В новой захватывающей радиопрограмме Би‑би‑си Филипп Сэндс рассказывает о загадочном «любящем муже» из Львова, ответственном за гибель семьи его собственного деда и большинства евреев Галиции.

«В Лемберге было много происшествий», — оживленно писал Отто фон Вехтер своей жене Шарлотте весной 1942 года.

Действительно, у недавно назначенного нацистского губернатора Галиции было много дел.

Его назначили руководить вновь завоеванной областью — в то время составлявшей часть Польши, а теперь часть Украины — в том же месяце, когда Ванзейская конференция утвердила план величайшего преступления в мировой истории — попытки уничтожения европейского еврейства.

В течение следующих полутора лет нацисты под руководством Вехтера депортировали и убили почти всех евреев Лемберга — современного Львова — и окрестных населенных пунктов. Общее число евреев, убитых в Галиции, составило около 500 тыс. человек.

Роль Вехтера в этих событиях представляет особый интерес для британского адвоката, ученого и специалиста по международному праву Филиппа Сэндса, поскольку вся семья его деда — около 80 мужчин, женщин и детей — погибла в этом городе.

Сэндс, автор нашумевшей книги «Восточно‑Западная улица» (2016), выпустил в этом месяце новый проект. Это подкаст Би‑би‑си под названием «Крысиные тропы», посвященный истории Вехтера, который транслируется сейчас и на главной новостной радиостанции «Радио 4». Книга по мотивам этого радиосериала, «Смерть в Ватикане», должна появиться в 2020 году.

Но это не обычное расследование зверских преступлений человека, о котором, как говорит Сэндс в первом из 10 эпизодов проекта, большинство людей никогда не слышали. На самом деле самые драматичные эпизоды касаются удивительных отношений между Сэндсом и его помощником — 79‑летним сыном Вехтера.

Хорст Вехтер живет в одиночестве в замке Хаггенберг — барочном сооружении XVII века в часе езды от Вены — в окружении книг, писем, документов и записей, которые, по его мнению, докажут, что его отец был достойным и хорошим человеком, который делал что мог в сложившихся трагических и тяжелейших обстоятельствах.

Он также убежден, что смерть Вехтера в 1949 году была не случайна — он был убит по личному приказу Сталина. Вехтер был осужден за военные преступления в 1946 году, три года прятался в высокогорных деревнях в Альпах, а потом бежал в Рим, где его укрыл высокопоставленный католический епископ.

Что касается истории с погромами, то тут Хорст упрямо стоит на своем. Он надеется убедить Сэндса, что Отто фон Вехтер — не тот человек, каким он представляется на основании всех свидетельств.

«Крысиные тропы», которые одна из газет описывает как «охоту за бесчеловечным нацистом, который поймал в западню целый народ», оказались хитом. После запуска подкаста сериал быстро поднялся на первую строчку ежедневных чартов iTunes в Британии, после чего закрепился в первой пятерке. Один из критиков назвал его «научным, познавательным, драматичным и захватывающим».

Популярность проекта неудивительна. И дело тут не только в неутолимой тяге британцев к историям, связанным со Второй мировой войной. Вехтер рассказывает о любви, предательстве, жутких преступлениях и отрицании. Слушатели пускаются вместе с ним в путешествие по австрийским замкам, затерянным в Альпах, по пропитанным кровью полям Восточной Европы и великолепным площадям Рима.

И еще благодаря тому, что Хорст предоставил Сэндсу доступ к семейным архивам, слушатели узнают и об отношениях Вехтера с женой. Их многочисленные письма позволяют проникнуть в ментальность хладнокровного убийцы, который подписывал документы, отправлявшие на смерть сотни тысяч людей — и похоже, ни разу не выказал ни единого признака сомнения, сожаления или раскаяния за свои поступки.

Сэндс познакомился с Хорстом, когда изучал происхождение международного уголовного права. Его интерес был одновременно сугубо академическим и личным: в Лемберге родился не только дед Сэндса, но и двое юристов, сыгравших ключевую роль в Нюрнбергском процессе. Герш Лаутерпахт ввел в Устав Нюрнбергского трибунала понятие «преступления против человечества», а Рафаэль Лемкин предложил термин «геноцид».

Сэндса заинтересовал и другой юрист — Ганс Франк, генерал‑губернатор оккупированной Польши, который предстал перед судом в Нюрнберге за военные преступления и преступления против человечества, был осужден и казнен. Через сына Франка Никласа, в 1987 году опубликовавшего не понравившуюся критикам биографию своего отца, Сэндс познакомился с Хорстом.

«Позиция Хорста сильно отличается от моей», — предупредил исследователя Франк. Позднее Сэндс, Никлас и Хорст вместе участвовали в съемках документального фильма Би‑би‑си 2015 года «Мое наследие нацизма».

Список обвинений, предъявленных отцу Хорста, длинен. Вехтер родился в Вене в семье овеянного славой героя Первой мировой войны и довольно рано присоединился к нацистам, вступив в партию в 1923 году. В качестве юриста он участвовал в организации переворота и убийства канцлера Австрии Энгельберта Дольфуса в 1934 году.

Едва избежав ареста — он бежал в Будапешт на угольной барже, — Вехтер обосновался в Берлине и вернулся в родной город только в 1938 году. Когда после аншлюса Гитлер обратился к толпе на Хельденплац («Самый потрясающий момент в моей жизни», — вспоминала 40 лет спустя жена Отто), Вехтер стоял на балконе позади фюрера. Затем Вехтеру было поручено проследить за смещением 16 тыс. австрийских евреев с постов на государственной службе.

Когда в 1939 году Артур Зейсс‑Инкварт, крестный отец Хорста и лидер австрийских нацистов, занял пост заместителя Франка в Польше, он пригласил старого товарища к себе. Вехтер стал губернатором Кракова. Пока он подписывал приказы об удалении евреев из города и организации гетто, куда попали все оставшиеся, Шарлотта занималась мародерством в Краковском национальном музее, откуда немецкие солдаты вывозили произведения готического и ренессансного искусства в резиденцию ее семьи. Позднее Хорст вернул часть вещей, награбленных его матерью.

В 1942 году появились сообщения о первых двух обвинениях в адрес Вехтера. Газета New York Times написала, что польское правительство в изгнании назвало имена 10 нацистов — в их числе были Франк и Вехтер, — которые несут коллективную ответственность за гибель 400 тыс. польских граждан. В газете говорилось, что Вехтер «особенно отличился в истреблении польской интеллигенции».

Четыре года спустя Центральный реестр военных преступников опубликовал второе обвинение. В нем говорилось, что Вехтер «виновен в массовых убийствах, расстрелах и казнях, которыми он руководил в качестве губернатора дистрикта Галиция».

Петля затягивается

В министерстве юстиции в Вашингтоне Сэндс обнаружил три документа, которые указывают на прямое участие Вехтера в ужасных событиях, последовавших за его назначением в Галицию.

Первый документ — меморандум, изданный за несколько дней до его прибытия в Лемберг, — положил начало депортации экономически непродуктивных евреев из города. Петлю затягивает второй документ, подписанный Вехтером 13 марта 1942 года, который сильно ограничивает сферы применения еврейского труда в Галиции. Два дня спустя на подведомственной Вехтеру территории началась реализация «Операции Рейнхард», секретного плана по уничтожению евреев Польши, и тысячи евреев Лемберга были отправлены в Белжец.

Но самым убедительным оказался третий документ. Это письмо, написанное Генрихом Гиммлером после путешествия в Лемберг в августе 1942 года. Визит состоялся в разгар большой «акции» против евреев Лемберга, в ходе которой было убито 40 тыс. человек, а украинская полиция систематически прочесала город, арестовывая евреев и отправляя их в Белжец.

Гиммлер пишет: «Недавно я был в Лемберге и начистоту поговорил с губернатором, бригаденфюрером СС доктором Вехтером. Я открыто спросил его, хочет ли он уехать в Вену, потому что я считал бы ошибочным не задать этот вопрос, находясь там. Вехтер в Вену не хочет».

Эли Розенбаум из министерства юстиции, который уже 30 лет участвует в программе правительства США по преследованию нацистских военных преступников, рассказал Сэндсу: «Отто Вехтер — единственный известный мне случай, когда человеку действительно предлагали возможность уехать, прекратить участвовать в нацистских преступлениях, а он отказался».

Гиммлер явно одобрял преданность Вехтера делу. Губернатор остался в Лемберге еще на два года, и к 43‑му дню рождения в 1944 году получил открытку с поздравлениями от Гиммлера. Это одна из семейных реликвий — к числу которых относится также экземпляр «Майн кампф» с дарственной надписью крестнику от Зейсса‑Инкварта, — украшающих дом Хорста.

По мнению Сэндса, «нет никаких сомнений в том, что Отто Вехтер несет ответственность за эти события». Улики, по его словам, «неопровержимые», и если бы Вехтера удалось поймать, то в Нюрнберге он разделил бы судьбу Франка и Зейсса‑Инкварта.

Однако Хорст, по‑видимому, категорически не согласен с такой оценкой. Он считает, что при нацистском режиме существовало двоевластие: гражданская администрация, которая руководила повседневной жизнью, и именно в ней трудился его многострадальный отец, и администрация СС, которая несет полную ответственность за убийство евреев. Его зацепка — отсутствие документов за подписью Вехтера, в которых он отдавал бы прямые приказы об убийстве евреев. Как отметили следователи Министерства юстиции, на этот аргумент с тем же успехом могли бы сослаться и родственники Адольфа Гитлера.

«Он действовал максимально гуманно, насколько мог, — говорит Хорст Сэндсу. — В этом деле с евреями он не виноват. Ими занимались другие люди. Он пытался, знаете ли», — и его голос затихает.

Любящий отец был хладнокровным убийцей

В их отношениях присутствует удивительная теплота, а иногда даже игривость. Сэндс называет Хорста «теплым и щедрым человеком», помогает ему, когда у старика перехватывает дыхание при первом чтении письма, отправленного Шарлотте католическим епископом, который был рядом с Вехтером, когда тот умер.

Но за всем этим чувствуется неизбежное напряжение. В первом эпизоде программы Сэндс лаконично замечает: «Я полагаю, его отец несет немалую ответственность за убийство семьи моего деда. Он считает, что я ошибаюсь».

Сэндс достаточно чуткий и внимательный слушатель, чтобы понять, что за верой Хорста, будто «Отто не вполне виноват», лежит сложный комплекс фактов.

«Его представления об отце — человеке, с которым он толком не был знаком, — сформированы матерью, а ее он любил и, можно сказать, даже боготворил. Для Шарлотты Отто был самым светлым человеком, которого оклеветала история, который, может быть, и не верил в происходящее вокруг, но был бессилен остановить это», — считает Сэндс.

И все же Сэндс признает, что «невероятно тяжело разговаривать с умным и любознательным человеком <…> искренне желающим узнать о прошлом своих родителей и в то же время не готовым признать то, что мне представляется совершенно очевидным».

Возможно, думает он, «подсознательно Хорст хочет знать правду и, возможно, поэтому он поддерживает отношения со мной».

А что же с отношениями, которые играют такую важную роль в «Крысиных тропах», — отношениями между Вехтером и обожавшей его женой, женщиной, которая разделяла и никогда не отвергала нацистские убеждения?

Благодаря готовности Хорста приоткрыть Сэндсу и его команде свою сокровищницу с письмами и документами мы немало узнаём об этих отношениях. Они воскресают не только благодаря текстам писем, звучащих в эпизодах, но и благодаря голосам, которые читают их. Сэндс позвал читать письма Шарлотты голливудскую звезду Лору Линни, и она удивительно точно передает тон Шарлотты — иногда властный, иногда слащаво‑романтический. Письма Вехтера читает популярный британский писатель, актер и комик Стивен Фрай.

Одному интервьюеру Сэндс сказал: «Мне нравится беспокойство, которое возникает, когда письма проблемного персонажа читает голос, которому ты доверяешь. Содержание писем жуткое, а голос совершенно обворожительный».

Эти письма леденят кровь. В декабре 1939 года Вехтер сначала весело рассказывает жене о «чудном» концерте, который он устроил в Кракове, и тут же — о «менее приятных вещах», которые происходят в городе. «Саботаж. Неприятное дело… Завтра мне придется расстрелять еще 50 поляков».

Хорст, всегда готовый помочь, тут же объясняет: «Он пишет “придется”… Любая армия проводит репрессии. Не он принял решение убить их. Это был какой‑то судья из гестапо».

В другом письме, датированном августом 1942 года, Вехтер извиняется, что пишет недостаточно часто. «В Лемберге было много происшествий с тех пор, как ты уехала. Нужно было набирать работников для Рейха на сбор урожая… и еще проходят крупные еврейские акции», — пишет он, любовно подписываясь: «Большой привет детям. Огромный привет».

Две недели спустя евреи опять занимают мысли Вехтера. «Дела в саду, к сожалению, двигаются очень медленно, — рассказывает он Шарлотте. — Рабочих рук недостаточно. Евреев депортируют все активнее и активнее, и трудно раздобыть все необходимое для теннисного корта».

В последние годы жизни Шарлотта начала активно бороться за восстановление репутации мужа — и после ее смерти это дело продолжил Хорст.

Она записала на магнитофон многочасовые рассказы о жизни своей семьи, опрашивала друзей и беседовала с немецким журналистом, который выяснял подробности загадочной смерти Вехтера в Риме.

Эти записи, ранее никогда не публиковавшиеся, показывают, как Шарлотта помогала Вехтеру и поддерживала его, пока он скрывался от правосудия в Австрийских Альпах вместе с молодым офицером СС, с которым он познакомился в Италии в конце войны.

Летом 1948 года Шарлотта провела с мужем и несколькими детьми идиллический месяц, сняв домик в горах. Вехтер даже приезжал к семье в Зальцбург на Рождество, хотя сразу после Нового года ему пришлось вернуться в Италию из страха быть обнаруженным.

В апреле 1949 года Вехтер приехал в Рим. Он путешествовал под другим именем: Альфредо Рейнхардт. Новая фамилия жутковато, но, возможно, не случайно напоминала об операции против польских евреев.

Посреди «крысиных троп»

Из писем Вехтера явствует, что среди прочих ему оказывал помощь некий «церковный господин», который сказал ему, что «случай Вехтера ему хорошо известен». Этим человеком был епископ Алоиз Худал, антисемит и фанатичный антикоммунист, сочувствовавший нацистам и возглавлявший немецкую семинарию в Риме. Он был близок к предыдущему папе Пию XI.

Худал руководил «крысиными тропами», задачей которых было помочь нацистским преступникам бежать и переправить их в безопасные места, например в Аргентину. Вехтер укрылся в монастыре и приюте Вигна Пиа. Просматривая гостевые книги монастыря, Сэндс нашел там имена других известных убийц — например, Вальтера Рауффа, изобретателя газенвагенов, — которые жили там же.

К июлю 1949 года жизнь Вехтера пошла на лад. Он удивительным образом периодически находил работу в кино на эпизодических ролях: участвовал в экранизации оперы Верди «Сила судьбы». Полным ходом шло планирование его бегства из Европы.

Но всего через несколько часов после обеда и купания в озере Альбано с человеком, которого он назвал Шарлотте «старым товарищем», Вехтер тяжело заболел. Он умер через несколько дней на руках у Худала, сказав епископу, что его отравили. Шарлотта приехала в Рим и увидела почерневший труп мужа: «Он был как негр, весь сгоревший изнутри».

Сэндс доказал, что «старым товарищем» был Карл Хасс, один из организаторов знаменитого массового убийства в Адреатинских пещерах. На основании рассекреченных материалов ЦРУ он выяснил, что Хасс в 1949 году был главным источником американской шпионской организации «Проект Лос‑Анджелес», которая использовала бывших нацистов, чиновников Ватикана и неофашистов для сбора информации о растущей коммунистической угрозе в Италии. Другим источником был Худал.

По‑видимому, за обедом Хасс сделал предложение, от которого Вехтер отказался. Маловероятно, чтобы Вехтер — страстный антикоммунист — отверг бы предложение работать на американцев. В документах ЦРУ содержится еще один таинственный факт: некоторые «близкие знакомые» подозревали Хасса в том, что он двойной агент Советского Союза.

В записях слышна отчаянная, но безуспешная попытка Шарлотты выставить деятельность Вехтера в более героическом свете. «Ему всегда нравилось делать то, что он считал правильным, — рассказывает она. — До самого конца он отказывался идти на сделки с совестью, но иногда он просто не мог поступать так, как ему казалось правильным».

«У всех есть светлые и темные стороны, — говорит вдова Вехтера на другой пленке. — Мы должны всегда видеть в людях только хорошее».

Эти слова звучали бы чуть более убедительно, если бы дневники Шарлотты не свидетельствовали о том, что она была убежденной нацисткой. Посмотрев по телевизору репортаж о 40‑й годовщине аншлюса в марте 1978 года, она пишет: «Я рада и благодарна Богу, что удостоилась жить в это время».

Главная мысль Шарлотты заключается в том, что Вехтера убили. Именно об этом Хорст говорит в радиосериале больше, чем о чем‑либо другом.

Возможно, как считает Хорст, Хасс отравил Вехтера после того, как тот отверг предложение работать вместе с ним на СССР. По словам писателя Джона Ле Карре, не исключено также, что Вехтера выследили и убили еврейские «мстители». Ле Карре, который после войны служил офицером британской разведки в Австрии, признает, что «восхищался» подобными попытками свершить правосудие над теми, кому удалось скрыться от легального суда.

Другое объяснение предлагает британский специалист по болезням печени, который считает, что Вехтер, плавая в грязных водах Тибра, мог подхватить лептоспироз. Эта версия не отвечает стремлению Хорста доказать, что смерть его отца была куда более героической.

Но эта детективная история бледнеет перед великой загадкой: каким человеком был Вехтер по мнению его сына?

Среди семейных бумаг, в которых он разрешил Сэндсу копаться, оказалась (вероятно, случайно) распечатка электронного письма Хорста племяннику: «Прилагаю два письма от твоего деда, которые я сравнил с дневником Гиммлера. Они изобличают его больше, чем все прочие документы, которые я видел. Никакого смысла нет. Он все знал. Все видел. И в принципе соглашался. Опечаленный дядя Хорст».

На прямой вопрос Сэндса Хорст после некоторого молчания пробормотал: «Я не стал бы говорить, что мой отец убил 800 тыс. евреев или что‑то вроде этого».

Все это оставляет его английского приятеля, семья деда которого погибла 70 лет назад в Лемберге, перед тяжелой проблемой: сколько это — слишком много? 

Оригинальная публикация: Seeking the truth about a Nazi war criminal — with the help of the killer’s son