Резонанс

Постправда о человечном Гитлере

Григорий Хавин 12 января 2023
Поделиться

Идеология постправды стала знаковой для наших дней. Оксфордский словарь определяет постправду как «нахождение и подчеркивание таких обстоятельств, при которых объективные факты становятся менее убедительными для публики, нежели эмоциональные впечатления». Говоря проще, это подмена понятий, подмена фактов эмоциями и оценками. В 2016 году «постправда» стала даже словом года по версии Оксфордского словаря, настолько распространенным стало явление.  

На самом деле ничего нового в этом нет. Объяснение уничтожения миллионов людей в революциях, войнах и концлагерях стремлением к неким «высоким идеалам» — хорошо знакомая нам «постправда».  

Ханна Арендт в своем эссе «Ложь в политике» писала, что есть некая грань, зайдя за которую, ложь, при ее востребованности для целей политики и пропаганды, становится слишком вредной для общества. Происходит это, когда людям уже неважно, что правда, а что ложь, — для выживания им просто надо знать, что говорить. Тогда общество начинает разрушаться, поскольку правда — важнейший фактор поддержания стабильности в человеческом обществе.

Это в первую очередь можно отнести к исторической правде. Кто забывает уроки истории, обречен на их повторение. Исторический релятивизм — путь к разрушению. В последнее время очевидность этой истины стала осязаемой.    

Очень приблизительное представление об исторических фактах и отсутствие личного отношения к происходившему даже в недавней истории дает простор для самого дикого ревизионизма и манипуляций. То народные активисты объявляют Холокостом ношение масок против ковида, то кумиры массовой культуры называют Гитлера талантливым человеком, художником, изобретателем микрофона и автобана.  

Очевидцев и участников Второй мировой войны остается все меньше, и события, которые прежними поколениями воспринимались как реальность собственной семейной и народной жизни, для новых поколений становятся несколькими страницами в школьном учебнике, фрагментами фантазийных фильмов или фоном для компьютерных игр… 

Донести до современного зрителя документальную правду об истории Второй мировой в новом, убедительном видеоформате взялся популярный мировой образовательный канал World History. Задача как нельзя более своевременная. Результаты же не столь однозначны и заставляют задуматься, по крайней мере, о целесообразности используемых художественных средств, если не о самих целях авторов.

Вторая мировая стала первой войной, существующей на экране. Казалось бы,  километры кинохроники сами по себе выразительны и убедительны. Достаточно тематически организовать кадры и сопроводить их комментарием. По крайней мере, так это делалось раньше. Мы знаем выдающиеся документальные киноэпопеи прошлых лет: «Обыкновенный фашизм» Ромма, американскую «Неизвестную войну» о событиях на Восточном фронте, множество фильмов разных лет и стран. Фильмы эти производят сильнейшее впечатление, поскольку такое впечатление производят сами исторические факты — черно-белые кадры хроники восьмидесятилетней давности…

Однако у сегодняшней аудитории высокий порог восприятия. Наш мозг оглушен шквалом информации и тонет в ее потоках. Исследования показывают: человеку все сложнее задерживать внимание на тексте или на фильме более чем на 15 минут.  

На новостных каналах военные действия идут регулярно, иногда в реальном времени, и выглядят порой эффектнее картинок из компьютерных стрелялок. Например, работа «железного купола» при ракетных атаках на Израиль, которую мы не так давно наблюдали, между делом пролистывая в телефоне ленту соцсетей… 

В этой новой информационной реальности World History изменил привычный формат исторического документального фильма о войне. Вместо многосерийной полнометражной эпопеи зрителю предложены короткометражные фильмы, в среднем по 15 минут. Сгруппированы они по темам: высокопоставленные нацисты; мужчины-охранники концлагерей; женщины-охранницы концлагерей; врачи-нацисты; жертвы нацизма.  Названия фильмов – в стилистике криминальной сенсации желтой прессы: «Жестокая смерть зверского детоубийцы-нациста», «Зверства и сексуальные извращения нацистской охранницы», «Казнь «гиены Аушвица»», «Хаим Энгель — жестокая месть героя великого побега из Собибора», «Жестокие нацистские издевательства над еврейской девушкой и ее месть — Дита Краус (2 части)».   

За последний год вышло несколько десятков таких фильмов, и продолжают выходить новые. Только на ютьюбе фильмы набирают миллионы просмотров — не считая «Нетфликса», других ресурсов и телевидения.

В фокусе каждого фильма — биография и личная история главного персонажа. А его личная история, в свою очередь, вписана в контекст событий, в которых персонаж принимал участие. Биографический материал сопоставляется и взаимодействует с военной хроникой. Таким образом, перед нами не историческая эпопея, а собрание документальных киноновелл — скорее художественных произведений, чем документальных фильмов, по крайней мере, в наиболее удачных случаях. Именно такие жанровые приемы и расставляемые ими неожиданные и неоднозначные акценты заслуживают особого внимания.

Среди наиболее любопытных фильмов серии — «Эдвард Блох. Единственный еврей в нацистской Германии, живший под защитой Адольфа Гитлера».  Фильм вышел несколько недель назад и стремительно набирает просмотры. Длится 14 минут. Вкратце проследим за его содержанием.

Эдвард Блох родился в 1872 году во Фрауенберге, Австро-Венгрия. В 1901 году, после учебы в Праге и службы в австрийской армии, открыл врачебную практику в австрийском городе Линце. Клиентами его были в основном семьи невысокого достатка. Одной из пациенток стала Клара Гитлер — мать будущего фюрера, после смерти мужа в 1903 году переехавшая с шестью детьми в Линц. В 1907 году у Клары был диагностирован рак груди. Во время операции врач обнаружил метастазы. Блох сообщил о безнадежном положении Адольфу, уехавшему в Вену, чтобы изучать живопись. Адольф немедленно вернулся домой для ухода за больной матерью. По словам Блоха, сама Клара, будучи глубоко религиозной женщиной, приняла ситуацию безропотно и мужественно. Адольф умолял врача предпринять попытку лечения йодоформом — на тот момент экспериментальный вид лечения, химиотерапия. Лечение было дорогостоящим. Блох снизил стоимость своих услуг, а затем даже проводил лечение бесплатно. Сам процесс был мучителен для больной. Результата он не дал, и Клара Гитлер скончалась.

Гитлер не забыл Блоха и навсегда остался благодарен врачу. В 1908 году он прислал Блоху в подарок свою картину. Уже даже в 1937 году Гитлер все еще отправлял Блоху поздравительные открытки, интересовался его благополучием и называл его an Edeljude — «благородным евреем», прибавляя: «Если бы все евреи были такими, как он, еврейского вопроса бы не существовало».

От Блоха фильм переходит к рассказу о самом Гитлере. Попытки поступления в Венскую художественную академию, работа уличным художником, служба в армии во время Первой мировой, ранения, потеря зрения после отравления горчичным газом (личная трагедия художника усугубляется), полученные награды. Текст сопровождают фотографии. 

Далее одной строкой, без акцентов, рассказывается о первых шагах карьеры фюрера. 

В 1919 году Гитлер поступает в Департамент информации Баварской военной администрации. Это учреждение занималось сбором информации о политических партиях. Также в его обязанности входило проведение политинструктажа в армии. Именно к этому времени относится первая антисемитская речь Гитлера, и через некоторое время он впервые высказывает антисемитские взгляды в газетной статье.  

Детализируем немного сказанное в фильме. Во время службы агентом тайной полиции — каковой являлся Департамент информации Баварской военной администрации — обязанностью Гитлера было регулярно посещать мероприятия и левых, и правых партий, где он должен был слушать, запоминать и затем записывать для начальства выступления, разговоры и идеологические споры. Именно на этих мероприятиях он подробно вник в антисемитскую идеологию во всех ее видах и убедился в ее релевантности для представителей различных общественных групп и политических убеждений. Антисемитизм позволял консолидировать поддержку широких народных масс в идеологически поляризованном немецком обществе. Работа политинструктором в армии дала Гитлеру возможность опробовать догадку на практике.   

Сопоставляя рассказ о личных отношениях Блоха и Гитлера с рассказом о первых шагах фюрера, приведших его к власти, авторы фильма показывают: Гитлер вовсе не был прирожденным антисемитом-маньяком. Его антисемитизм был сознательно приобретен, продуман и по-немецки прагматичен: это было просто средство. А целью была власть. 

Эдвард Блох в своей клинике в Линце. 1938 год

Вернемся к фильму. Рассказ о приходе Гитлера к власти переходит к его военным амбициям, к подробному повествованию об аншлюсе Австрии — и возвращается к Эдварду Блоху, по-прежнему живущему в Линце. 66-летний Блох пишет Гитлеру письмо с просьбой о помощи. Гитлер дает указания относительно безопасности Блоха, который с тех пор находится под специальной опекой гестапо. Через две недели после аншлюса к Блоху приходят офицеры гестапо с требованием отдать «сувениры фюрера» — открытки, которые тот отправлял Блоху, и картину, подаренную в 1908 году.  

Блох с женой живет в Линце еще три года. Затем он обращается к Гитлеру за разрешением покинуть Германию, чтобы переехать к дочери в Нью-Йорк, куда та эмигрировала до войны. Гитлер приказывает обеспечить Блоху безопасный выезд из Германии и поручает контроль за этим Мартину Борману. После завершения всех формальностей, необходимых для выезда, Блох и его жена Лили продают свой дом в Линце за его рыночную стоимость, что было совершенно невозможно по принятым законам об экспроприации еврейской собственности, и через Португалию уезжают в Нью-Йорк.

В Америке Блох уже не занимался врачебной практикой, поскольку его австро-венгерский диплом не был признан. О Гитлере он вспоминал:

Адольф был тихим подростком, воспитанным и аккуратно одетым. Он всегда терпеливо ожидал своей очереди, затем кланялся в знак уважения, как любой 15-летний мальчик, и вежливо благодарил врача. Он был высоким, бледным и выглядел старше своих лет. Его большие, меланхоличные, задумчивые глаза были такими же, как у матери. Он не был «маменькиным сынком» в обычном смысле, но я никогда не видел более близкой связи. Любовь была взаимной, Клара Гитлер обожала сына.  Она позволяла Адольфу поступать по-своему, когда только это было возможно. Например, Клара восхищалась его акварелями и рисунками и поддерживала артистические амбиции сына — в противоположность своему деспотичному мужу. Можно только догадываться, чего это ей стоило. Я никогда не видел горя сильнее, чем у Адольфа Гитлера, когда он узнал о неотвратимой скорой смерти своей матери.

 

Эдвард Блох умер 1 июня 1945 года в возрасте 73 лет, через месяц после смерти Гитлера.

Фильм оставляет сильное эмоциональное впечатление. Достигается это сопоставлением документального материала разных жанровых планов — лирики частных биографий персонажей с эпохальными историческими событиями, участниками или инициаторами которых они были, — и драматическим напряжением, порождаемым подобным сопоставлением.  Авторы фильма используют прием, введенный в документалистику Зузанной Джастман, выдающейся писательницей и режиссером, лауреатом премии «Эмми». Прием Джастман превращает документ в художественное произведение, позволяет переосмыслить материал в других ракурсах, нежели собственно исторический. В ее случае это было целесообразно и оправданно, Джастман говорила о противопоставлении личной судьбы давлению обстоятельств и тоталитарному року истории.

Конечно, авторы World History не делают это настолько искусно и тщательно, как Джастман. Они берут прием в общем виде и применяют его в каждом коротком фильме, ставят на поток.  При этом эпическая составляющая — видеоряд и комментарий, относящиеся к историческому фону, могут повторяться в нескольких, даже во многих фильмах. Мы раз за разом видим кадры аншлюса Австрии, или военных парадов, или бараков и узников концлагерей, с одним и тем же комментарием — меняется только биографическая составляющая и компоновка материала. То перед нами история Хаима Энгеля, героя восстания в Собиборе, то Диты Краус и ее матери — узниц Терезина и Аушвица, то их охранников и охранниц. 

Если говорить об образовательной задаче, многократное повторение исторических фактов в разном биографическом контексте вполне целесообразно. Но перенос общего смысла фильмов из плоскости исторической в художественную часто кажется странным и неуместным.  Более всего это заметно в фильме об Эдварде Блохе — несомненно, центральном во всем цикле. Ведь этот фильм на самом деле об Адольфе Гитлере.

Что хотят сказать авторы, какую преследуют цель, сопоставляя личные истории Блоха и Гитлера? 

Задача проекта образовательная. И даже для того, чтобы сделать вывод о прагматическом, «благоприобретённом» антисемитизме Гитлера, нужно знать материал подробнее. Для зрителя, впервые сталкивающегося с этим материалом, необходим комментарий.  

Между тем, художественные амбиции авторов уводят зрителей в совершенно иную плоскость. Перед нами трагическая личная судьба Гитлера. Вежливого, хорошего мальчика с большими задумчивыми глазами, любящего мать, заботливого, самоотверженного сына. Художника, столкнувшегося с жестокостью мира. В столкновении с этим жестоким миром он не забыл, что такое любовь и благодарность.

Добропорядочный доктор Блох честно выполнял свой долг — и этим заслужил признательность фюрера. Действительно, может, если бы все евреи были такими, еврейского вопроса и не существовало бы?..  

Но как же Эдвард Блох «спокойно жил» в Австрии, когда сотни тысяч евреев страдали и уничтожались?.. Не слишком-то хорошим был и этот «благородный еврей»…

Такие выводы напрашиваются сами собой. Сделано ли это намеренно, расставлены ли эти акценты продуманно, или авторы просто увлеклись заимствованным художественным методом? Не берусь судить. 

Конечно, в повествовании о фашизме и Холокосте психологические, психиатрические, философские и социальные аспекты биографий действующих лиц могут стать темой художественного произведения. Мы знаем подобные: от Сартра до современных бестселлеров, например «Проблема Спинозы» Ирвина Ялома. Но это накладывает на автора большую ответственность ввиду чрезвычайной серьезности предмета повествования. Кроме того, предмет художественного произведения обычно находится в области вымысла или личной интерпретации. Предмет же истории — объективная реальность факта и действия, понятые в их закономерности. И историческая личность — это не частная лирика и не нюансы семейной биографии.  

Гитлер и дети

Подмена исторической закономерности художественной интерпретацией в образовательном документальном фильме выглядит скорее тенденцией, чем случайностью. Так же, как в целом подмена исторической правды «интерпретациями», то есть ревизионистским вымыслом. Наверняка авторы фильма на World History об Эдварде Блохе — а вернее об Адольфе Гитлере — отдают себе в этом отчет.  

В фильме Чарли Чаплина «Великий диктатор» Гитлер берет на руки ребенка,  чтобы продемонстрировать для пропаганды свою «человечность». И мы видели подобное в реальной кинохронике: этот жест реальных диктаторов был «общим местом» и стал предметом сатиры Чаплина. Ребенок, как мы помним, пачкает диктатора, и тот бросает его свите. Так Чаплин подчеркивает гротескность ситуации и сопротивление реальности задачам пропаганды. Сильное впечатление, которое производит фильм об Эдварде Блохе, — это ощущение внутреннего неприятия постправды. 

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Откуда растут ноги у теории о том, что у Гитлера была «еврейская кровь»

Источником всей этой истории является документально подтвержденный факт: отец Гитлера родился вне брака, а его отец — дедушка Гитлера — так и остался неизвестным. Это делало открытой возможность того, что дед Гитлера был евреем — а сам Гитлер на четверть евреем. Во время прихода Гитлера к власти недостающая информация о его деде привела к предположениям о его возможном еврейском происхождении... Между тем, существует слишком мало аргументов, которые подтверждали бы это.

Борьба Зузаны Джастман

Зузана Джастман — писательница, переводчик, сценарист и кинорежиссер — писала эту книгу 75 лет — не учитывая времени, в течение которого велся дневник в Терезине. Основа текста — собственно дневниковые записи, которые Зузана Джастман вела в Терезине, будучи 12‑летней девочкой. Это не только важный вклад в литературу свидетельств о Холокосте. Можно смело сказать, что книга относится к достижениям и во многом и к итогам литературы ХХ века — и уже к некоей новой литературе ХXI века.