Агата Кристи – одно из самых популярных имен ХХ века, да что там ХХ век – всей истории человечества, стоит рядом с Гомером. О ней слышали «все», фильмы по ее романам смотрели «все», у нее куда больше читателей, чем у Толстого и Достоевского, вместе взятых, Библию читало куда меньше народу, чем «Убийство в Восточном экспрессе» – уж во всяком случае в России. В прошлом месяце в российский прокат вышла новая экранизация «Убийства в Восточном экспрессе» (на этот раз британца Кеннета Брана), и это хороший повод, чтобы еще раз вспомнить Агату Кристи. Да кто ее забывал? Душа ее определенно пережила прах в заветной лире и счастливо избежала тленья. Вас будут помнить через сто двадцать лет после рождения? Может быть, несколько человек. Это в лучшем случае. А она в каждом доме. Даже у зырян и чукчей – Федор Тютчев к ним не пришел, а Агата Кристи пришла.

Два главных, кочующих из романа в роман героя Агаты Кристи остро противопоставлены. Антиподы. Мисс Марпл, англичанка до мозга костей, пожилая сельская дама, склонная (правда жизни) к легкой ксенофобии, и нарочитый, карикатурный иностранец Эркюль Пуаро, по первому взгляду вызывающий у людей коренной национальности чувства превосходства, презрения, раздражения. Что, впрочем, идет ему только на пользу.

В произведениях Агаты Кристи бегает множество оживляющих повествование разно­образных иностранцев, она манипулирует готовыми, простыми, легко узнаваемыми нацио­нальными клише.

Итальянцы разговорчивы и сильно жести­кулируют.

Англичане, напротив, сдержанны и нераз­говорчивы.

Американцы вульгарны, как им и положено, если смотреть из Лондона.

И так далее. Можете продолжить этот ряд самостоятельно – наверняка совпадете с Агатой Кристи.

Русские. Русские прекрасны и загадочны. Само собой, женщины: такое впечатление, что о существовании русских мужчин она не осведомлена. Или они ей совершенно неинтересны. Не могу не согласиться с Агатой Кристи: на мой вкус, русские мужчины русским женщинам уступают. В общем и целом. Хотя бывают впечатляющие исключения. У Эркюля Пуаро был роман с русской – не то графиней, не то княгиней. Русская красавица смотрится рядом с этим усатым коротышкой, как Натали рядом с Пушкиным.

Евреев, понятно, тоже хватает. Вот некий доктор Розен из тайной полиции Германии времен Веймарской республики: «Это был крупный мужчина с красивой головой и очень сочным голосом, а его национальность выдавала лишь легкая гортанность звуков» («Цветы смерти»). Красивая голова и гортанность звуков никакого отношения к делу не имеют, но зато помогают оживить представление. Таких Розенов у Агаты Кристи пруд пруди.

Уже в первом романе Агаты Кристи («Таинственное происшествие в Стайлз») возникает маленький, смешной, гениальный иностранец Эркюль Пуаро и сколь прекрасная, столь и загадочная русская.

– Мой отец англичанин, а мать – русская.

– А, теперь понятно!

– Что понятно? – резко спросила Мэри.

– Понятно, почему в вашем облике чувствуется что-то нездешнее, что-то отстраненное и необычное.

– Мать считалась красавицей <…>

В общем, нам, читателям, как и Гастингсу, все понятно.

А у этой русско-английской красавицы роман с одним отталкивающим типом. У него большая черная борода, и он специалист по ядам («один из самых крупных в мире»). Семейная сцена: Джон и Мэри.

– Я сыт по горло этим типом. К тому же он польский еврей!

– Примесь еврейской крови еще не самая плохая вещь. Во всяком случае, она мне нравится больше, чем чистая кровь, текущая в жилах породистых англосаксов и делающих их, – она многозначительно посмотрела на Джона, – вялыми тупицами…

Польский еврей! Ужас! Но оказывается, бывают на свете вещи еще хуже. Спасибо, Мэри! К нашему (читательскому) удовольствию, роман с гадким евреем оказывается мнимым: загадочная русская женщина просто хотела разжечь ревность своего породистого и вяловатого Джона.

В отличие от гортанных звуков доктора Розена, яды и борода доктора Бауэрстайна в романе вполне функциональны. В конце концов сей доктор оказывается немецким шпионом (дело происходит во время первой мировой войны). Эркюль Пуаро с его широким взглядом на вещи видит в ядовитом докторе образец национального патриотизма. Само собой, Гастингс с его британской ограниченностью, фронтовыми подвигами, ранами и правь, Британия, морями не в состоянии разделить точку зрения безродного (бельгийского) космополита.

Первая мировая!

Патриот Германии – еврей!

В нашем контексте стоит, наверное, упомянуть «Свидание со смертью», где дело происходит в прекрасной подмандатной Палестине, в том числе и в Иерусалиме – не в Западном, не в Восточном – просто в Иерусалиме. Роман замечателен тем, что герои Агаты Кристи умудрились не встретить ни одного еврея – во всяком случае, заслуживающего упоминания. Арабы – да, есть, очень хорошие: услужливые и знающие свое место туземцы. Куда они только все такие хорошие подевались?

Так, теперь перейдем к «Убийству в Восточном экспрессе» – самому, наверное, знаменитому роману Агаты Кристи. Классика. Эмблема всего творчества Агаты Кристи. По разнообразию национальных типов – на первом месте. С точки зрения еврейского сюжета произведение исключительно интересное.

Вот фигуранты дела в порядке допроса их Эркюлем Пуаро. Я привожу некоторые взаимные национальные характеристики, которые никак нельзя назвать политкорректными, – впрочем, в те времена о политкорректности известно не было. Совершенно неважно, действительно ли эти люди думают то, что говорят, или морочат голову великому сыщику, – важно, что они воспроизводят общее мнение. Агата Кристи попадает, как всегда, в точку.

Проводник спальных вагонов француз Пьер Мишель.

Секретарь Рэтчета американец Гектор Маккуин: «Мне, как правило, не очень-то по душе англичане».

Лакей Рэтчета Эдуард Генри Мастермэн. Вот как характеризует его один из персонажей: «Он англичанин и, по его собственным словам, “с кем попало не якшается”. Он невысокого мнения об американцах и вовсе низкого о представителях других национальностей».

Пожилая американка миссис Хаббард. Недалекая, суетливая, самодовольная женщина. Комический персонаж в трагической ситуации.

Шведка Грета Ольсон, не имеющая ничего общего с застрявшей у меня в памяти Региной Ольсен.

Русская княгиня Наталья Драгомирова. По моему разумению, фамилия скорее болгарская. Княгиня безобразна – оборотная стороны красоты. Но полна властного шарма, загадочна и выразительна. Портрет старухи апеллирует к великой русской литературе. Игра на узнаваемость – постоянный прием автора.

Граф и графиня Андрени. Венгры.

Полковник Арбэтнот. Понятно, что англичанин. Офицер с индийским послужным списком, настоящий pukka sahib – из персонажей, кочующих из одного произведения Агаты Кристи в другой. Полон британской спеси и национального высокомерия.

Мистер Хардман. Понятно, что американец. Почти карикатурный клишированный типаж. Безвкусно одетый, жующий жвачку. С грубым, правда и добродушным, лицом. Итальянцы для него – «итальяшки».

Итальянец Антонио Фоскарелли. Как и подобает клишированным итальянцам, веселый, общительный, несдержанный: «Неприятная нация – англичане. Такие необщительные».

Мисс Дебенхэм. Понятно, что англичанка.­ Английские девушки и молодые женщины, сдержанные и в то же время полные обаяния, – любимые персонажи Агаты Кристи.

Горничная фрейлейн Хильдегарда Шмидт. Немка.

К этому интернациональному обществу надо присовокупить еще одного бельгийца, мсье Бука, директора Международной компании спальных вагонов; грека, доктора Константина; и, наконец, еще одного американца, мистера Рэтчета, заколотого в поезде.

И это не считая офицеров французского гарнизона в Сирии, упомянутых просто так – как некий пролог – и уж совсем не имеющих отношения к делу.

Мсье Бук об итальянцах: «Итальянцы вечно хватаются за нож. К тому же они все вруны. Я не люблю итальянцев».

Возникает естественный вопрос: при чем тут евреи и где тут обещанный еврейский интерес?

К убийству в поезде привела цепь событий, связанная с похищением и убийством ребенка и последовавшей затем чередой смертей. Ребенок – Дейзи Армстронг – была еврейской девочкой. Эркюль Пуаро выясняет, что в поезде находились бабушка Дейзи – гениальная актриса Линда Армстронг, убедительно сыгравшая миссис Хаббард, и ее вторая дочь – графиня Андрени, венгерка, но только не по крови, а по паспорту.

Схема, лежащая в основе сюжета, такова: все человечество в лице его двенадцати представителей (они тут определенно больше, чем просто присяжные) выносит и приводит в исполнение приговор злодею, замучившему еврейского ребенка.

Выясняется, что убитый, мистер Рэтчет, только прикрывался этим именем. На самом деле он был итальянский гангстер, убийца Дейзи Армстронг. Настоящая его фамилия, Кассети, естественным образом встраивается в ряд итальянских еврейских фамилий. Утверждать что-либо невозможно: текст не дает для этого оснований, но такая возможность – что и злодей был евреем – остается открытой. Цепь замыкается: и убийца, и его жертва – евреи.

Напоследок маленький забавный сюжет, имеющий косвенное отношение к Агате Кристи, – но все-таки имеющий. «Таинственное происшествие в Стайлз». Только одна реплика:

– Поверьте, мисс Ховард, – твердо сказал Пуаро, – если мистер Инглторп убийца, то он не ускользнет от меня. Уж кто-кто, а я обеспечу ему виселицу не ниже, чем у Амана.

Редактор издания, по которому я цитирую (Агата Кристи. Таинственное происшествие в Стайлз. Красноярское книжное издательство, 1990. С. 55), полагая, что для подавляющего большинства читателей имя «Аман» – звук пустой, несет в массы культуру:

Согласно библии, Аман, визирь персидского царя Артаксеркса, готовит заговор против своего повелителя. Царь, предупрежденный женой Эсфирью, разоблачил Амана и построил для него виселицу высотой в 50 локтей.

Слово «библия» с пониженной буквы – уродливый цветок советского государственного атеизма, продолжавший цвести в головах некоторых редакторов даже и в 1990-м.

Согласно библии, все сказанное в этой удивительной сноске, может быть, и верно, но, согласно Библии, все было несколько иначе. Виселицу построил не царь для Амана, а Аман для Мордехая. Изменение объекта повешения стало для Амана полной неожиданностью. Наглядная иллюстрация пословицы: «Не рой яму другому – сам в нее попадешь». И, что гораздо важнее, неудавшийся заговор Амана был направлен не против царя, а против евреев.

Как это понять: как невежество? как внутреннюю цензуру на упоминание евреев? как мистификацию с последующим показом друзьям – и общим смехом? Последний вариант самый забавный и самый не­прав­доподобный.

Будь на моем месте Эркюль Пуаро, он бы разобрался.

(Оригинал публикации в №224, декабрь 2010)