Сегодня заканчивается шива (7‑дневный траур) по Роману Карцеву.

У каждого народа есть своя культурная погремушка, которую он тащит из архаичных времен сквозь всеобщую глобализацию. Туда, где, может, и народов‑то никаких не будет, а будут модификации. Но пока мы в пути, хватаемся за свое, родное, за дедушкино с бабушкиным. Наша еврейская погремушка — это, конечно, не песни и танцы, а слово. И что очень важно — смешное слово. Недаром словечко «хохма» имеет еврейское происхождение. Роман Аншелевич Кац, известный нам как Роман Карцев, был потрясающим, уникальным хохмачом.

Бабушка моя обожала его, и мама обожает. Маленький русский еврей, расстраивающийся от идиотизма советской жизни, но, как и положено жестоковыйному, смеющийся над всем и вся, — такими были большинство мужчин в моей семье. И у каждого из этих мужчин был свой русский Ильченко, диалог с которым почти всегда выглядел абсурдным.

Да, Карцев был актером одного образа — но великим! Мемом стали не только его реплики, чаще всего написанные Жванецким, но и выражение его лица, его жесты.

Как он протащил все эти еврейские бэбэхи на антисемитскую советскую эстраду — бог весть. Дичайший недосмотр худсоветов. Возможно, они думали, что смеяться над евреем — это антисемитизм‑лайт, в рамках дозволенного. А может быть, верно утверждение, что настоящий талант пробьет любой стеклянный потолок. Особенно если в его руках такой инструмент, как тексты Михал Михалыча Жванецкого. Для того чтобы в шестидесятые вцепиться в них мертвой хваткой, тоже надо было быть незаурядным молодым человеком. Кстати, потом Карцев и сам себе писал монологи, а зритель думал, что это тоже Жванецкий.

Творческая судьба Карцева сложилась не по‑американски. Миллионером он, судя по всему, не стал. Виктор Ильченко умер относительно молодым, четверть века тому назад. Диалоги сменились монологами, телевизор его практически забыл (канал «Ностальгия» не в счёт). В последние годы, насколько я знаю, он был далеко не кассовым артистом: публика его ушла в мир иной, в «петросяновщину» он не вписывался. Чтобы собрать небольшой концерт на 100–150 человек, директор буквально лично обзванивала знакомых.

Я уверен, среднестатистический его зритель семидесятых‑восьмидесятых просто забыл о нем, — впечатлений и новинок за эти годы было хоть отбавляй. Скажи им полгода назад, что Карцев еще жив, удивились бы.

И поэтому я вот чем закончу эти размышления о великом Романе Аншелевиче Каце: Леонид Зорин жив! Великий русский еврейский писатель, автор «Покровских ворот». Ему 93, и очень важно, чтобы он не чувствовал себя пережитком прошлого.