Монолог

Общая Победа, общая борьба

Григорий Хавин 10 мая 2021
Поделиться

Послевоенные поколения всех стран и народов — без исключения — должны ставить перед собой задачу помнить о Победе над фашизмом и понимать ее значение для всего человечества. Вторая мировая война подвергла испытанию самые основы цивилизации и само понятие «человек». Были установлены и задокументированы «точки отсчета», «абсолютные минимумы и максимумы» людского зверства и героизма, страдания и самоотверженности, морального уродства и благородства. В режиме этих «крайних значений» были испытаны институты современных обществ и государств и их функции. Осмысление истории и итогов Второй мировой — это экзамен для человечества, в результате которого мир может либо избежать новых катастроф и подняться в своем общественном и политическом устройстве на более высокий уровень, либо покатиться вспять, к повторению невыученного исторического урока. Можно сказать, что страшнейшая в истории война окончена лишь постольку, поскольку жива в нашем сознании Великая Победа.

Попытки пересмотра событий и итогов Второй мировой войны в русле новых — а по сути, подретушированных старых — ‑измов, идеологий, призванных «интерпретировать» историю и реальность в угоду политическим интересам, требуют противодействия, которое возможно только при знании исторической правды и при понимании сути событий. Именно разновидностью идеологии «групповой идентичности», столь востребованной сегодня ввиду функциональности ее принципа «разделяй общество и властвуй», является фашизм. В ХХ веке эта идеология и практика манипуляции сознанием толпы привели мир к ужасам Второй мировой, наша общая задача сегодня — не допустить подобного вновь.

По ряду очевидных причин у еврейского народа есть особая роль и ответственность в сохранении памяти о войне и Победе над фашизмом. День Победы в Израиле — не только праздник государственный, но теперь и официально религиозный: День Спасения и Освобождения. То есть значение этого события в еврейском понимании выходит за географические, политические, исторические и даже временные рамки и приобретает более глубокий смысл. Для советских евреев победа в войне была единственным шансом выжить. Поэтому внесение такого праздника в религиозный еврейский календарь для евреев бывшего СССР — прямых потомков солдат Великой Отечественной — стало выражением их общего отношения к этой дате. Но, например, американским евреям уничтожение вроде бы не грозило. Попробуем понять, что означает победа во Второй мировой для американских евреев.

В послевоенном Советском Союзе еврейская тема особо не афишировалась, но об участии американских солдат‑евреев в войне было известно. В силу союзнических отношений во Второй мировой на русский язык переводились и издавались произведения американских авторов‑фронтовиков. А поскольку большинство этих писателей были евреями, то и героями их книг оказывались американские евреи‑солдаты. Самыми известными в СССР стали военные романы «Молодые львы» Ирвина Шоу и «Нагие и мертвые» Нормана Мейлера. Книги эти издавались многотысячными тиражами, широко читались и были популярны. Таким образом, советский читатель, как ни странно, больше знал о специфически еврейском военном опыте американцев, чем о еврейской составляющей военного опыта солдат и партизан Великой Отечественной. Характеры героев произведений американских писателей находили отклик у советских евреев: несмотря на различия, обусловленные социально‑политической и географической дистанцией, они во многом были близки и понятны.

Благодаря книгам, фильмам и документам можно проследить изменение восприятия американским обществом «еврейского вопроса» и роли евреев в войне, а также проследить эволюцию восприятия войны и Великой Победы американскими евреями — от сугубо личного к общенародному и общечеловеческому. На советском материале и для советских реалий это сделать сложнее. В СССР эта тема была практически полностью в сфере семейных преданий и до сих пор ждет своего воплощения в литературе, кино и в учебнике истории.

Вступлению США в войну предшествовал период изоляционизма, когда официальной политикой было невмешательство Америки в войны европейских стран между собой. После тяжелых и, по общему мнению, бессмысленных потерь в Первой мировой и последовавшей Великой депрессии даже угроза для Британии, с которой США были связаны близкими культурными и политическими отношениями, не могла поколебать позиции изоляционистов в правительстве и истеблишменте. Черчилль предпринимал усилия, чтобы добиться от США военной поддержки. Ему удалось убедить Рузвельта поставить самое необходимое вооружение за наличные деньги и в обмен на использование США британских территорий в Канаде и на Карибах. Когда наличные закончились, Черчилль смог убедить американцев производить и поставлять вооружение в кредит, что стало называться «ленд‑лизом», в рамках которого военное снаряжение стало поставляться затем и в СССР. Между тем это встретило сильнейшее сопротивление как среди политических противников Рузвельта, так и в обществе в целом. Рузвельта обвиняли, что он втягивает США в «чужую войну». Нападение Германии на СССР никак не ослабило позиции американского изоляционизма.

Заметим, что экономический и общественный кризис Великой депрессии породил в американском обществе беспрецедентный антисемитизм. С одной стороны, евреи считались «расово неполноценными», с другой — в массовом антисемитском сознании они владели экономикой и заправляли мировой политикой. Отношение гитлеровского режима к евреям и нацистская пропаганда находили сочувственный отклик в широких слоях населения США. Согласно опросам общественного мнения между 1938 и 1941 годами, процент убежденных в том, что «евреи имеют слишком много власти в США», возрос с 33% до 55%. В 1936 году журнал Fortune провел расследование: правда ли, что евреи управляют американской экономикой? Это оказалось противоречащим всем очевидным фактам, но никак не повлияло на общественные настроения. Дошло до того, что в университетах и колледжах были введены квоты на прием еврейских студентов. В Нью‑Йорке прошел 20‑тысячный пронацистский «антивоенный» марш. Конгресс США отказался поддержать закон, позволявший принять 10 тыс. еврейских детей‑беженцев из Европы. Рузвельта прямо обвиняли в том, что он хочет втянуть Америку в «еврейскую войну». Именно такими настроениями в обществе впоследствии объясняли неоказание администрацией Рузвельта более широкой помощи европейским евреям. Даже еврейские члены его кабинета ничего не могли сделать: администрация находилась под сильнейшим давлением антисемитски настроенной части истеблишмента и «общественного мнения». Конечно, в США до войны были значительные политические, общественные и интеллектуальные силы, противостоявшие нацизму и антисемитизму — как еврейские, так и нееврейские. Однако их голос заглушался более громкими и агрессивными мракобесами. Именно таков был общественный климат в США в начале войны.

Через несколько дней после нападения Японии на Перл‑Харбор 7 декабря 1941 года и объявления США войны Японии Германия объявила войну США. Военный патриотизм мгновенно изменил политические настроения, но антисемитизм оставался широко распространенным. В восприятии основной массы американских солдат они воевали с Японией, а не с фашизмом. По свидетельству Ари Лашнера, американского моряка, погибшего впоследствии от пули снайпера в Израиле в 1948 году, «по общему убеждению, наша основная цель — победить япошек, не Гитлера, и уж точно не нацизм. Среди моих товарищей я не нашел никакого отклика тому, что я представляю целью этой войны победу над фашизмом».

Еврейское население США к началу войны не было однородным. Для потомков эмигрантов из Европы во втором‑третьем поколении, часто ассимилированных, война с фашизмом была чем‑то столь же далеким, как и для американцев‑неевреев. На начальном этапе они ощущали себя больше американцами, чем евреями, были движимы скорее патриотизмом и военным долгом, чем стремлением победить фашизм. Единственным, что напоминало им об их еврействе, был антисемитизм в американской армии. По мере развития событий, когда стали известны планы Гитлера по уничтожению евреев, и особенно уже после освобождения американцами концлагеря Дахау, в них пробудилось еврейское самосознание. Именно этот тип американского солдата и эволюция его сознания представлены в американской фронтовой литературе.

Норман Мейлер во время службы в армии

Норман Мейлер, воевавший на Тихоокеанском фронте, писал о том, что видел и пережил. В романе «Нагие и мертвые» два главных героя, Рот и Голдштейн, сталкиваются с антисемитизмом сослуживцев — ирландцев, мексиканцев, фермеров из американской глубинки, которые евреев в жизни не видели, но уверены в их зловредности, слабости и трусости. Дополняется ситуация расизмом «истинно белых» офицеров, считающих евреев неполноценными вообще и негодными солдатами в частности. И тот и другой меняют эти стереотипы у окружающих и отношение к себе: Рот героической храбростью и самопожертвованием, Голдштейн — найдя общий язык и подружившись с сослуживцами.

Ирвин Шоу. Тель‑Авив. 1948–1949

У Ирвина Шоу, участвовавшего в европейской кампании, в «Молодых львах» война с врагом на европейском фронте также сопровождается борьбой главного героя Ноаха Аккермана с антисемитизмом в американской армии. Попав в войска рефлектирующим интеллектуалом, Ноах закаляется в стычках с сослуживцами, становится командиром, героически водит солдат в атаку, чтобы потом услышать от них: «Надо же, этого еврея опять не шлепнули». Кульминация романа — освобождение концлагеря Дахау американскими пехотинцами. Увиденное в лагере смерти меняет и Ноаха, и его сослуживцев. Американский офицер приглашает раввина, чтобы тот провел службу для выживших узников. Потерянная было Ноахом вера в Америку возрождается. Ноаха в результате убивает немец с архетипическим именем Кристиан, но за него мстит американский товарищ. По этой книге был снят голливудский фильм с Марлоном Брандо и Дином Мартином — так «еврейский вопрос» впервые стал темой послевоенной американской массовой культуры.

Марта Геллхорн. Китай. 1941

Марта Геллхорн была выдающейся военной журналисткой, сопровождавшей американские войска на передовой во многих битвах, зачастую без разрешения командования и без удостоверения журналиста. Она писала настолько хорошо, что раздражала этим своего мужа Эрнеста Хемингуэя. Стиль ее напоминал лаконичный стиль Хемингуэя, но она не бравировала своей «непредвзятостью», напротив. Ее книга «Вино изумления» заряжена мощнейшей ненавистью к фашизму и немцам вообще. При этом сама Марта Геллхорн была наполовину еврейкой, наполовину немкой и по матери, и по отцу.

Герой романа Джейкоб Леви — водитель офицерского состава. Он приходит на войну ассимилированным евреем, скрывающим свою национальность и даже свое настоящее имя. Он не хочет ни с кем воевать, не может никого убивать и старается пройти войну как можно незаметнее. После того как он видит Дахау, все меняется. Джейкоб сообщает окружающим, что он еврей. Его охватывает ненависть к немцам, даже гражданским. Он врезается машиной в толпу немцев, сбивает и давит их. Даже после объявления мира ему хочется продолжать убивать немцев…

«Он подумал, что война — хорошая вещь и что ему надо написать об этом папе. Они начали войну не из‑за Дахау; если бы это было так, он бы давно о Дахау знал. Но в конце концов они сюда добрались. Охранники‑эсэсовцы были тут, их трупы были сложены в кучи. Их собаки были мертвы. Так что война была хорошей вещью».

Так же, как и ее герой, после увиденного в освобожденных концлагерях Геллхорн почувствовала себя еврейкой и осознала, что ее личная судьба неотделима от судьбы еврейского народа. К этому же пришел Ирвин Шоу, с которым Геллхорн дружила. Для них, как для многих американских евреев, победа над фашизмом логично перетекла в войну Израиля за независимость и дальнейшую всемерную поддержку еврейского государства. Тысячи американских солдат‑евреев, пришедших в армию ассимилированными американцами, после победы над нацистской Германией продолжили войну в Израиле.

Но были и такие еврейские солдаты в американской армии, для которых ситуация с самого начала выглядела иначе. Несмотря на жесткие эмиграционные ограничения, в период между 1933 и 1945 годами в Америке оказалось 250 тыс. европейских евреев. Молодежь уходила в армию, как только получала такую возможность. Они говорили на идише и на немецком, почти у каждого из них в Европе остались близкие и родные. Многие успели столкнуться с нацистским режимом. Некоторые даже побывали в лагерях — и в немецких концентрационных, и в английских, канадских и американских, где они содержались с прочими «враждебными иностранцами», то есть с военнопленными‑фашистами. Этой категории солдат не нужно было заново открывать свою еврейскую идентичность, они хорошо понимали, с кем и за что воевали. В 1946 году Институт еврейских исследований (YIVO) провел литературный конкурс на идише на тему «Мой еврейский опыт и наблюдения на Второй мировой войне». По словам жюри, все участники вернулись с войны «с чувством гордости за принадлежность к еврейскому народу, с пробужденным интересом к еврейской традиции и с готовностью вести еврейский образ жизни».

Многие еврейские солдаты были религиозны. Религиозной дискриминации в американской армии не было, в должности капелланов служили раввины‑офицеры. После обнаружения лагерей смерти была учреждена даже должность «советника генерала Эйзенхауэра по еврейским вопросам», которую занимал раввин Йеуда Найдич. По мнению американского историка Деборы Деш Мур, идея «иудео‑христианской цивилизации» появилась не в Европе в глубине веков, как принято думать, а в Америке в 1930‑х годах, когда ведущие американские религиозные деятели и интеллектуалы, понимая важность религии в борьбе с фашистской идеологией, выработали концепцию общей американской «библейской традиции», к которой принадлежат и христиане, и евреи. К концу войны иудаизм впервые был «легитимизирован» в американской армии и в обществе и признан «одной из трех конфессий, сражающихся за демократию», наряду с католицизмом и протестантизмом.

В послевоенной Америке не осталось и следа довоенного «мейнстримного» антисемитизма. Совершенно неприемлемой стала дискриминация при приеме на работу, поступлении на учебу, при выборе жилья — что до войны было повсеместно. Еврейская община Америки стала самой большой в мире. Евреи вышли из своих традиционных анклавов на Восточном побережье и на Среднем Западе и расселились на юг и на запад. В 1940 году еврейское население Майами составляло 8 тыс. человек, к 1955‑му оно возросло до 100 тыс. человек. В 1950 году еврейское население Лос‑Анджелеса составило 300 тыс.человек, и он стал третьим в мире городом по количеству еврейского населения. Еврейский вклад в экономическое, социальное и культурное процветание послевоенной Америки общеизвестен.

Демонстрация в поддержку принятия Закона о перемещенных лицах для смягчения иммиграционных ограничений, действовавших в США. 1947

Такое изменение в общественном сознании последовало за изменением в самосознании американских евреев: во время войны даже наиболее ассимилированные из них ощутили свою принадлежность к еврейству и поняли неизбежное единство народной судьбы. Всеобщей была и поддержка американскими евреями Израиля.

Сегодня евреи США вновь идеологически разобщены, как это было до войны. Некоторая «прогрессивная» часть выступает даже против Израиля и «сионизма» и по сути поддерживает антисемитские заявления и программы радикальных идеологов новой классовой борьбы — «групповой идентичности» и «интерсекциональности». Не обходится это без ревизии причин и итогов Второй мировой войны — в бредовом русле «борьбы с системным патриархатом» и тому подобным. Результат не заставляет себя ждать: антисемитизм вырос до беспрецедентно высокого за послевоенное время уровня. К сожалению, некоторые американские «интеллектуалы» и «политики» отказываются понимать уроки истории.

И все же в целом сегодняшний взгляд американских евреев на Вторую мировую войну продолжает эволюцию, обозначившуюся к концу войны. Солдат‑еврей — это победитель, а не жертва. Он героически сражался за жизнь и свободу своего народа, и его победа над врагом — это вклад в победу Человека над злом.

В Сан‑Франциско недавно создан образовательный фонд, посвященный сохранению памяти более чем 30 тыс. еврейских партизан и подпольщиков, воевавших в Европе, и изучению еврейского партизанского движения. Американская литература и кинематограф также обратились к истории еврейского Сопротивления в Европе. Фильм 2008 года «Вызов» c Дэниэлом Крейгом рассказывает о еврейском партизанском отряде братьев Бельских, героически сражавшемся с фашистами и их приспешниками на территории Западной Белоруссии, в лесах между Гродно и Новогрудком, с начала войны до 1944 года. Братья Бельские и их отряд, численность которого доходила до 1100 человек, проводили диверсии против немецкой армии, наводили ужас на карателей и коллаборационистов, отбивали еврейских узников, организовали побег из Новогрудского гетто. Среди бежавших и примкнувших к Бельским узников гетто был прадед Джареда Кушнера, зятя президента Трампа. Эти герои еврейского Сопротивления, послужившие прототипами персонажей американских книг и фильмов, до недавнего времени были неизвестны у себя на родине. О них до сих пор не написано в учебниках по истории Великой Отечественной войны.

Память о Победе сегодня и есть Победа. Честность, бережное отношение к памяти мучеников и героев, отдавших жизни в борьбе с фашизмом, это сегодняшний вклад в победу во Второй мировой войне. И это борьба со старым мракобесием, рядящимся в новые одежды. Это наша общая борьба: ведь наша общая Победа показала, что борьба может быть только общей.

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Когда Голливуд боролся с нацизмом

Пожалуй, самое дальновидное, если не сказать пророческое, наблюдение принадлежит Эйлин Крилман из нью‑йоркской газеты Sun. «Трагедия полуеврейской семьи, попавшей в западню нацистских репрессий, ненависти и смуты, показана прекрасно», однако она отмечала: «...когда отзвуки войны, страданий и смерти доносятся до нас из каждой газетной статьи и радиопередачи, [кажется], нет необходимости в развлекательных художественных фильмах на эту тему. Через пять–десять лет зрителям, вероятно, будет легче смотреть “Смертельный шторм”». И да, и нет.

Еврейский покер в Верховном суде США: старая карта в новой игре

Государственный антисемитизм официально заперт в темном диком прошлом Европы. Но это на словах и в богатых эмоциях, на которые не скупятся, ибо они ничего не стоят — наоборот, на них можно заработать. В реальности выгоду и политику никто не отменял. Сегодня, через 75 лет после окончания войны, мы наблюдаем все те же фашистские зубы, вцепившиеся мертвой хваткой в отобранное в Холокосте у евреев имущество, и видим новых политических шулеров, крапящих еврейскую карту для следующего розыгрыша.