Книжный разговор

Новое прочтение Элизы Ожешко

Анатолий Найман 21 ноября 2021
Поделиться

В этом году исполнилось 180 лет со дня рождения писательницы

В старости не случается ничего, что не было бы связано с уже случившимся. Набор человеческих впечатлений ограничен: взглянул на незнакомого человека — где-то я его, или очень похожего на него, уже видел; приезжаешь в новое место — ну точно, как в детстве у тети Сони; услышал в первый раз мелодию — так это же танго с пластинки тети Нюты. И это не то чтобы дежавю: про дежавю, то есть кажущееся знакомым, мы определенно знаем, что прежде с ним не встречались, а лишь как бы встречались. То, что я имею в виду, больше похоже на ситуацию рассказа Борхеса «Пьер Менар, автор “Дон Кихота”». Современный писатель пишет нового «Дон Кихота». Ограничивается, правда, всего тремя главами. Они дословно совпадают с текстом Сервантеса. Но на каждую мысль и даже на каждое слово за четыреста лет наросли новые смыслы, и любая фраза Сервантеса насыщена теперь тем, что написано после него, тем, чего он знать не мог. Идеально тождественный его роману роман Менара оказывается совсем другим не только по существу, но и по содержанию.

Десять лет назад «Книжники» выпустили очередную книгу в серии «Проза еврейской жизни» — роман полячки Элизы Ожешко «Миртала». Ожешко жила в XIX столетии, умерла в 1910 году, написала кучу книг. Когда я учился в последних классах школы, стало выходить собрание ее сочинений. В 5 томах. В серо-бежевых, как осталось в моей памяти, скучнейших переплетах. Отец на него подписался. В семье это было встречено улыбками, выражавшими, я бы сказал, снисходительную симпатию к его слабости. Он родился в Польше, в детстве жил в Лодзи, любое упоминание о стране трогало его. Позже я натыкался на корешки этого собрания и в других домах, а еще позже вдруг сообразил, что любители Ожешко были не столько полонофилы, сколько евреи. Название широко известного, переведенного на дюжину языков ее романа «Меир Езофович» повторялось, как некий пароль. Еврейская тема у этой вышедшей из помещичьей польской среды пани — одна из главных, она писала о польском еврействе с нескрываемой приязнью.

Тогда, в начале 1950-х, я сунулся было в один из томов, и хотя у меня уже выработалась к тому времени дисциплина чтения, но, как говорится, не пошло, совсем. Чтобы загладить юношескую непочтительность, чтобы вспомнить лишний раз отца и нашу семью, и те годы, чтобы, наконец, вместо пустого, хотя и приятного, звука «элиза-ожешко», оставшегося во мне с тех пор, составить мнение о реальной писательнице, я взял «Мирталу», стал читать. Не пошло катастрофически. Это первый век новой эры, Рим, самовластный Веспасиан, Тит, победивший Иудею, разрушивший Храм, склонивший к любовной связи дочь Ирода Агриппы, история, ставшая в наши дни попсой. Великолепие патрициев, жестокая грубость плебеев, нищета и зловоние еврейского квартала. Рыжеволосая беженка Миртала из иерусалимских сирот, влюбленный в нее знаменитый римский художник, ее нареченный жених, герой иерусалимского сопротивления. И так далее, полный набор. Все они делают и говорят ровно то, что от них ожидается. Точнее, от амплуа, на которые они в этой книге собраны. По-видимому, чтобы передать античную манеру общения, какой она представлялась автору и переводчику, в каждой второй фразе грамматика вывернута ради торжественности тона так, что звучит не по-человечески.

Тут поспевает еще одно воспоминание. Главной книгой моего детства-отрочества была «Айвенго» Вальтера Скотта. Прочитанная много раз, в одинокие часы разыгранная мною за разных героев, за Ричарда Львиное Сердце, златокудрую леди Ровену, старого Исаака, его черноокую дочь Ревекку. Тогда я еще не знал, что через тридцать лет буду переводить со старопровансальского песни трубадуров, в их числе Ричарда Львиное Сердце, его соратников и противников. Тогда мои реакции были еще непосредственными, рыцарь был рыцарь, красавица — красавицей. Я шпарил наизусть целые абзацы, некоторые клише до сих пор сидят в памяти. Экземпляр, подаренный мне на давний-давний день рождения, стоял на полке у моих детей, сейчас, несколько потрепанный, стоит у внуков. «Айвенго» — образец исторического романа, и в преклонные годы читать его бледного двойника, сочиненного дамой из Гродно, — нелегкое испытание. Но сами собой включились насосы впечатлений, почерпнутых из других источников, стали накачивать в вязкое, на каждой странице мертвеющее повествование живую кровь.

«Миртала» — еще и роман-обманка. Ожешко под видом древней Иудеи изобразила тогдашнюю порабощенную Польшу, под видом Рима — поработительницу Россию. Это не сильно, пригашенно, но сколько-то задевало мои нервы. Приводило на память, во-первых, всю двухвековую историю угнетения и страданий. Во-вторых, случившееся на наших глазах, Катынь, Гданьск, «Солидарность», папу Иоанна Павла, польские журналы 1950-х, кино 60-х. И в-третьих, — польский антисемитизм, Освенцим, изгнание евреев в 1968 году.

Персонажей романа Ожешко перекрывали действующие лица «Иудейской войны» Фейхтвангера, написанной через 45 лет. Они были более живыми, достоверными — прежде всего Береника и Тит, но также Юст, Иосиф Флавий и другие. Возможно, Фейхтвангер даже читал «Мирталу» перед тем, как садиться за «Войну», но если и так, ему удалось избежать раскрашенных фанерных декораций вместо улиц и пластмассовых манекенов вместо людей — с чем, увы, нет-нет, да и сталкиваешься у Ожешко.

Кроме того, я узнавал топографию Рима. Я несколько раз жил вблизи района, в котором при императорах селились евреи, позднее там образовалось гетто, можно и сейчас обнаружить его осколки, группирующиеся вокруг главной столичной синагоги. Что касается собственно города, то довольно вялые этнографические строки романа наполнялись энергичными картинами из фильмов Феллини, от «Сладкой жизни» до «Сатирикона» и «Рима».

Такие втянуло в себя чтение этой книги ассоциации. Про капту лекторис хабент суа фата либелли, сказал в своей ученой поэме римский грамматик II века Теренциан Мавр. «В том, как приняты читателями, обретают книги свою судьбу». Вторая половина этой строчки стала одним из самых известных в мире афоризмов. Но для темы нашей колонки он важен целиком. Цену книги определяет не только то, как писатель ее написал, а и то, как мы ее прочли.

(Опубликовано в газете «Еврейское слово», № 557)

Роман Элизы Ожешко «Миртала» можно приобрести на сайте издательства «Книжники»

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Еврейское кино дореволюционной России

Кино прорвалось сквозь массивные стены российской черты оседлости, где в конце XIX века проживало около 5 миллионов евреев, говорящих в основном на языке идиш. И закупоренный мир этнического средневековья обрел новые разнообразные связи с жизнью России и Запада – именно с помощью кино евреи узнали о быте своих соплеменников в других странах мира, благодаря кино они глубже задумались над проблемами своей исторической судьбы.