Амихай Йегуда
Сейчас и в другие дни
Новые переводы Александра Бараша / Послесловие Ю. Левинга. — Екатеринбург; М.: Кабинетный ученый, 2020. — 100 с. 

Йегуда Амихай (1924–2000) — поэт, неотделимый от Израиля XX века. Для читателя, желающего проникнуть в мир мыслей, переживаний и представлений израильтянина, Амихай — абсолютное, хотя и не единственное sine qua non Букв. «без этого» (лат.), перен. «непременное условие». . Его любят, читают, переиздают, учат наизусть, переводят, даже называют в шутку наиболее переводимым ивритским поэтом после царя Давида. Он стал классиком. Вполне уместна и справедлива приведенная Ю. Левингом, автором послесловия к книге, и вынесенная в заголовок формула «поэт израильских хрестоматий».

Но поэзия — это то, что теряется при переводе. Переводчик переводит слова, мысли, образы, но, чтобы объяснить читателю, что перед ним действительно замечательный поэт, приходится воссоздавать самое главное на ином языке с нуля — или почти с нуля. На другом языке текст живет по‑другому, и переводчик находится в вечном противоборстве отваги и смирения: переводя какое‑то произведение на родной язык, он хочет сохранить все: должно быть именно это, а не какое‑то новое произведение, но звучать оно должно столь же естественно, как и оригинал.

Для книги «Сейчас и в другие дни» решать эти задачи выпало Александру Барашу. Это не первое обращение Бараша к стихам Амихая: в 2019 году в «Книжниках» вышел томик «Помнить это разновидность надежды». Так что знакомство русского читателя с Амихаем продолжается.

Довольно трудно делать широкие обобщения о творчестве Амихая: стихи на первый взгляд просты, при переводе велик соблазн чем‑то дополнить, подрифмовать, «вписать» в привычный поэтический контекст, в данном случае русский. Александр Бараш удержался от этого соблазна. Процитирую послесловие: «Сравнивая оригинал и перевод, может показаться, что перед нами подстрочник — настолько точно и близко Бараш следует подлиннику, включая пунктуационную оркестровку и ритмические конструкции».

Что ж, вполне правомочное решение. Но тогда следует отметить, что недостатком книги — возможно, объяснимым экономическими причинами — является отсутствие ивритских оригиналов. Творческий метод, который можно определить как «филологический перевод», вроде гаспаровского перевода Ариосто, призван не столько имитировать достоинства оригинала на другом языке, сколько приблизить к читателю оригинал.

Вот, например, едва ли не самое известное у нас стихотворение Амихая в переводе Бараша:

Б‑г милосерден к маленьким детям,

меньше — к школьникам.

А взрослых уже не пожалеет,

оставит одних,

иногда им придется

ползти на четвереньках

по раскаленному песку, истекая кровью,

чтобы добраться до места, где их подберут.

Может быть, к тем, кто по‑настоящему любит,

он будет милосерден, пощадит и укроет в своей тени,

как дерево — спящего на скамейке

в аллее парка.

И может быть, мы

отдадим им последние монеты

милосердия и праведности,

которые оставила нам в наследство мать,

чтобы их счастье — защитило нас

сейчас и в другие дни.

Оно много переводилось, есть ритмизованный и зарифмованный перевод Татьяны Бек (А Б‑г жалеет маленьких детей / Подростков — реже, но жалеет тоже. / А к старшим он уже гораздо строже, / Чтоб не сказать, что — круче и лютей. / Поэтому они на четвереньках / Ползут и в городах и в деревеньках, / Чтоб вовремя прибыть на сборный пункт… / Да. Истекают кровью, но ползут…), есть и версии других переводчиков.

Метод, выбранный Барашем, не бесспорен, и перевод его адресован в первую очередь тому читателю, которому оригинал в какой‑то мере доступен. Вообще перевод — это всегда ответ на вызов, даже сразу на множество вызовов: языка, автора, чужих реалий, чужой литературной традиции, своей литературной традиции, переводческой традиции. Да, Амихай в языковом отношении на первый взгляд прост, но эта простота не что иное, как естественность выражения на нейтральном регистре языка — то, что в переводе труднее всего сохранить. Он постоянно цитирует Писание (как отмечено в послесловии, это роднит его стихи с центоном), но такая особенность речи вполне естественна для образованных израильтян. Большинство стихотворений Амихая — верлибры, а для верлибра требуется максимально бережное отношение к тексту: за размер и рифму здесь не спрячешься…

Вызовов хватает, и повторю банальность: как переводчик с ними справился, судить читателям. Судить будут по‑разному, но те, кто стремится приблизиться к оригинальному тексту Амихая, оценят сдержанность и точность переводов Александра Бараша.