Закончился срок самого необычного миграционного предложения в мире: Испания предложила гражданство евреям, чьи семьи были изгнаны из этой страны более 500 лет назад.

В 1492 году, в том же году, когда отправился в свое плавание Христофор Колумб, испанский эдикт об изгнании поставил евреев перед суровым выбором: обращение, отъезд или смерть. В то время еврейская община Испании была одной из крупнейших в мире, хотя ее численность и сократилась в результате серии погромов и массовых обращений, произошедших за 100 лет до того. Евреи жили на Пиренейском полуострове боле 1700 лет, из их среды вышли философы, поэты, дипломаты, врачи, ученые, переводчики и торговцы.

Историки до сих пор спорят о том, сколько евреев было изгнано: одни насчитывают 40 тыс., другие 100 тыс. и даже больше. Изгнанники нашли убежище там, где их были готовы принять: в Италии, Северной Африке, Нидерландах и наконец в Османской империи. Многие из них продолжали говорить на ладино — разновидности испанского языка XV века — и сохраняли элементы испанской культуры. Десятки тысяч остались, но обратились в христианство, попав под грозившую опасностью власть инквизиции. До сих пор неясно, сколько именно евреев было убито, но чаще всего говорят, что за первые два десятилетия функционирования инквизиции погибло около 2000 человек, и еще тысячи были подвергнуты пыткам и погублены позже.

В 2015 году испанский парламент попытался исправить ситуацию. Единогласно был принят закон, приглашавший сефардов — евреев, чьи корни восходят к Испании, — вернуться обратно (Сфарадом на иврите называется Пиренейский полуостров). Закон постановлял, что после «столетий отчуждения» Испания приглашает «сефардские общины вернуться к истокам и навеки открывает для них двери древней родины».

Предложение испанского гражданства евреям‑сефардам представляет собой впечатляющий жест покаяния. Нынешнее еврейское население страны — одно из самых малочисленных в Европе: 15–45 тыс. человек в государстве, где проживает более 46 млн. Но вполне в духе сложной истории взаимоотношений Испании с сефардами предложение о гражданстве порождает массу вопросов. Сколько сефардов выразят желание приехать? Какими мотивами они будут при этом руководствоваться? И почему, если закон обещает «навеки открыть двери древней родины», у него есть срок действия? Предложение истекло в октябре нынешнего года.

Для меня эти вопросы имеют огромное значение в свете истории моей семьи. Мой отец Альберт Адатто происходит от сефардских евреев, проживавших некогда в Севилье. После изгнания его предки столетиями жили на территории современной Турции. В раннем детстве он вместе с семьей эмигрировал в США. Он рос в сефардской общине Сиэтла и до школы не умел говорить по‑английски. Как и другие сефарды, дома он говорил на ладино.

Его мать, Анна Перахья Адатто, учила его, как важно сохранять память об Испании. В качестве драгоценной реликвии она берегла ключ от севильского дома, принадлежавшего ее предкам. Этот ключ, когда‑то с гордостью хранившийся в стеклянном футляре, передавался из поколения в поколение. Теперь он, кажется, утерян, и я не знаю, сохранился ли этот дом в Севилье до наших дней.

В конце жизни моя бабушка переехала в Иерусалим. Она хотела, чтобы ее похоронили на Масличной горе, хотела обзавестись лучшим местом к воскрешению из мертвых. Но моему отцу она завещала другую мечту: возьми детей и дет=ей своих детей и возвращайся в Испанию.

Так он и поступил. Мой отец регулярно ездил в Испанию в 1970‑х и 1980‑х годах, а летом 1992 года, в 500‑ю годовщину изгнания, мои родители взяли детей вместе с их супругами и потомством и отправились в Испанию. Мы поселились в Севилье и ездили по городам, названия которых постоянно звучали в истории семьи, — Толедо, Кордове и Гранаде.

Мой муж, ашкеназский еврей, с удивлением отнесся к тому, как мой отец отмечал годовщину 1492 года. «Что именно мы отмечаем? ‒ спрашивал он. — В конце концов, они вас вышвырнули». Я ответила ему словами, которые много раз слышала ребенком: «Изгнание было ошибкой. Конечно, мы должны вернуться».

И все же многочисленные поездки отца в Испанию казались мне донкихотством. Он называл их «миссиями мира и дружбы». Он хотел помнить о моментах convivencia — временах взаимного уважения и сотрудничества между христианами, мусульманами и евреями — для моего отца это было невероятно важно. Насилие, страдания и страх развеялись в памяти, как пепел, забывший о костре.

Мой отец умер в 1996 году. Когда почти 20 лет спустя Испания предложила сефардам гражданство, я вместе с двумя сыновьями и еще несколькими родственниками решила подать заявку. Когда мы начали процесс получения гражданства — а это было непросто, — я задумалась, каким будет новая встреча Испании с сефардами.

Когда принимали закон 2015 года, министр юстиции Испании Рафаэль Катала заявил: «Сегодня мы приняли закон, который вновь открывает двери всем потомкам тех, кто был несправедливо изгнан. Этот закон много говорит о том, кем мы были в прошлом, кто мы сейчас и кем мы хотим стать в будущем: открытой, разнообразной и толерантной Испанией».

Испанский демократический проект, стремление страны к мультикультурализму, ее поддержка еврейских культурных учреждений предоставляют благоприятные условия, которых не существовало еще совсем недавно. Не могу представить себе, чтобы я захотела стать гражданкой Испании в правление диктатора Франсиско Франко. Но вскоре я поняла, что в «открытую» дверь не так‑то легко войти.

Когда закон только приняли, было много надежд. Члены правительства Испании и представители испанских еврейских организаций предполагали, что заявку подадут 100–200 тыс. сефардов (примерно в то же время собственный закон, предлагающих сефардам гражданство, был принят в Португалии).

Реальное количество паспортов, выданных испанским Министерством юстиции, оказалось на удивление низким — к этому месяцу, по данным министерства, их было получено всего 5937. Правда, еще тысячи заявок, среди которых и наши, до сих пор находятся в процессе рассмотрения. Но даже по самым оптимистичным прогнозам окончательное число утвержденных заявок вряд ли превысит 20 тыс.

Почему так мало?

Одна из причин заключатся в том, что сефардские евреи по всему миру воссоздали Сфарад в собственных общинах. Разнообразный и многоязычный народ, объединенный общим наследием и молитвенным обрядом, сефарды за сотни лет «изгнания» нашли себе новый дом. Они не просто хранили драгоценные аспекты испанского языка и культуры XV века, но и участвовали в длительном процессе культурного творчества и адаптации. Ладино инкорпорировал в себя элементы многих языков, в том числе иврита, арабского, турецкого, французского и греческого. Например, когда случается что‑то хорошее, сефарды произносят арабское поздравление «машалла» вместо «мазаль тов».

Сегодня во всем мире происходит возрождение сефардской культуры и ее изучения. Ладино — который так часто объявляли мертвым языком — можно выучить. Сефарды посещают существующую в Испании сеть объектов еврейского наследия и завязывают контакты с испанскими еврейскими общинами, и для этого им совершенно не нужно испанское гражданство.

Но есть и более прозаическая причина, по которой так мало сефардов подали заявку на получение гражданства. Существует гигантская пропасть между духом испанского закона о гражданстве и бюрократией гражданской администрации.

Процесс подачи пугает своими трудностями. Закон не требует от сефардов отказываться от имеющегося гражданства или перебираться на постоянное место жительства в Испанию. Однако он требует доказать сефардское происхождение (практиковать иудаизм необязательно) и сдать сложнейший четырехчасовой экзамен по испанскому языку и экзамен на гражданство. Любой документ — от свидетельства о рождении до справки о несудимости — нужно перевести, нотариально заверить и поставить на него апостиль. Кандидаты должны приехать в Испанию, чтобы заверить документы у испанского нотариуса, и многие люди, в том числе и наша семья, вынуждены нанимать испанского адвоката, чтобы пробиться через процесс натурализации.

Эти преграды не остались незамеченными, когда проект закона о гражданстве еще только обсуждался в испанском парламенте. Представитель Каталонии Жорди Жане‑и‑Гуач заметил, что в качестве формы исторической репарации у закона «множество недостатков» и он создает «целый ряд препятствий», которые отбивают у людей желание подавать заявку. Законодатель из Страны басков Джон Иньярриту Гарсия подчеркнул: «Этот закон не исправляет ошибки». Это «скорее символ, первый шаг».

И несмотря на все преграды, сефарды подают заявки. Я разговаривала со многими людьми и пришла к выводу, что мотивы у них самые разнообразные. В таких местах, как Венесуэла или Турция, сефардов не устраивают экономические или политические условия. К числу других стран с довольно высоким числом кандидатов на испанское гражданство относятся Израиль, Мексика, Аргентина, Колумбия, Бразилия и США. Многим из кандидатов, особенно людям от 20 до 40 лет, импонирует идея получения паспорта Евросоюза, который не только упрощает путешествия по миру, но и дает право жить и работать в любой стране блока без визы.

Для всех кандидатов, молодых и старых, испанское гражданство — это символический мост между прошлым и настоящим, способ вернуться к сефардским корням. Марсело Бенвенисте из Буэнос‑Айреса — который вместе с женой основал сайт eSefarad, где публикуются новости о сефардах всего мира, — сказал мне: «Я думаю, что это удивительный момент. И речь тут не только о законе о гражданстве. Мы унаследовали этот момент у своих дедов. Теперь наша очередь передать его».

Исаак Керуб, председатель Федерации еврейских общин Испании, рассказал мне историю Аннет Кабелли из Франции, которой уже за 90 и она одна из самых пожилых сефардов, получивших испанское гражданство. Ребенком ее вместе с семьей увезли из Салоник и отправили в Освенцим. Когда они туда приехали, она держала мать за руку. Но вскоре их разлучили, и больше им не суждено было увидеться. Мать всегда говорила ей, что хотела бы вернуться в Испанию, и Аннет стала гражданкой Испании, чтобы почтить ее память.

Века «молчания и забвения» в Испании, о которых так ярко говорится в законе о гражданстве 2015 года, до сих пор преследуют настоящее. Туризм по местам еврейского наследия в Испании процветает, но эти места представляют собой удивительные реликвии прошлого, а не признак наличия живой еврейской общины. Например, в Толедо была прекрасно отреставрирована знаменитая синагога «Эль Транзито» — последняя синагога, построенная в Испании перед изгнанием, но она стоит пустая. Действующей общины нет. Окружающие улицы заполнены магазинчиками, где продаются еврейские религиозные объекты — мезузы, меноры, шестиконечные звезды, — но этот успешный бизнес, в том числе несколько кошерных ресторанов, принадлежит христианам и обслуживает туристов из других стран — из Израиля, США и Китая.

Восстановление еврейских памятников, возрождение еврейских культурных и религиозных организаций в Испании и предоставление гражданства сефардам — все это происходит на фоне традиционного для Испании антисемитизма. Когда началась Вторая мировая война, Испания заявила о своем нейтралитете, но на раннем этапе поддерживала нацистов. В рождественском послании 1939 года. Франко прозрачно намекал на евреев как на «расу», которая вносит «беспорядок» и представляет «опасность», отметив, что «мы, милостью Божьей и мудростью королей‑католиков избавлены от этого тяжкого бремени». Правда, Испания не депортировала евреев — более того, тысячи евреев, бежавших от нацистов, останавливались в Испании по пути в другие страны, и здесь их не трогали. В послевоенный период Франко попытался реабилитировать свою репутацию и скрывал антисемитизм, царивший в его партии и среди его соратников.

Среди испанцев до сих пор сильны многие антисемитские стереотипы — больше, чем в других странах, по данным опросов Антидиффамационной лиги и Исследовательского центра Пью.

Антисемитские взгляды в Испании особенно распространены среди образованных людей. Отчет, представленный испанским Наблюдательным советом по антисемитизму, показал, что 58% испанцев полагают, что «евреи обладают властью, потому что они контролируют экономику и масс‑медиа». Среди студентов университетов это мнение разделяет 62%, а среди респондентов, «интересующихся политикой» — 70%. Испанский антисемитизм имеет тенденцию путать евреев с израильтянами и рассматривать и тех и других сквозь призму палестино‑израильского конфликта. Испания не признавала Государство Израиль вплоть до 1986 года, когда ей пришлось это сделать, чтобы вступить в Европейский союз.

Керуб, многолетний лидер еврейской общины Испании, сказал мне, что, по его мнению, «Испания уже не антисемитская страна; однако антисемитские предрассудки все еще существуют, питаемые черными легендами, ложью и невежеством». В своем письме он добавил: «В испанском языке до сих пор существуют антисемитские выражения, которые, к сожалению, довольно часто используются в СМИ, политиками и, конечно, на улице — “perro judío” [“еврейская собака”], “judiada” [“грязная уловка”, “жестокий акт” или “вымогательство”] и “judío” [обычно применительно к ростовщикам]».

В Леоне на Страстную неделю пьют смесь лимонада с красным вином, называя это «matar judíos» («убивать евреев»). Вместо «ваше здоровье» здесь, выпивая, говорят: «Убьем евреев». Сотни лет на севере Испании существовала деревня под названием Кастрильо Матахудиос (Замок «Убей евреев»). В конце концов жители проголосовали за изменение названия — в 2014 году.

Несмотря на такую историю, можно отметить немалый прогресс в деле борьбы с антисемитизмом, особенно в области образования. В 2018 году Федерация еврейских общин Испании подписала соглашение с Министерством образования по поводу «искоренения антисемитизма в Испании». Теперь в испанских государственных школах изучают историю Холокоста. Еврейские культурные учреждения процветают, многие из них пользуются государственной поддержкой. Нынешний король Филипп VI, как и его отец Хуан Карлос I, твердо и решительно высказывается в защиту еврейской общины.

Когда я думаю о мечте моего отца об Испании, я понимаю, что его донкихотские устремления были неразрывно переплетены с жестокостью. Стремление в Сфарад — это не просто упражнение в ностальгии, это путешествие, омраченное насилием и кровью, погромами и насильственными крещениями, травмами и искуплением.

Греческий корень слова «ностальгия» — «ностос» — означает «возвращение домой». Гомеровская «Одиссея» и другие греческие повествования посвящены этому нелегкому, зачастую опасному возвращению греческих героев из Трои. Дом — это не просто гавань, а место, где есть и свои конфликты. Сефардский ностос тоже оказался таким.

Один из величайших каталонских поэтов и прозаиков XX века католик Сальвадор Эсприу использовал ивритское слово «Сфарад» в качестве метафоры Испании. Он сформировался как литератор во время Гражданской войны в Испании и диктатуры Франко. Для него Сфарад был идеалом справедливости, устоявшим вопреки жестокости и нетерпимости, терзавших испанскую историю. Через изгнание евреев и их тягу к дому Эсприу выражает собственное видение «изгнание», критикуя угнетение собственной страны.

В 1960‑х годах он издал стихотворный сборник под названием «La Pell de Brau» («Бычья кожа»), в котором выразил глубинную надежду на примирение — эта надежда поддерживает меня на пути к возвращению.

И когда кто‑нибудь

спрашивает нас,

порой сердито:

«Почему вы остались

здесь, на этой сухой и жесткой земле,

земле, пропитанной кровью?

Это уж точно не лучшая земля из тех, что вы повстречали

на долгом

пути

вашего Изгнания» —

то с легкой улыбкой,

вспоминая отцов

и дедов, мы говорим:

«В наших мечтах это она и есть».

Оригинальная публикация: Spain’s Attempt to Atone for a 500‑Year‑Old Sin