К 130-летию со дня рождения Михаила Булгакова

«…Маленький, но с атлетическими плечами, рыжий, как огонь, один глаз с бельмом, рот с клыком». Таким в своем великом романе «Мастер и Маргарита» Михаил Булгаков представляет пособника дьявола, коварного и злобного Азазелло – того самого, который вручил героине баночку с волшебным зельем. Натеревшись этим снадобьем, Маргарита обернулась ведьмой – мстительной и безжалостной фурией, мистической королевой на балу сатаны.

Уже в самом конце романа читатели видят преобразившегося Азазелло: «…глаза одинаково пустые и черные, лицо белое и холодное!.. Теперь он предстает в своем подлинном обличье — демона безводной пустыни».

Прекрасный романист, блестяще ориентировавшийся в библейских текстах, Булгаков не только выстраивает концептуальную модель произведения, основываясь на апокрифическом Евангелии от Никодима, но и наделяет своего малосимпатичного персонажа именем и атрибутами одной из самых таинственных фигур Священного Писания.

Латинизированное имя Азазелло соответствует древнееврейскому Азазелю — духу, или демону, пустыни, традиционно изображавшемуся в виде козла.

«И возьмет (Аарон) двух козлов <…> и бросит жребии, один жребий Г-споду, а другой Азазелю…» Единственное мимолетное упоминание об этом мистическом существе, приводимое в библейской книге Левит, связано с древним ритуалом очищения (Йом Кипур), будущим праздником, основанным первым великим священнослужителем еврейского народа Аароном. Мы еще вернемся к завораживающим таинствам этого обряда, а пока попытаемся уяснить, какое место в религиозной традиции мог занимать загадочный козлообразный демон.

Надо сказать, что литература, посвященная этой мифической фигуре, в том числе научная, псевдонаучная, художественная и прочая, поистине огромна. На протяжении веков мыслители всех мастей предпринимали попытки разгадать его тайну, но их усилия до настоящего времени не привели к выработке какого-то единого мнения, поэтому нам остается только следовать в русле наиболее авторитетных суждений.

В религиозных представлениях древности Азазель изображается в качестве некоего персонифицированного ужаса. Эта тема нашла яркое выражение в апокрифической книге Еноха — библейского патриарха, вознесенного на небо, знаменитом памятнике еврейской апокалиптической литературы конца II века до нашей эры.

В этом красивом и загадочном сказании Азазелю отводится роль главного виновника постигшего человечество великого развращения. По сути дела, Азазель отождествляется с самим сатаной. Он предводительствует скопищем чудовищных, допотопных гигантов, восставших против власти Б-га, обучает навыкам ведения войны, искусству изготовления оружия, коварным обольщениям и прочему, принесшему столько страданий совращенному им человеку.

Разгневанный его нечестием, Б-г приказывает связать грешника, покрыть непроницаемым мраком и оставить навечно в пустыне.

Имя Азазель, пришедшее из сакральных обрядов древних бедуинов пустыни, представляется отголоском далекой культуры, почитавшей его в качестве своего верховного божества. Влияние на умы страшного идола было, по-видимому, столь велико, что даже позднейшая еврейская традиция не смогла до конца устранить его из своих религиозных ритуалов.

«И принесет Аарон козла, на которого выпал жребий для Г-спода <…> в жертву за грех, а козла, на которого выпал жребий для отпущения <…> отошлет в пустыню, чтобы он понес на себе их [народа] беззакония…»

Для того чтобы заслужить благоволение и милость богов, с древнейших времен люди стали прибегать к жертвоприношениям. Эти народные обычаи чрезвычайно рознились, но цели, которые ставились, разумеется, во многом совпадали.

Объектом жертвоприношений (в том числе, увы, и человеческих) являлось все то, что считалось ценным и могло понравиться капризному божеству. Возникновение подобных обрядов библейское предание относит к появлению на земле первых представителей рода человеческого. Здесь достаточно вспомнить драматическое соревнование между Каином и Авелем за право принести наилучшую жертву. На основании этого рассказа можно прийти к выводу, что кровавая жертва скотовода Авеля оказалась Б-гу любезнее, нежели бескровная земледельца Каина. «Нет, — качают головами умудренные богословы. — Просто образ жизни и мыслей Авеля был более угоден Всевышнему».

Так или иначе, сама основа ритуала заложена в природе человеческой души, из страха или благодарности постоянно испытывающей глубокую потребность сделать дар высшим силам, совершив акт жертвоприношения.

В Толковом словаре под редакцией Ожегова мы читаем: «Козел отпущения — разговорное определение человека, на которого постоянно сваливается ответственность за все».

Действительно, по жизни мы привыкли именовать подобным образом людей, которые везут за других воз тяжких обязанностей и проблем, разгребают не ими созданные завалы, отвечают за то, к чему не имеют никакого отношения. Неискушенный человек, впервые познакомившийся с соответствующим текстом Священного Писания, с удивлением воскликнет: «Оказывается, быть козлом отпущения не так уж и плохо!» Такого рода дилетантский вывод на поверку оказывается наивным и недостоверным.

В легендах и мифах разных народов образу этого животного, как исключительно похотливому символу плодородия, посвящаются разнообразные оргиастические мистерии, в том числе кровавые. Однако в данном случае мы имеем дело с принципиально новым, доселе неизвестным видом обряда — отпусканием животного, предназначенного для жертвенной процедуры, живым. Быть может, по мнению Законодателя, таким образом еврейский жертвенный культ должен был радикально отличаться от обычаев окружающих народов?

В древнем Израиле соседствовали две основные разновидности этого обряда: всесожжение (ола), когда жертва сжигалась на алтаре полностью, и заклание (зебах), при котором в огонь отправлялась лишь незначительная часть жертвенной массы, а основное шло в пищу самому жертвователю и его гостям.

Всесожжение являлось исключительно выражением любви и благодарности Создателю, а заклание имело место во время племенных или семейных торжеств. Подобное положение вещей закономерно, потому что в ту эпоху козлиное мясо ценилось очень высоко из-за своих отменных вкусовых качеств и оттого охотно использовалось в священных ритуалах жертвоприношений.

Необходимость очищения как сакрального праздничного обряда признавали многие народы мира. К нему постоянно прибегали в африканских странах, Греции и Риме. Знаменитый античный писатель и историк Плутарх, еще в бытность свою жрецом храма Аполлона в Дельфах, принимал участие в подобных таинствах.

Когда знакомишься ближе с происхождением многих обрядов, перестаешь удивляться тому, что в период вавилонского пленения у народа возникла настоятельная потребность в особом дне очищения, то есть установлении такого праздника, в котором человек становится ближе к Б-гу, становится чище духовно и нравственно. Тогда возникает светлая надежда, что Г-сподь смилостивится и отпустит грехи как отдельно взятой личности, так и всему народу.

Впоследствии был разработан особый церемониал, где, согласно традиции, главную роль исполнял первосвященник Иерусалимского Храма. В тот день он облачался в белое одеяние, символизирующее душевную чистоту и благонравие, а затем, после ряда ритуальных действий, приступал к проведению основного обряда празднования.

Библейская энциклопедия приводит следующее описание этого церемониала: «В день очищения брали двух козлов и ставили перед Г-сподом, после чего бросали жребий. Первого козла закалывали, принося в жертву Всевышнему, а на голову второго первосвященник возлагал руки, исповедовал над ним грехи всего народа и изгонял в пустыню».

Приведенный отрывок вполне корреспондирует с текстом книги Левит и, как может показаться, соответствует духу жертвенного ритуала, отличающего его от обычаев иных культур. Однако в известном талмудическом трактате «Йома» приводятся подробные разъяснения и толкования данного обряда, которые заметно меняют представление о глубинном смысле этого сакрального действа. Так, имя Азазель рассматривается в качестве названия некой массивной горы, имеющей крутую скалу, Цок.

К первосвященнику подводили двух козлов одинакового роста, схожих внешне и одинаковой стоимости. После принесения первого козла в искупительную жертву Б-гу первосвященник возлагал обе руки на голову козла отпущения и произносил молитвенный текст, начинавшийся с сокровенного имени Предвечного. Далее следовали слова: «Прости беззакония, преступления и грехи, ибо в сей день очищают вас, чтобы вы были чисты перед лицом Г-сподним!» После завершения молитвы первосвященник привязывал к голове животного красную ленту. Начиналась торжественная процедура отпущения козла Азазеля. Субъект ритуала, направляемый проводником, эскортировался до условной границы пустыни специально приставленными лицами, принадлежащими к знатнейшим семьям Иерусалима. На всем пути следования предварительно были расставлены десять шатров, отстоящих друг от друга на расстояние в 2000 локтей (приблизительно 900 метров).

После прохождения начального этапа до первого шатра знатная свита отставала, предоставляя проводнику право продолжения и завершения церемонии. Возле каждого шатра дистанции проводнику предлагались пища и питье, от которых он был обязан отказаться вследствие строгих предписаний поста, полагающегося в день очищения.

Миновав десятый — последний — шатер, проводник со своим бородатым спутником направлялся к Цоку, где предстояло разыграться последнему акту драматического представления. Приблизившись к краю пропасти, проводник разрывал надвое красную ленту, одну половину прикреплял к скале, а другую к рогам жертвы и затем резким движением сталкивал козла вниз, который, как правило, погибал при первых же соприкосновениях с острыми уступами скалы. Наблюдатели за завершением ритуала платками и специальными флажками сигнализировали по этапу от шатра к шатру об успешном окончании церемонии и через считаные минуты эта информация достигала первосвященника в Иерусалиме. 

Свою сакральную функцию выполняла и привязанная проводником к скале Цок красная лента. Согласно преданию, если Г-сподь удостаивал народ прощения, она становилась белой.

Надо полагать, что после более близкого знакомства с этой традицией наивные дилетанты вряд ли продолжат завидовать судьбе козла отпущения.

Для того чтобы попытаться проникнуть в таинственные, подчас иррациональные хитросплетения этого обряда, как уже отмечалось, было сломано немало копий. С известной долей вероятности можно предположить, что вначале данный ритуал действительно исполнялся как освобождение — отпускание козла в пустыню живым, дабы продемонстрировать его мистическое слияние с самим Азазелем, но последующая религиозная традиция, справедливо усмотревшая необходимость изъятия из народа самой памяти о демоническом первоисточнике церемониала, трансформировала этот обряд, который является еще одной искупительной жертвой Всемогущему Б-гу Израиля.

(Опубликовано в газете «Еврейское слово», № 689)