В Мультимедиа Арт Музее (МАММ) открылась выставка Владимира Яковлева — к 80‑летию со дня рождения. Выставку назвали «Бывает сон как зренье…», по строчке из стихотворения «К портрету работы Владимира Яковлева», написанного другом художника поэтом Геннадием Айги. В экспозиции около 80 работ 1950—1990‑х годов, а помимо них — фотографии и архивные документы из собрания Фонда художника Владимира Яковлева. Один из учредителей фонда, адвокат и коллекционер Александр Кроник рассказал о выставке журналу «Лехаим».

Ирина Мак Из чьих коллекций собрана выставка?

Александр Кроник Все это собрание Фонда художника Владимира Яковлева, который мы с Леонидом Огаревым учредили в 1999 году, сразу после смерти Яковлева. Так что экспозиция составлена из наших коллекций. Я не считал, сколько там чьих работ, но, мне кажется, примерно поровну.

ИМ В альбом вошло не все, что представлено на выставке?

АК Наоборот. Вошло больше, потому что мы до последнего момента не знали, какие именно работы будут отобраны в экспозицию. Выставку готовили четыре куратора: Ольга Свиблова, Анна Зайцева, я и Лео­нид Огарев. Собственно экспозицию в основном делала Аня Зайцева. По‑моему, получилась самая лучшая из всех выставок Яковлева, которые были до сих пор. Маленькая научная работа, исследование…

ИМ Идея сделать выставку в Мультимедиа Арт Музее принадлежит вам?

АК Вы понимаете, это памятный юбилейный год Владимира Яковлева — 80 лет со дня рождения, 15 лет со дня смерти. Десять лет назад мы делали выставку к его 70‑летию, в галерее «Новый Эрмитаж», и сейчас мне хотелось, чтобы наш Фонд сделал большую выставку уже не в галерее, а в музее. Мне кажется, это подобает художнику такого уровня. И хотелось, чтобы выставка состоялась в месте, которое было бы очень посещаемо. Я беседовал на эту тему с рядом людей, с Мариной Лошак например, писал в разные музеи. Но не складывалось. Об этом узнала Ольга Свиблова. А она же снимала в свое время документальный фильм «Черный квадрат», была знакома с Яковлевым лично и хорошо знала его творчество. Оля предложила сделать эту выставку в МАММ. Так что инициатор выставки — директор МАММ Ольга Свиблова, которой я очень, очень благодарен. Чтобы уложиться в определенные ею сроки, пришлось срочно готовить альбом, который я собрал буквально за считанные недели.

ИМ И альбом потрясающий, очень неформальный, с текстами, от которых не оторваться.

АК А стихотворение Пивоварова видели? Виктор Пивоваров написал его специально к выставке по моей просьбе. Лучше о Яковлеве трудно сказать.

ИМ И стихи Геннадия Айги, к которым Яковлев делал иллюстрации, там есть, и тексты Гриши Брускина и Ильи Кабакова, и статья Карла Аймермахера, известного слависта… И вступительная статья Свибловой — я прямо слышу ее интонации.

АК В 2013‑м я у Свибловой в МАММ сделал выставку ранней графики Оскара Рабина. И когда она в конце сентября 2014‑го предложила этот проект, я подумал, что, если бы сам мог решать, где устроить выставку, лучшего места, чем МАММ на Остоженке, который по старой памяти называют Московским домом фотографии или просто «у Свибловой», не нашел бы. И лучшего времени — со 2 декабря по 28 января, включая каникулы, когда в музей приходит по 6 тыс. человек в день. Вы представляете, за прошлогодние зимние детские каникулы музей посетило 62 тыс. человек!

Это возможность показать Яковлева не только тем, кто знает его и любит, но показать его другой, более «широкой» публике, в том числе совсем юным людям. Это отличный шанс.

Александр Кроник и Владимир Яковлев в психоинтернате № 30. 1987

АК У меня на этот вопрос есть отличный ответ. Его дал в свое время Виктор Пивоваров. В Треть­яковке есть его работа «Тело московского неофициального искусства 1960–70‑х годов». Там изображена полуабстрактная фигура, «тело», и каждая часть этого тела приписана какому‑то художнику. Кабаков, кажется, — это голова. А Яковлев — там, где душа. Когда издавалась монография «Другое искусство», уже ставшая хрестоматией этого периода в русском искусстве, на обложке первого тома составитель, Леонид Талочкин, поместил работу Рабина, а на втором — цветок Яковлева. Об этом напомнила нам в своей недавней статье «Владимир Яковлев: портрет художника в юности» искусствовед, профессор Иерусалимского университета Лёля Кантор‑Казовская.

ИМ В каталоге в статье Ильи Кабакова сказано, что цветок у Яковлева — всегда звезда.

АК Фигуративно не всегда. Но есть мнение, что цветок у него — всегда портрет или автопортрет. И цветки, и петухи, и кошки Яковлева — это архетипические образы, символы. Так что Илья Кабаков по‑своему прав. И сам Яковлев, и его судьба напоминают звезду…

ИМ К выставке Ольга Свиблова привезла из Парижа работу Пикассо.

АК Да, она обратилась к руководству Музея Пикассо с такой просьбой, и с невероятной скоростью оба министерства культуры, французское и российское, все утвердили. К открытию, правда, не успели, но уже в день вернисажа картина приехала в Москву. Дело в том, что, когда Яковлев в 1956‑м впервые увидел Пикассо на московской выставке, он был потрясен, и этот сюжет — «Кошка с птицей» — стал повторять, в знак восхищения Пикассо. «Кошки» Яковлева — это оммажи. В Москву, кстати, привезли не ту же самую работу Пикассо, которая была на выставке в СССР, но сюжет тот же. Пикассо и сам многократно возвращался к этому сюжету.

ИМ Много лет назад я очень удивилась, узнав, что Яковлев — еврей. А потом поняла, что среди московских нонконформистов вообще много евреев. Почему, кстати?

АК Еврейкой была его мама, из разорившейся после революции днепропетровской купеческой семьи Тейтельбаум. А бабушка по отцу — бельгийка. Почему много? А среди адвокатов почему? Или среди музыкантов, шахматистов?

ИМ Адвокатура и музыка всегда были еврейской вотчиной. Живопись — нет.

АК Вероятно, поскольку традиционно иудаизм не предусматривал изображений, до XX века евреи углублялись в другие вещи, более абстрактные и, как считалось, менее поверхностные. А в XX веке началось — Шагал, Модильяни, Сутин…

ИМ Вы же общались с Яковлевым. Я с изумлением прочла в вашей статье, что в действительности он не был полуслепым, как принято считать.

АК Я ведь общался с ним и до операции, в 1987‑м, и после, в 1997 и 1998 годах. После операции, точнее, двух операций он намного лучше видел. Там был какой‑то феномен — Яковлев смотрел очень близко, но видел все. Мы пытаемся дать ответ на этот сложный вопрос в текстах альбома.

ИМ Как вам кажется, он знал себе цену? Мне всегда казалось, что гении знают о своей гениальности.

АК Думаю, да, знал. Как правильно написал о нем Огарев, Яковлев знал себе цену, но «в золотых дукатах», не привязываясь к конкретным суммам. Все вокруг него: современные ему авангардные художники и поэты, интеллигенция, коллекционеры, наконец, — видели и чувствовали его гениальность. Конечно, он и сам ощущал в себе этот Дар.

ИМ Он страдал от непризнанности? Вообще, какой он был?

АК Он был признан. Да, Яковлев провел много времени в психиатрических больницах, но он все же был очень известен и в кругу художников и искусствоведов, и среди любителей искусства. До больниц, до того как он там поселился, он был невероятно харизматичной личностью, привлекающей к себе всех. Сегодня только мне его друг, художник Лев Повзнер, об этом говорил. Яковлев временами жил вне больницы — пока были живы родители, но после их смерти он просто не мог существовать один. Вы понимаете, я не психиатр, я не наблюдал его постоянно и не знал, в какие состояния он, может быть, иногда впадал. Но в течение лет 15, когда я его знал, всегда при наших встречах он был обаятелен, остроумен и адекватен. Радовался, провожал до выхода, почти все, что ему приносили, раздаривал другим больным. Очень добрый и удивительно светлый человек. Как говорит Ольга Свиблова, «художник легкого дыхания».