Ханя Розенберг родилась в 1934 году в Освенциме, промышленном городе в Галиции, на юге Польши. В 1939‑м немцы построят там концентрационный лагерь и лагерь смерти Аушвиц‑Биркенау, который отнимет жизнь у 1,1 миллиона человек.

82‑летняя Ханя Розенберг вспоминает: «Никто не был ни бедным, ни богатым: мы все были середнячки, как в любом небольшом городе. Я помню наш двор, там были собаки, куры и гуси. Еще у нас была корова, которую мой отец купил, когда я родилась. Он сказал, что мне нужно будет молоко. У меня было счастливое детство».

Ее отец занимался ввозом и экспортом соломы, сена и угля. Он погиб в лагере, как и большинство евреев города. Сама Ханя и ее мать пережили войну: девочка пряталась в польской семье, а мама была отправлена на принудительные работы на военное производство. После войны они отправились в Швецию.

У ее бабушки и дедушки были трехэтажный дом и магазин, а также земельные владения, включая два садовых участка, в соседнем городке Лендзины. При коммунистах город и магазин экспроприировали. На месте, где были огороды, за это время возвели дома и торговый центр. Но садовые участки, по‑прежнему записанные на имя ее деда, сохранились, и Ханя Розенберг борется за право собственности на них — она хочет подарить их семье, которая ее спасла.

«В Польше нет официальной процедуры для этого — нужно ходить по судам, — рассказывает Ханя в телефонном интервью из Стокгольма. — Мы отправились в суд, но это оказалось как карусель: один круг, второй, третий, четвертый. Нужно принести документы, которые они требуют, но их недостаточно. Всегда появляются новые документы, которые нужно принести».

Польша — единственное государство в Евросоюзе, которое официально не установило порядок рассмотрения исков, подаваемых людьми, чью собственность отняли во время Холокоста. Это сообщается в новом отчете Европейского института наследия Шоа, находящегося в Праге. Отчет, насчитывающий более 1200 страниц, основан на трехлетних исследованиях, которые проводились в 47 странах, подписавших в 2009 году Терезинскую декларацию — конвенцию по реституции недвижимого имущества: земель, домов и предприятий.

Согласно этому отчету, Польша лишь частично выполняет обязательство возвращать собственность еврейских общин, такую как синагоги и кладбища.

Вопрос о реституции еврейского имущества особенно остро стоит именно в Польше, где до войны была крупнейшая в Европе еврейская община. В годы войны были убиты около 3 миллионов польских евреев наряду с 1,9 миллиона польских мирных граждан.

В отчете сообщается, что жертвы Холокоста в Европе — не только евреи, но и цыгане, гомосексуалисты, инвалиды и другие — «вынуждены были идти сложным, зачастую полным неясностей путем, чтобы вернуть себе свою собственность, присвоенную государством или соседями, которые не только не защитили их, но и нередко выступали соучастниками в нацистских преступлениях».

Там также говорится, что «закон не был союзником выживших в Холокосте, скорее, наоборот, он был их врагом, поскольку гарантировал безнаказанность ворам и владельцам украденной собственности».

В Польше несправедливость усугублялась тем, добавляет отчет, что «в посткоммунистическую эпоху так и не был принят общий закон о реституции частной собственности».

Хотя вопрос имеет длительную историю, ситуация дополнительно осложнилась после прихода к власти в 2015 году правой партии «Право и справедливость». Руководство партии признает чудовищность Холокоста, но подчеркивает, что Польша оказалась жертвой как германской, так и советской оккупации, в ходе которой пострадали разные меньшинства. Бурные дебаты касательно памяти о войне ставят палки в колеса разным проектам, таким как музей Второй мировой войны в приморском городе Гданьске.

«На каком основании Польша должна решить, что потомки евреев заслуживают компенсации, в то время как белорусы, поляки, украинцы, немцы, крымские караимы или татары ее не заслуживают?» — вопрошает Ярослав Качиньский, лидер правящей партии. (Караимы и татары — национальные меньшинства в этом регионе, они говорят на тюркских языках.)

«Разве может Польша повернуть время вспять и компенсировать убытки всем, кто пострадал в этих трагических событиях? — спрашивает он. — Означает ли это, что потомки бедных поляков должны выплачивать потомкам тех, кто тогда был богат? Похоже, что все сводится к этому».

Юридическая ситуация также крайне запутана. Польша утверждает, что она не несет ответственности за преступления нацистской Германии, и указывает на соглашение 1952 года, по которому Западная Германия согласилась выплатить Израилю репарации за военные преступления. Польские должностные лица напоминают, что и коммунистические правительства также достигли соглашения с несколькими странами, включая Соединенные Штаты, о разрешении исков по поводу довоенной собственности.

Марек Ян Ходакевич, историк, изучающий проблемы реституции, говорит, что пражский отчет слишком сосредоточен на жертвах‑евреях. Если польские евреи «столкнулись с экстраординарной угрозой полного истребления, — заметил он, — то польские христиане столкнулись с обычной угрозой частичного уничтожения».

В прошлом году польский конституционный суд утвердил закон 2015 года, который существенно ограничивает право на реституцию собственности, находящейся в Варшаве и захваченной во время войны.

«Польский закон ко всем относится одинаково, — сказал министр иностранных дел Польши Витольд Вашиковский во время своего визита в Израиль в 2016 году. — Любое юридическое или физическое лицо либо его наследник имеют право вернуть себе довоенную собственность, незаконно захваченную нацистскими или советскими властями или же послевоенным коммунистическим режимом».

Однако Леслав Пичевский, председатель правления Союза еврейских религиозных общин Польши, говорит, что на практике вернуть себе собственность крайне затруднительно — власти фактически отказывают истцам в правосудии, бесконечно затягивая процесс.

«Отношение ничуть не изменилось, — сказал он. — Суды выносят решения об отказе или же затягивают процесс настолько, что истцы вынуждены отказаться от этой затеи».

Новый отчет Европейского института наследия Шоа был представлен на конференции в Брюсселе, устроителем которой выступил Европарламент, а соорганизаторами — выжившие жертвы Холокоста и группы, которые представляют их интересы.

Гидеон Тэйлор, председатель одной из таких групп — Всемирной еврейской организации по реституции, сказал, что надеется на то, что конференция станет «боевым призывом», пока не стало поздно и время выживших в Холокосте не истекло, ведь с окончания войны прошло уже 72 года.

«У нас очень ограниченный запас времени — мы должны совершить символическое правосудие, тем самым признать то, что произошло, пока выжившие в Холокосте еще живы», — сказал он.

Вопрос находится не только в символической, но и в практической плоскости, заметил Пичевский, чья организация представляет девять официально зарегистрированных еврейских общин, включающих от 10 до 20 тысяч членов. (Точную численность трудно установить.)

«Реституция — единственный способ материально поддержать еврейские общины, а также еврейское наследие Польши, включая 1200 еврейских кладбищ», — сказал Пичевский.

Ханя Розенберг после долгих сомнений решила выступить на конференции и поделиться своей историей. Спасшую ее семью «Яд ва‑Шем», иерусалимский институт памяти Холокоста, признал Праведниками мира. Так называют неевреев, которые рисковали своей жизнью ради спасения евреев. Дом в Освенциме, которым владел ее отец, был отдан этой семье.

«Может быть, эта конференция изменит ситуацию, — сказала Ханя. — Я очень на это надеюсь. Мы сами пытались добиться реституции 26 лет. Говорят, что, возможно, еще за 20 лет что‑нибудь изменится, но ни у кого из нас нет в запасе этих 20 лет». 

Оригинал публикации: Holocaust Survivors in Poland Find Restitution Claims ‘Like a Carousel’