Собибор
Режиссер Константин Хабенский
Россия. 2018

Фильм Константина Хабенского «Собибор», вышедший в российский и мировой прокат в начале мая, собрал хорошую кассу. В московских кинотеатрах залы были настолько полны, что, отправившись смотреть картину в День Победы, я купила на вечерний сеанс последний оставшийся билет.

Имеющий долгую предысторию, обросший противоречивыми слухами еще до начала съемок, фильм имел успех у публики и вызвал неоднозначную реакцию историков и кинокритиков. Кто‑то его хвалил, многие ругали, упрекали в пренебрежении историческими фактами, но заметили картину все. Во время показов, на первых же минутах, зрители переставали хрустеть попкорном. Выходя из кинозала, люди, до той поры вовсе не посвященные в тему, обсуждали увиденное. Когда в зале зажегся свет, я заметила у соседки слезы на глазах.

Из всего перечисленного следует, что цель достигнута: фильм снимался ради того, чтобы люди узнали о Собиборе, о Печерском. Не столько о том, как именно все случилось, сколько о том, что все это правда было — восстание, которое готовилось 22 дня, побег, более 50 участников, переживших войну. Известный страх людей, прошедших через советские лагеря — «я расскажу, а мне не поверят», — очевидно, имел место и у узников нацистских лагерей. Не случайно Лев Симкин, историк и автор биографии Печерского «Полтора часа возмездия», в передаче на «Радио Свобода», посвященной фильму, привел цитату из письма Печерского: «…Нет уже сил всем доказывать, что фашизм — это не выдумка евреев».

Фильм рассказал историю, о которой в стране почти никто не знал. Кому‑то, возможно, в советские годы попадалась на глаза тоненькая брошюрка — цензурированные мемуары Печерского, изданные в 1945‑м, страниц на 60, без упоминания еврейской темы. Одним из первых о восстании рассказал на идише писатель Миша Лев в книге «Собибор». Был еще очерк Павла Антокольского и Вениамина Каверина «Восстание о Собиборе», опубликованный в 1945‑м в журнале «Знамя»: они слышали рассказ Печерского в Комиссии по расследованию злодеяний немецко‑фашистских захватчиков и их пособников, текст этот Гроссман включил в «Черную книгу» — но она, как известно, была запрещена.

Не показали в СССР и вышедший в 1987 году британско‑югославский блокбастер «Побег из Собибора». Режиссер Джек Голд снял в нем Рутгера Хауэра, который получил за эту роль «Золотой глобус», — а Печерского, тихо жившего на пенсии в Ростове‑на‑Дону, на премьеру в США не пустили. Не помогли и хлопоты Владимира Познера, к которому Печерский обратился за помощью. Происходило это в разгар перестройки, в том же году в СССР приняли закон, облегчивший выезд советских граждан за рубеж, и за несколько месяцев разрешение на выезд Печерским было получено. Но состояние его ухудшилось, он побоялся лететь, а в 1990 году умер.

Вспомнили о герое — зато на высшем уровне — в нынешнем десятилетии, когда восстановлением памяти о подвиге заключенных Собибора занялась международная инициативная группа, из которой вырос Фонд Александра Печерского. Тему обсудили президент Путин и спикер кнессета (а тогда министр информации и диаспоры) Юлий Эдельштейн, потом в Москве, на заседании Совета по правам человека при президенте РФ историк Николай Сванидзе передал Владимиру Путину книгу воспоминаний Печерского («Александр Печерский: Прорыв в бессмертие», М.: Время, 2013). Книга была передана президенту вместе с обращением, подписанным представителями либеральной общественности: в нем содержалась просьба присвоить Александру Ароновичу Печерскому посмертно звание Героя России.

Звезду Героя Печерскому даже после смерти не дали. Тут уместно вспомнить, что еще в 1949 году Александр Печерский, представленный к ордену Отечественной войны II степени, получил лишь медаль «За боевые заслуги». А комендант лагеря Собибор Карл Френцель (в фильме его играет голливудский актер Кристофер Ламберт), в 1960‑х годах приговоренный к пожизненному заключению, умер тем не менее на свободе и Печерского пережил.

Вот и сейчас героя наградили лишь орденом Мужества. Зато тема получила продолжение: книга воспоминаний попала к министру культуры РФ Владимиру Мединскому, и тот посчитал сюжет подходящим для экранизации, недаром в титрах картины министр упомянут как автор идеи фильма. Хотя настоящим автором идеи был сам Печерский, изначально полагавший свою историю достойной экранного воплощения: в 1978 году он обратился с предложением снять кино в творческое объединение «Экран» — и получил в ответ дежурную отписку (см.: После Собибора).

Минкульт выделил на фильм некоторую часть необходимых денег. Александру Адабашьяну был заказан сценарий, от которого, признаем, мало что осталось, но судить о его качестве можно по вышедшей в «Эксмо» книжке, представляющей собой беллетризованный вариант первого сценария: текст изобилует любовными сценами и приторными диалогами. На роль режиссера был выбран Александр Малюков, известный по патриотическим фильмам «Мы из будущего» и «Я — русский солдат», — он тоже остался в титрах, однако по мере погружения в материал исполнитель главной роли Константин Хабенский все больше сцен переделывал по своему разумению, и в какой‑то момент получил от продюсеров карт‑бланш.

В итоге мы имеем лоскутное одеяло: яркие сцены — например, убийство в мастерской, одного за другим, 11 нацистов или финальный пробег заключенных мимо раненого коменданта лагеря Френцеля — чередуются с откровенно слабыми, и в целом фильм выглядит несколько эклектичным. Но это кажется неважным: по сравнению с тем, насколько важен сам фильм, насколько актуальной оказалась эта попытка рассказать о лагере смерти без лишнего пафоса и сантиментов, предъявить в кадре газовую камеру, заполненную людьми — пусть их там 40 или 80, а не 800, как в настоящей камере Собибора, показать, как за три недели в лагере человек становится лидером восстания и находит слова, чтобы убедить товарищей, что только они смогут себя спасти.

В фильме, разумеется, есть неточности, и какие‑то из них простить трудно: из финальных титров, например, мы узнаём, что после побега из лагеря Александр Печерский перешел линию фронта и воевал в армии до конца войны. В действительности он оказался у партизан, оттуда попал в штурмовой батальон, который отличался от штрафбата только тем, что офицеров не лишали званий, но вину — вину! — все равно приходилось смывать кровью. И он смыл.

Есть там и другие факты, противоречащие исторической правде. Но огрехи эти кажутся несущественными, потому что режиссер и не ставил историческую драму — он снимал эпос. А в эпосе частности не столь важны, и потому можно обрубить истории отдельных персонажей — их жизнь начинается для нас в лагере. Важно, что все они — евреи, хоть и говорят на разных языках.

В нынешней политической ситуации Константину Хабенскому хватило такта и вкуса не заострять внимание на вахманах — охранниках лагеря, которыми в Собиборе были сплошь украинцы. Ему хватило мужества и умения сделать современный фильм о еврейской трагедии, предъявить евреев — героев, а не безмолвных жертв, до него в России этого никто не делал и вряд ли кто‑нибудь скоро сделает, потому что в обществе нашем даже слово «еврей» не принято произносить.

В передаче «Время покажет» по Первому каналу, целиком посвященной премьере «Собибора», слово это не прозвучало ни разу. Как и в рецензии на фильм «Комсомольской правды» — газеты, выходящей едва ли не самым большим тиражом в стране. Пресса подняла Печерского на щит не как героя и жертву Катастрофы, а как офицера Красной армии — это сегодня в тренде. Между тем, призванный на второй день войны техником‑интендантом второго ранга, что соответствовало лейтенантскому званию, Печерский был сугубо штатским человеком. В Фейсбуке корреспондентка «Комсомолки» возмущается, что евреев поминают в фильме слишком часто. Она явно выражает мнение многих своих читателей.

А Хабенский своим фильмом успешно оппонирует им.