме некоторых лиц арабской национальности, публично не выказывал солидарности с терактом. Единственное расхождение было, пожалуй, в том, что одни говорили про себя: «Вот, теперь наконец европейцы увидят истинное лицо ислама», а другие втайне надеялись, что теракт приведет к волне репатриантов из Франции.

На данное время в Израиле нет беженцев из Европы. Есть отдельные люди, которые сами приняли решение репатриироваться в Израиль. Но о целой волне речь не идет. В Израиле долгие годы идет горячая полемика, касающаяся взаимоотношений Израиля с еврейскими диаспорами. Как известно, старые подходы тут претерпевают революционные изменения. Не думаю, что сегодня Государство Израиль должно активно защищать еврейские диаспоры. Так можно дойти до того, чтобы послать самолеты наших ВВС бомбить российско‑украинскую границу, раз там находятся евреи. Все, что требуется от Израиля, — это сделать так, чтобы еврейские диаспоры чувствовали, что в случае чего у них есть историческая родина и что, если они примут решение вернуться домой, они могут сделать это в любую минуту. И мы все должны будем их принять, иначе нельзя.