Зрительный зал

Кто‑кто по соседству живет?

Михаил Эдельштейн 18 марта 2020
Поделиться

Devil Next Door («Дьявол по соседству»)
Режиссеры Даниэль Сиван, Йоси Блох
в 5 сериях. Netflix, 2019

Фильм начинается с американского выпуска новостей 1985 года. Демьянюк еще в Штатах, только решается вопрос о его экстрадиции в Израиль. Но: «эта история не имеет аналогов в мире», «дело десятилетия», «крупнейшее из подобных дел со времен суда над Эйхманом», — говорит ведущий (тут же, разумеется, путая дату эйхмановского процесса).

Ок, спишем это на всегдашнюю привычку журналистов гиперболизировать пустяки. Парадокс в том, что за прошедшие 35 лет «репутация» Демьянюка ничуть не померкла. Несколько лет назад умер Юлиус Шелвис, голландский исследователь Холокоста, автор лучшей монографии об истории лагеря смерти Собибор. Сразу несколько некрологов в солидных российских СМИ назывались: «Умер свидетель по делу Демьянюка». Совсем недавно вышел альбом фотографий, сделанных Иоганном Ниманном, заместителем коменданта Собибора, — больше 300 уникальных снимков. Что в этой сенсационной находке самое волнующее, по мнению газетчиков? «На двух фотографиях из этого собрания, возможно, запечатлен Демьянюк». Да и сам фильм Сивана и Блоха разве не доказательство того же? Кому из главарей Рейха Нетфликс согласился бы отвести больше четырех часов экранного времени?

Как ни кощунственно это звучит, Демьянюк оказался в одном ряду с Анной Франк, Эли Визелем, Оскаром Шиндлером — как и они, он стал символом Холокоста, заняв в массовом сознании место чуть ниже Гитлера, чуть выше Гиммлера. «Я герой, — произносит Демьянюк в фильме после приговора. — Даже если меня повесят, я герой. Ни одного нацистского главаря не судили столько времени, сколько меня».

И это, конечно, главная загадка «дела Демьянюка». Почему он? Мало ли бывших нацистов и коллаборационистов скрывались в то время в США и соседней Канаде? Кто помнит сегодня вахмана из Треблинки Федора Федоренко, выданного Советскому Союзу и расстрелянного в июле 1987‑го, когда в Израиле был в разгаре суд над Демьянюком? Где фильмы и книги о Клаусе Барби, шефе лионского гестапо и преступнике не чета Демьянюку, тогда же осужденном во Франции?

Ножницы между реальным значением Демьянюка — человека толпы, рядового Холокоста, почти анонима — и шумом вокруг суда над ним заставляют некоторых аналитиков говорить о «руке Москвы»: мол, вся эта история была спецоперацией КГБ, пытавшегося поссорить украинскую и еврейскую общины в Америке. На самом деле, видимо, все обстояло проще: Израилю пришло время пересматривать отношение к Катастрофе и каяться в былом невнимании к выжившим. Суд над Демьянюком стал триггером этого процесса.

Иван Демьянюк в зале суда.Здесь и далее кадры из сериала «Дьявол по соседству».

Это был единственный в израильской истории суд, все заседания которого транслировались в прямом теле‑ и радиоэфире с первого до последнего момента. Газеты, радио, телевидение — все говорили только о Демьянюке. Очевидцы вспоминают, что, когда начинали передавать показания бывших узников, в переполненных автобусах в час пик наступала полная тишина. В зал заседаний иерусалимского суда выстраивались огромные очереди. Затаив дыхание, израильтяне слушали свидетелей, которых не хотели слушать раньше. На глазах всей страны, всего мира разворачивалась грандиозная мистерия — люди, восставшие из пепла, от имени мертвых судили своего палача. Страшного палача, приходящего к ним каждую ночь в кошмарах, — оператора газовых камер Треблинки, садиста по прозвищу Иван Грозный.

Вся эта история больше похожа на притчу, чем на психологический роман. В ней нет полутонов и полутеней, добро и зло разделены так четко, как, казалось бы, они никогда не бывают разделены в жизни. И это касается не только Демьянюка и бывших узников Треблинки, свидетельствовавших против него, но и героев второго плана. Вот сторона добра: благородные, глубокие лица прокуроров Михаэля Шакеда и Эли Габая, судей Цви Таля и Далии Дорнер. А вот их оппонент: пройдошистый Йорам Шефтель с огромным магендавидом поверх рубашки — карикатурный адвокат из анекдотов и комедий, с упоением играющий эту роль.

Адвокат Ивана Демьянюка Йорам Шефтель.

Американскому адвокату Демьянюка Марку О’Коннору отказали все звезды израильской адвокатуры. Казалось немыслимым, что кто‑то в Израиле возьмется защищать это исчадие ада. Шефтель согласился. За короткий срок он стал самым ненавидимым человеком в стране. Через некоторое время его возненавидел и О’Коннор — в соответствии с законами жанра Шефтель вошел в доверие к родственникам Демьянюка и выжил американца из лубяной избушки. Теперь он единолично осуществлял защиту и не должен был ни с кем делиться гонораром.

Его подзащитный казался воплощенной банальностью зла. Грузный, потный, неаппетитный старик в очках с сильными линзами. Бывший фордовский рабочий, после десятилетий жизни в Америке говорящий на ломаном английском с тяжелым акцентом. Никак не реагирующий на свидетельские показания и хуже того — начинающий улыбаться в самые неподходящие моменты. К тому же он как будто нарочно подыгрывал стороне обвинения. Ему предъявляли его вахманское удостоверение и просили ответить, его ли это фотография, а он говорил: «Не знаю, никогда раньше ее не видел». Его спрашивали, почему в анкете при въезде в Америку он написал, что годы войны провел в Собиборе, а он утверждал, что его как военнопленного заставляли работать возле Собибора на ферме. Когда, еще до начала процесса, израильские следователи спросили Демьянюка, известны ли ему топонимы Мендзыжец‑Подляски и Косув‑Ляцки, он ответил: «Вы толкаете меня в Треблинку». Разумеется, это тоже было использовано на суде — откуда человеку, не бывавшему в тех местах, знать названия крохотных городков возле Треблинки?

Иван Демьянюк и его вахманское удостоверение из учебного лагеря СС «Травники». 

Но самый нелепый промах Демьянюк совершил уже в конце процесса, накануне приговора. Рассказывая о том, как попал в плен, он сказал: «Нас поместили в конюшни, позвали врачей и дали нам группу крови». Так суду стало известно, что под мышкой у подсудимого находится сведенная эсэсовская татуировка с обозначением группы крови, — раньше об этом факте никто не подозревал.

Тем не менее предсказать приговор было трудно. Люди верили свидетелям, опознавшим Демьянюка в суде. Но одного из них очевидным образом подводила память. Другой, как выяснилось, сразу после войны дал развернутые письменные показания, где утверждал, что во время восстания 2 августа 1943 года с помощью других узников зарубил Ивана Грозного, пока тот спал. «Конечно, я верил, что он убит. Вы понимаете, как вдохновляла нас мысль о том, что кто‑то убил нашего палача? Я желал этого всем моим сердцем. Я верил, что это правда. Но теперь я вижу, что он сидит тут, передо мной», — пояснял он при повторном допросе.

И все же суд не нашел в деле оснований для «разумных сомнений». В апреле 1988‑го, после более чем годичного разбирательства, Демьянюк был приговорен к смертной казни. Никто не сомневался, что апелляцию рассмотрят в короткие сроки, приговор устоит в Верховном суде и Демьянюк будет повешен.

Но вышло иначе. Дело Демьянюка превратилось в Израиле в навязчивую идею, почти манию. Когда в процесс в качестве второго адвоката согласился войти бывший судья Дов Эйтан, ему начали угрожать по телефону, обещали убить, похитить его детей, обнародовать подробности его личной жизни (Эйтан, примерный семьянин и отец двух дочерей, был бисексуалом). За пять дней до назначенной даты начала апелляционного суда Эйтан выбросился с пятнадцатого этажа высотного здания в центре Иерусалима. На его похоронах Исраэль Йехезкели, чьи родители погибли в Треблинке, плеснул кислотой в лицо Шефтелю и серьезно повредил ему левый глаз. Перед этим Йехезкели провел год в зале суда, наблюдая за процессом. Рассмотрение апелляции было отложено.

А потом все перевернулось. Рухнула Берлинская стена, распался Советский Союз, приоткрылись архивы КГБ. Шефтелю удалось заполучить показания треблинских охранников, называвших имя и фамилию Ивана Грозного — Иван Марченко, найти его фотографии. В июле 1993 года Верховный суд Израиля счел обвинения против Демьянюка недоказанными, и тот вернулся в Америку.

Дальше было очередное многолетнее разбирательство, повторная экстрадиция — на сей раз в Германию, суд над Демьянюком как над охранником Собибора, приговор к пятилетнему заключению, апелляция и смерть в баварском доме престарелых в возрасте 91 года. Но это уже была не античная трагедия, а обычный суд, который гораздо меньше интересен и нам, и авторам фильма.

Впрочем, самое удивительное в этом фильме — это постскриптум, эпилог. Авторы вновь интервьюируют Шакеда, Габая, Таля, Далию Дорнер — и оказывается, что все они по‑прежнему убеждены: Демьянюк на самом деле был Иваном Грозным, который с помощью предателя и негодяя Шефтеля обвел всех вокруг пальца и избежал казни. Им невыносимо думать, что израильский суд предпочел показания убийц свидетельствам выживших, что кто‑то посмел сказать людям, прошедшим Треблинку, что те ошибаются. Они ощущают это как свой личный позор и поражение. Габай даже рассказывает о своем разговоре с германским прокурором, поддерживавшим обвинение на процессе Демьянюка в Мюнхене: «Я спросил его, верит ли он, что Демьянюк был не только в Собиборе, но и в Треблинке. И он ответил: “Мы в Германии верим документам. Но Израиль — страна евреев. Вы должны верить тем, кто прошел через все это”».

Выживший во время Холокоста плачет во время суда над Иваном Демьянюком.

То есть прекрасные люди двадцать лет не могут смириться с тем, что невиновного (в тех преступлениях, которые ему инкриминировались) человека не удалось отправить на виселицу. А дурной человек ценой своего глаза и всеобщей ненависти спас Израиль и израильское правосудие от главного позора за всю их историю.

Сиван и Блох сняли великий фильм. Фильм о том, что бывает такая боль, которую нельзя преодолеть, изжить, а попытки с ней хоть как‑то справиться приводят к новым трагедиям и умножают несправедливость. Фильм о том, что наша память конструирует прошлое как wishful thinking. Фильм об анониме, пытающемся забиться в щель истории, но его оттуда достают, ставят под прожекторы и превращают в символ и бренд.

В самом конце авторы дают слово внуку Демьянюка, и тот говорит: «Я знаю, что мой дед не был дурным человеком, я знаю, что он не был Иваном Грозным. Я знаю, что он делал то, что делал, для того чтобы выжить. Мне этого достаточно. Я интересуюсь историей, я читал про Флоссенбург, Майданек, Аушвиц‑Биркенау. Я знаю, чем он мог там заниматься. Но не он один, любой на его месте: вы, я, ваши друзья, мои друзья. Если бы вы оказались там и были поставлены перед выбором: жизнь или смерть — что бы вы предпочли? Так что где он был и что делал — мне все равно». 

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

The Guardian: Последние охотники за нацистами

С 1958 года небольшое германское государственное учреждение занимается привлечением к судебной ответственности служителей Третьего рейха. Горстка обвинителей по‑прежнему выслеживает скрывающихся нацистов, но это крупнейшее в мире нераскрытое дело скоро будет закрыто.

«Что ты делал во время войны, Джон?»

«Холокост кабаре» — это способ произнести вслух то, что в другой ситуации страшно сказать. Создатели хотели эпического театра Брехта, актрисы хотели быть Лайзой Минелли. Зрительный зал «Эрарты» взрывался овациями, хотя желаемого труппа не добилась. Может быть, потому что поющие больше подходили не для спектакля, отсылающего к немецким политическим кабаре, закрытым при нацистах, а для американского шоу «Хор».