Леонид Подольский
Идентичность
М.: «Золотое руно», 2017. — 576 с.
Многие наши читатели знакомы с «Русским романом» израильского писателя Меира Шалева. «Еврейский» роман российского писателя Леонида Подольского называется «Идентичность», но первоначальное, рабочее название «Еврей» — в некотором роде зеркальное отражение романа Шалева. В том смысле, что обе книги объединяет одна тема, только действие романа Подольского по большей части происходит в России.
Главная тема романа — возрождение национального самосознания советских/российских евреев. В то же время «Идентичность» — роман многотематический и многоуровневый, это эпическое полотно, протянувшееся через весь ХХ век с его катаклизмами и трагическими вехами: и депортация евреев из приграничных губерний во время Первой мировой войны, и «дело Бейлиса», и «дело Еврейского антифашистского комитета», и «дело врачей», и убийство С. Михоэлса, и закрытие ГОСЕТа, и героическая борьба за право на выезд, и, конечно, Холокост.
Очевидно, что в художественном произведении, посвященном прежде всего истории семьи, ее нескольких поколений, истории жизни и духовных исканий главного героя романа Леонида Вишневецкого, писатель не мог подробно осветить все эти события — они пунктиром проходят через сознание героев романа, через их память, эмоции, мысли, составляют предмет их познания. Писатель использует специальный прием, чтобы «расширить» повествование, придать ему эпический, энциклопедический характер: все особо значимые исторические события, понятия, факты, упоминаемые в романе, он снабжает подробными примечаниями, которые оставляют почти треть всего текста и сами по себе читаются с немалым интересом, особенно не очень подготовленными к «еврейской теме» читателями.
Для творчества Подольского вообще и в романе «Идентичность» в частности характерна «многоэтажность» повествования, где первый этаж — судьбы человеческие, второй — портрет общества, причем Подольский явно тяготеет к тому, что происходит на уровне общества, к социальному, политическому. Отсюда в некоторых случаях и присущая ему публицистичность. Вместе с тем он очень тщательно и любовно пишет семейный эпос: историю родителей, дедушек и бабушек своего героя, прадеда Шаи Гитмана, детей Леонида Вишневецкого. Но семейное, личное, история близких и дальних родственников у Подольского органично переплетаются с историческими событиями. Мы узнаем и об истории еврейских колхозов в Крыму, и об израильских кибуцах, и о борьбе еврейских репатриантов за свое государство, и о взрыве гостиницы «Царь Давид», и о беспримерной по мужеству и трагичности операции «Бриха», наконец, перед нами предстают картины последней большой алии.
В романе «Идентичность» автор сочетает лирическое — это прежде всего страницы о земле Израиля — и символическое. Символическими чертами наделен, в частности, образ знаменитого скрипача Эфраима Циркиса, но особенно — борца за право на выезд, отказника и узника Сиона Иосифа Голдентуллера (Шимшона) и его жены Мирьям, очень ярки образы еврейской писательницы Моти Блох и ее семьи. К несомненной удаче можно отнести и образы отца главного героя Григория (Герша) Клейнмана, и бывшего революционера профессора Блюмкина, и абсолютно беспринципного марксиста‑антисемита Василия Лисицына.
«Идентичность» — во многом роман сознания. Жизнь главного героя не столь богата, скорее, даже бедна внешними событиями. Герою посчастливилось: бóльшая часть его сознательной жизни пришлась на время «брежневской передышки, а не сталинской мясорубки». Значительно богаче она внутренним содержанием — это бесконечное познание, постижение, интеллектуальный поиск: герой, изначально очень далекий от еврейской жизни и от национальных традиций, постепенно обретает свою идентичность.
Роман «Идентичность» — это и роман о России, какой ее видит Леонид Вишневецкий. Яркий и противоречивый портрет, в котором много любви и нежности, но это портрет глазами пасынка.