АМОС ОЗ, ФАНЯ ОЗ‑ЗАЛЬЦБЕРГЕР

О евреях и словах

Перевод Аси Фруман. М.: Книжники, Текст, 2016. — 253 с. (Чейсовская коллекция)

«Мы предлагаем вашему вниманию наш личный взгляд на один из ключевых аспектов еврейской истории: взаимоотношения евреев со словами», — пишут в предисловии авторы. Здесь важно — не «взаимоотношения евреев со словами» (евреи с незапамятных времен только и делают, что разбираются со словами), но именно «личный взгляд».

Интерес к словам понятен: известный израильский писатель Амос Оз — в свою очередь, сын писателя и библиотекаря Егуды‑Арье Клаузнера, эмигранта‑сиониста из Вильно. Его дочь, историк Фаня Оз‑Зальцбергер — представительница уже третьего поколения пишущих людей. Но и Амос Оз, и Фаня Оз‑Зальцбергер от ортодоксальной традиции себя отделяют. О чем и объявляют на первых же страницах: «Оба мы — светские израильтяне. <…> Во‑первых, мы не верим в бога. Во‑вторых, наш родной язык — иврит. В‑третьих, в основе нашего еврейского самосознания лежит не вера. Всю жизнь мы читали и читаем еврейские книги <…> эти тексты — наши окна в культурное и интеллектуальное пространство. Однако в нас нет ни капли религиозности. В‑четвертых, среда, в которой мы сейчас живем, а именно — светская, идущая в ногу со временем часть израильского общества <…> воспринимает библейские цитаты, отсылки к Талмуду, или даже просто интерес к еврейскому прошлому как признак политической ангажированности: в лучшем случае атавизм, в худшем — национализм и триумфализм». Тут же они, впрочем, отмечают, что такой отход либеральной интеллигенции от большинства еврейских ценностей кажется им ошибочным, однако заявка сделана и вызов брошен.

Они оба вообще — возмутители спокойствия. Фаня Оз‑Зальцбергер — автор известной работы «Израильтяне в Берлине» (2001) — энергично критикует ортодоксальность, в частности и с позиций феминизма. Амос Оз, уже высказавшийся на нынешнюю тему в работе «Все надежды: размышления по поводу израильской идентичности» (1998), автор, в том числе, прекрасного и, по мне, загадочного романа «Мой Михаэль» (1967), обойденный нобелевкой лауреат премии Кафки, известен своими радикально левыми взглядами и является героем новостных заметок с заголовками вроде «Знаменитый израильский писатель подарил свою книгу заключенному лидеру палестинских террористов». В общем, я вас подготовила.

Теперь собственно о данной работе. Что такое нация, объединенная священной книгой — Танахом, в представлении людей светских? Мимоходом отмечающих, что кровь и нация — вообще‑то вещи не тождественные. «Мы, неверующие, тоже остаемся евреями благодаря чтению. <…> если и есть какая‑то цепочка между Авраамом и нами, то она состоит из записанных слов. Мы из того же теста, из того же текста, что и наши предки. Мы — атеисты Книги». Заявление достаточно резкое — как и следующее за ним утверждение, что «во многих светских обществах сама религия прячет Библию, это великолепное произведение искусства, от глаз окружающих». То есть именно религия мешает воспринимать ее как великое порождение человеческого разума, потрясающую в своем великолепии искусственную конструкцию, ключ к тому, что является условием «непрерывности еврейской цивилизации». Непрерывности, которая, как настаивают авторы, отнюдь не основывается на генетике. Ключ этот — преемственность.

Воспринимаемая не как сакральное целое, а как информационный массив, Книга, а значит, еврейство как таковое, позволяет анализировать себя с точки зрения… ну, скажем, того же феминистического дискурса: «…патриархальные общества не всегда таковы, какими кажутся. Маскулинные языки таят в себе неожиданные подвохи. Библейские праматери превзошли своих мужей, праотцов, численностью: праматерей на одну больше, и они ничуть не менее знамениты. Иногда, если вчитаться, то можно разглядеть, как сквозь основной текст украдкой проступает альтернативная грамматика и альтернативная линия повествования». Или с точки зрения понимания концепции времени. Или с точки зрения уклада, закона «для древних израильтян Б‑г был прежде всего законодателем, а сами они — юридическим обществом». Или позволяет — при помощи себя же — анализировать собственно еврейство как таковое, национальное самосознание. Одной Книгой дело не ограничилось — для подтверждения своих построений авторы привлекают хасидские притчи, воспоминания Сола Беллоу, тексты Иегуды Амихая, Хорхе Луиса Борхеса — все для того, чтобы разобраться с вопросом, что такое еврейство, вернее, подтвердить тезис, заявленный в первой же главе: «Народ является народом лишь благодаря своим текстам».

Есть ли во всем этом и правда некий вызов? Ну, например, авторы настойчиво предлагают разделять еврейство и иудаизм — «мы не собираемся избавляться от него, Б‑же упаси; мы лишь хотим, чтобы его перестали использовать как собирательный термин для всего еврейского. Он слишком скучен, чтобы подменять собой все богатство еврейских историй и идентичностей».

Как по мне, в самой Торе, а хотя бы и в собрании агадических притч, вызова, отваги и неортодоксальности гораздо больше; оригинал всегда превосходит по своей смелости и глубине любые толкования. Тем не менее этот труд стоит читать уже хотя бы ради такой вот фразы: «Наша Библия представляет собой огромный Ноев ковчег, набитый мужчинами и женщинами, которые пытаются спастись от потопа забвения».