9 декабря в Новой Третьяковке на Крымском валу открылась выставка фотографий Арсена Ревазова под названием «Невидимый свет» (выставка работает до 12 января 2020 года). О выставке и о других творческих проектах Арсена Ревазова расспросил поэт Александр Елин.
АЕ → Арсен, это уже не первая твоя персональная выставка, но тенденция очевидна: все более престижные площадки, все больше прессы и посетителей. Расскажи, чем отличается «Невидимый свет» от предыдущих экспозиций. В чем смысл названия?
АР ← До этого у меня было около десяти персональных выставок, в основном в частных галереях, прежде всего в «Триумфе». Эта выставка — первая в государственном музее, да еще в самом престижном. Для меня как для автора это большая честь. К чести добавляется радость: мои работы увидит много людей, гораздо больше, чем после обычных галерейных выставок. Название же точно отражает мой подход к объекту съемки. Я снимаю знакомые объекты, созданные природой и человеческим разумом, в том свете, который мы никогда не увидим. Потому что сетчатка нашего глаза в этом диапазоне на фотоны не реагирует. Мир в моих работах вроде бы и тот, и не тот. Он очень похож на наш мир, но это не совсем наш мир. Словом, я снимаю неочевидный мир, соседний, но не наш. Очень похожий на наш, но другой.
АЕ → Сегодня любая дура с последним айфоном, выкладывая в соцсети фоточки еды и селфи, считает себя фотографом. То, что я видел на выставке, так же далеко от сетевых поделок, как работы профессиональных живописцев от детских каракулей. Расскажи о своих технологиях — они явно «ручной» работы. На что ты снимаешь, как добиваешься этих удивительных эффектов.
АР ← Да, каждый день в публичном доступе появляется миллиард фоточек от сотен миллионов фотографов — такого не было со времен Большого взрыва. Но и раньше у артфотографа было очень мало средств, чтобы выделиться, — меньше, чем у рисовальщика с карандашом. В этом заключается конфликт фотографии с живописью: на представляемой фотографии деталей заметно больше, чем на картине, а новых художественных решений заметно меньше. А кому нужно современное искусство без новых решений? Делать сотый римейк образца Ренессанса или авангарда, конечно, можно, но надеяться с его помощью прославиться глупо. Любому художнику надо искать (а в идеале и найти!) свой почерк. Чтобы люди посмотрели на работу и сказали: «О, это Вермеер!..» По‑английски это называется distinctive look . Добиться его в фотографии сложно. Я все время экспериментирую, использую разные аппараты, объективы и фильтры, разные виды и форматы пленок, в основном инфракрасную, разные техники проявки, инфракрасные фильтры, необычные способы печати. Иногда — платинотипия. Иногда печатаю не черно‑белые, а красно‑белые работы. Иногда я сминаю финальные отпечатки, чтобы придать им 3D фактуру и объем, как мы сделали с Антоном Носиком в выставке «Красная‑прекрасная». Иногда печатаю на ткани и вывешиваю потом фотки на веревке на бельевых прищепках. Иногда проецирую фотки на молоко. В общем, развлекаюсь.
АЕ → Твоя экспозиция выглядит как завершенное произведение искусства. Я знаю, что ее строил архитектор Александр Бродский. Как вы работали вместе?
АР ← На самом деле я почти ни в чем не участвовал. Работы отбирала Нина Гомиашвили, один из лучших сегодня кураторов фотовыставок. А Саша Бродский придумал все эти истории, которыми я и сам поражен: он развил мою идею проецирования на молоко — свет, отражающийся от фотографий: мостик и забеленная пигментом вода (молоко надо каждый день менять, а там бассейн на 1000 литров), преломляющая проецируемые с потолка кадры, сделанные в Венеции: палаццо на Большом канале; стена, на которой работы образуют как бы поезд… Все это делает выставку отдельным произведением искусства, к которому я имею лишь косвенное отношение. И я очень благодарен Саше и Нине, вложившим столько вкуса и мастерства в «Невидимый свет».
АЕ → Экспозиция посвящена Антону Носику, твоему и нашему общему товарищу, ушедшему два года назад. Антон был куратором твоей выставки в Венеции, ты упомянул его в каталоге как «вдохновителя». Какой смысл ты в это вкладываешь?
АР ← Мы с Антоном весной 2015 года придумали «красную‑прекрасную» выставку для Венецианской биеннале искусств 2017 года, он захотел стать ее куратором. Антоша сказал: раз его отчимом был Илья Кабаков, ему наверняка передались по воздуху художественные гены. Это оказалось правдой, выставка была удачной. Цитаты из текстов Антона представлены в этой экспозиции. Я очень ценю поддержку Носика и ощущаю ее до сих пор. Без него этой выставки не было бы.
АЕ → В экспозиции есть фотографии Израиля. Выделяешь ли ты еврейскую тему в своих работах как нечто особенное?
АР ← В «Невидимом свете» лишь несколько фотографий Тель‑Авива. Но у меня есть целая серия о тель‑авивском баухаусе. Я снимал Негев, Хайфу, Иерусалим, в котором прожил несколько лет… Хотя его снимать сложно, фотохудожники особенно любят его, и новых ракурсов почти нет. Но я легких путей не ищу.
АЕ → Ты много фотографируешь городские «внутренности», старинные дома. Ищешь ли ты в своих путешествиях синагоги, может быть еврейские кладбища?
АР ← До сих пор израильская тема волновала меня больше, чем еврейская. Хотя с возрастом это меняется. Сейчас я на полном серьезе думаю поехать в Бердичев, поснимать места, где родились моя бабушка и ее родители. Хотя сама бабушка Бердичев не помнила. Она жила в Москве с 1912 года, с двух лет… Израиль я снимаю много и с удовольствием. Это одна из самых фотогеничных стран, особенно с поправкой на размеры. В ней очень много всего наворочено: от праотцев к еврейским царям, от них — к грекам, от тех — к Саладину и крестоносцам и так далее, включая сторонние включения типа египтян в Тимне и набатеев по всему Негеву. Я мечтаю сделать целиком израильский альбом.
АЕ → Отвлекусь от фотографии, чтобы спросить у тебя о еще одной грани твоей жизни. Все друзья знают, что на общих посиделках ты часто берешь в руки гитару и поешь. Причем и бардовскую песню, и битлов, и русский рок. 12 декабря в кафе «Дом 12» состоялась премьера твоего музыкального проекта — полноценной группы, в которой ты солист и автор песен. Причем музыка написана тобой на стихи незабвенного Михаила Генделева, друзьями которого мы все были, а после его смерти, десять лет назад, как можем, пропагандируем его уникальную поэзию. Премьера однозначно удалась. Что дальше? Гастроли и записи?
АР ← Я давно хотел написать песни на стихи Генделева. Придумать мелодии, отражающие их саркастическую витальность. В какой‑то момент звезды сошлись. Я написал около десяти мелодий, мы начали репетировать, и тут я познакомился с Мишей Огнянером, композитором, аранжировщиком и потрясающим пианистом. Он помог мне доделать песни, где‑то дописал бридж, где‑то усложнил гармонии и предложил отличную аранжировку. Я буквально заболел этой темой, начал осваивать нотную грамоту и теорию музыки: брал уроки вокала и игры на гитаре, освоил компьютерные программы для нотации (Сибелиус) и для сведения (Logic X). Премьера прошла на «ура», правда в дружественной атмосфере. Но в январе мы начнем записываться, как положено серьезной группе. Выпустим два или три сингла с клипами на те песни, которые могут стать хитами для нашей аудитории. Затем, возможно, альбом. И, если будет позитивная реакция на проект, — разумеется, концерты.
АЕ → Раз уж мы отвлеклись от фотографии, отвлечемся и от музыки. Я знаю, что твой роман «Одиночество‑12» выходит в переводе на английский в наступившем году в Америке. Мы ждем его продолжения уже почти 15 лет. Напрасно ждем?
АР ← Ха‑ха. На этот вопрос могут быть два «да»‑ответа и один «нет»‑ответ. Первый: да, напрасно, потому что второй роман не выйдет. Второй: да, напрасно, потому что роман выйдет, а лучше бы не выходил и не портил впечатление от первого. Ну а ответить «нет, не напрасно» пока не могу, я честно собираюсь посвятить написанию второй части «Одиночества‑12» следующие 2–3 месяца. Там не так много осталось.