Еврейское царство
Поэт и прозаик Ламед (Лейви-Иешуа) Шапиро (1878–1948) прожил трудную и беспокойную жизнь, со множеством переездов между Киевом, Одессой и Варшавой, а далее Лондоном, Нью-Йорком и Лос-Анджелесом. Творческое наследие оставил камерное. В этом наследии велика была роль русской литературы, в частности Достоевского. И среди рассказов Шапиро попадаются настоящие жемчужины. Они впервые переведены на русский язык и готовятся к выходу в свет в издательстве «Книжники».
Продолжение. Начало в № 374–382
Наброски
Раввин и его жена
Жили‑были раввин и его жена.
Когда раввин изучал Тору, его жена говорила, что слышит, как ангелы поют, а когда она готовила рыбу к субботе, раввин уверял, что чует ароматы райского сада. Раввин и его жена были друг другу под стать: оба добрые, праведные и мудрые. Если они чем и различались, то лишь тем, что жена не очень‑то разбиралась в комментариях к Талмуду, а муж понятия не имел, как рыбу жарить.
И Б‑г затворил чрево женщины, и не могла она родить. И раввин сидел в одном углу, а жена — в другом, и оба молились в тишине:
— Г‑споди! Услышь молитву такого‑то и такого‑то, раба Своего, благослови меня сыном, чтобы я обучил его Торе Твоей и заповедям Твоим…
— Б‑же Всемогущий! Прими молитву такой‑то и такой‑то, рабыни Своей, осчастливь меня ребенком, чтобы я ему добродетели привила и научила исполнять волю Твою…
И раввин сидел напротив жены и говорил:
— Когда наш сын начнет говорить, я сам обучу его и чтению, и письму, и святому языку…
А жена добавляла:
— Когда наш мальчик будет ложиться спать и просыпаться, я с ним буду благословения произносить и «Шма Исроэл» читать…
Так прошло немало лет, и в городе начали судачить:
— Если женщина за десять лет после свадьбы не родила, надо с ней развестись…
И сказали об этом раввину, но он ответил:
— Я своей жены не брошу, и Г‑сподь даст нам сына.
Рассердились в городе и решили изгнать раввина, но потом рассудили: раз это его не беспокоит, то их и подавно не должно. А годы шли, и раввин с женой сидели друг напротив друга и беседовали:
— Когда наш ребенок подрастет, я его Талмуду обучу, и «Йойре дейе» , и всем комментариям…
— Когда наш сын будет в пятницу из бани приходить, я его свежей рыбой кормить буду, а когда в субботу будет из синагоги возвращаться — вино для кидуша ему подносить…
Прошло время, в городе снова о них вспомнили и дали совет:
— Усыновите ребенка и вырастите его, чтобы он по вам через сто лет поминальную молитву читал и Мишну изучал.
Но супруги покачали головой и возразили:
— Как я чужого ребенка буду Торе и заповедям учить, если не мне за его грехи отвечать?
— Как я смогу ребенка любить, если не я его в муках родила?
И оба добавили:
— Нет, Г‑сподь нас своим ребенком благословит!
И в городе злились, и называли их упрямцами, но со временем опять о них забыли. А постаревшие супруги рассуждали:
— Наш сын великим мудрецом станет, любой вопрос сможет разрешить, свои комментарии к Торе напишет…
— Когда нашему мальчику восемнадцать исполнится, мы его женим…
Годы пролетали один за другим, и однажды утром наших стариков нашли мертвыми. Они сидели, каждый на своей кровати, в одних рубахах, обхватив руками колени, как дети. На лицах застыли улыбки, и, казалось, в ветхом доме все еще звучит:
— Когда наш сын подрастет…
— Когда наш мальчик повзрослеет…