Музыкант и исследователь, Пастернак записывал исторические нигуны.

Песня всегда была в центре хасидской жизни и практики. Нигуны, по большей части напевы без слов, всегда звучали во время молитвы и учебы и на собраниях и праздниках. Многие нигуны считаются плодом Б‑жественного вдохновения, а некоторые самые воодушевляющие напевы были сочинены основателями движения, включая Бааль‑Шем‑Това, рабби Йехиэля‑Михла из Злочева и рабби Леви‑Ицхока из Бердичева, а также их преемниками.

Рабби Шнеур‑Залман из Ляд, основатель движения Хабад, сам видный сочинитель нигунов, сказал как‑то знаменитую фразу о том, что «песня — это перо души», и временами отвечал на практические вопросы, заданные ему бессловесными мелодиями. Песни не только были важной частью аводы, служения хасида Б‑гу, но и составляли своего рода культурную валюту: им учили на общинных собраниях и ими менялись хасидские течения по всей Европе.

В середине ХХ столетия двухвековая музыкальная традиция оказалась на грани исчезновения. Иудаизм в Восточной Европе либо погиб в огне Холокоста, либо был задавлен советским атеистическим режимом, а большинство переживших геноцид либо оказались за «железным занавесом», либо попали в Америку и погрузились в новую жизнь с ее ассимиляцией и безразличием.

Велвл Пастернак, ушедший от нас 11 июня в возрасте 85 лет, сыграл ключевую роль в сохранении для будущих поколений традиционных хасидских напевов — нигунов.

За свою жизнь он записал сотни хасидских мелодий из Любавичей, Моджица, Бобова, Гера и других хасидских дворов, а также сефардские мелодии и более современные — израильские. С диктофоном и блокнотом в руках он изъездил вдоль и поперек США и Израиль, чтобы записать эти песни.

Пастернак создал лейбл Tara Publications (в честь своей дочери Атары) и выпустил десятки сборников еврейских песен. Ключевым в его работе было глубокое уважение к общинам, чью музыку он записывал. Пастернак родился в Торонто в 1933 году, его родители были иммигрантами из Польши. В детстве он наслаждался нигунами, услышанными в Моджицер штибл, синагоге моджицких хасидов, куда его семья ходила молиться. Его мать, заметив музыкальный талант сына, решила купить ему пианино. Пастернак сам выучился играть на пианино, а музыкальной теории его потом научил один одинокий ученый; в качестве платы за эти уроки он должен был раз в неделю составлять компанию своему учителю в местном баре.

Поначалу он планировал стать раввином, окончив Ешиву‑университет, но потом решил делать вторую степень по музыке в Колумбийском университете.

В 1960 году к Пастернаку обратился Бенедикт Стамблер, собиратель еврейской музыки и директор лейбла Collectors Record Guild, с предложением создать хор любавичских хасидов и дирижировать им. Идея была в том, чтобы хасидские напевы исполняли сами хасиды. Эта запись стала первым из 16 альбомов, составивших основной корпус Нигуней хасидей Хабад, известный по аббревиатуре Нихоах.

Сначала мы устроим фарбренген…

Сохранение хасидской музыки давно считалось важной задачей в Хабаде. В России пятый Любавичский Ребе р. Шолом‑Дов‑Бер предложил организовать обучение нигунам. Начиная с 1899 года пение нигунов и обучение этому жанру вошли регулярную программу хабадной сети ешив «Томхей тмимим».

После своего изгнания из Советского Союза шестой Ребе р. Йосеф‑Ицхак Шнеерсон блаженной памяти приложил все усилия к тому, чтобы сохранить хабадные нигуны, которые с большой вероятностью должны были быть утеряны и забыты в Советском Союзе, где пение еврейских песен грозило тюремным заключением, даже смертью. В 1935 году он связался с оставшимися в России хасидами и попросил их выполнить опасное задание: записать песни, которые еще пели в хасидском подполье. Новизна этого решения состояла в том, что традиционно многие хасиды были против записи нигунов, полагая, что в записи они лишаются своей неуловимой духовности, которая передается только при восприятии на слух.

В 1944 году по указанию предыдущего Ребе стал формироваться корпус Нигуней хасидей Хабад (Нихоах). Руководил проектом рабби Шмуэль Залманов. Задача проекта виделась как запись и каталогизация всех известных хабадных нигунов, с тем чтобы впоследствии можно было записать их в хоровом исполнении и зарегистрировать подобающий копирайт.

Залманову удалось записать 347 песен, и они были опубликованы «Кехотом» в Сефер а‑нигуним. В 1957 году, по следам успеха первого тома Сефер а‑нигуним, Ребе — рабби Менахем‑Мендл Шнеерсон блаженной памяти — предложил начать записывать эти песни.

Залманов собрал группу канторов и почтенных хасидских певцов и связался со Стамблером, а тот, в свою очередь, вышел на Пастернака. На встрече в подвале дома в бруклинском районе Краун‑Хайтс Пастернака представили тщательно отобранному хору хасидов. Молодой дирижер тут же сообразил, что перед ним — непаханое поле работы, прежде чем он превратит эту группу в хор, готовый к записи песен. Не было понятно даже то, как начинать и заканчивать каждую композицию. Хасиды, привыкшие петь в радостной, но сумбурной обстановке фарбренгенов, были уверены, что смогут петь в унисон, слышать друг друга, не сбиваться с ритма. Но Пастернак знал, что без тщательной подготовки запись выйдет никуда не годной.

Через шесть месяцев репетиций Пастернак решил, что они готовы. Он забронировал студию и назначил время, но хасиды никак не являлись. Наконец, за пять минут до назначенного часа, в студию ввалились человек 60 хасидов.

Помимо самих певцов и музыкантов — 24 человек, — прибыли также старики, женщины и дети, желающие поддержать хор. Они привезли с собой ящики с бутылками содовой, кексы и четыре бутылки выпивки — алкоголя, в обиходе называемого «зекс ун найнцигер», то есть 96%‑ного. По тарифу аренды студии 45 долларов в час любые задержки были чреваты большими расходами, но хасиды были тверды в своих намерениях.

Они заявили Пастернаку, что проведут фарбренген, с тем чтобы должным образом подготовиться к своему духовному заданию.

— Сколько же он будет длиться? — спросил Пастернак.

— Фарбренген будет длиться столько, сколько он длится, и ни минутой дольше, — прозвучал ответ.

Когда фарбренген закончился, к Пастернаку обратился Залманов с одной маленькой просьбой.

— Будь добр, — сказал он, — не дирижируй.

— Не что? — переспросил Пастернак. — Что это значит, как это — «не дирижируй»?!

Конечно, Пастернак не мог на это пойти. После шести месяцев репетиций он знал, в чем состоит его работа, и собирался ее выполнить.

— Скажу тебе правду, — ответил Залманов. — Ты можешь, конечно, дирижировать, но никто не будет на тебя смотреть. Потому что, если они будут смотреть на тебя, это помешает их каване, их концентрации.

И действительно, как только Пастернак начал дирижировать, все 16 членов хасидского хора закрыли глаза, чтобы сконцентрироваться, и начали петь.

«Я с тем же успехом могу быть в другом штате — мой хор бы этого не заметил, — вспоминал впоследствии Пастернак. — Но к чести любавичских хасидов надо сказать, что они были правы, а я нет. Это были специально отобранные хасиды, они знали, что должны по просьбе Ребе представить миру первую в истории запись любавичской музыки. И поэтому они относились к проекту с гораздо большей убежденностью и религиозным чувством, чем я».

Получившаяся в результате запись, ставшая первым из 16 альбомов хабадных нигуним, была встречена с большим энтузиазмом. The London Jewish Chronicle провозгласила его «сборником лучших записей аутентичной еврейской музыки». Известный дирижер Леонард Бернстайн даже использовал отрывок из этой записи для программы религиозной народной музыки.

Пастернак продолжил выпускать альбомы еврейской музыки и сборники песен, в том числе и серию «Песни хасидов». В его собрания сефардских мелодий вошли песни на ладино и музыка сефардских общин от Боснии до Калькутты. Многие из его книг стали библией для любого начинающего исследователя еврейской музыки; они открывают мир еврейской музыки за пределами всем известных «Дайену» и «Хава нагила».

Мы скорбим вместе с вдовой Велвла Голди, их пятью детьми и 22 внуками. 

Оригинальная публикация: Velvel Pasternak, 85, Preserver of a Priceless Chassidic Musical Tradition