Возникла идея фиксировать не то, на чтó мы смотрим, а то, как. Я стал об этом рассказывать, Филлис выслушала, сказала, что все это здорово, но мне надо делать то, что я делал раньше. Потому что я уже на рынке, есть продукт, который все знают, и надо продолжать. Выходило, в «империи зла» я делал что хочу, случайно попал на глаза американцам, они вывели меня на свою артсцену — и тут, в их свободном мире, я должен плясать под их дудку? Дудки — я вернулся в Москву и реализовал свой проект.

«Я родился в местечке, где мои земляки шутили, что у евреев в жилах струится не кровь, а бурным, клокочущим потоком текут бесконечные вопросы. Что же до ответов, то их, как всегда, — дефицит. Из всех вопросов, которые я себе задаю, преобладает один-единственный: "Что с нами будет?"» Русско-еврейскому писателю, драматургу и переводчику Григорию Кановичу исполнилось 90 лет.

Война, блокадный Ленинград, круглое сиротство, учеба в Москве, разочарование в религии предков, оттепельные джаз‑сейшны в Армянском переулке и, наконец, на склоне лет — возвращение в лоно иудаизма. Это если на бегу, очень коротко, а вообще‑то о жизни Марка Михайловича Радзивилова — заслуженного музыканта, в прошлом дирижера военного оркестра — вполне можно было бы написать роман.

Меня поражает, с какой интонацией российские СМИ обсуждают тему комфорта в западных тюрьмах. Дескать, у Брейвика в тюрьме игровая приставка. Они не понимают, что смысл наказания — это не «чтоб ты жил у вонючей параши». Когда человек не ставит во главу угла свободу, единственное, что ему остается, это комфорт. В фильме есть совершенно закономерный диалог двух гэбэшников: «Я не понимаю, чего ему не хватало?»

Книга Липштадт сделана в форме переписки между нею и двумя вымышленными персонажами: еврейским студентом и нееврейским коллегой — Липштадт называет их собирательными образами своих знакомых, которых волнует проблема антисемитизма. Сама Липштадт весьма встревожена его всплеском и активно выступает против антисемитских высказываний администрации Трампа и ее связи с правым израильским правительством. В то же время Липштадт беспокоит то, что она называет «поверхностными, а иногда не очень поверхностными антисемитскими замечаниями и поступками, встречающимися в группах, отстаивающих прогрессивные идеи».

Амихай, друг Теда Хьюза, переводившего его, корреспондент Пауля Целана, который его высоко ценил, встанет, я надеюсь, на полку русского читателя поэзии в ряду крупнейших авторов второй половины ХХ века, там, где он, собственно, уже давно и должен стоять, по общемировому признанию. Для широкого русского читателя есть возможность прочитать Амихая (может быть, я скажу несколько неожиданные вещи) как продолжение Ремарка: война, любовь, стиль отношения к жизни — или как параллель к ровеснику Окуджаве, с похожим типом доверительности и благодатности.

28 декабря на 80-м году жизни умер израильский писатель Амос Оз. «Лехаим» вспоминает беседу с писателем, состоявшуюся восемь лет назад.

Я называю этот роман чем‑то вроде турбулентности романа. Политический триллер, завернутый в исторический роман, который на самом деле — любовная история, которая, в свою очередь, в итоге становится аллегорией. Ну а в основе замысла — вполне конкретный факт, известие о смерти агента «Моссада», о жизни которого стало известно лишь после того, как он умер. Меня захватила история человека, который, получается, жил лишь после того, как умер.

Годовщина юбилея Государства Израиль — отличный повод, тем более что выставки подобного уровня в России не было, а, как я уже сказал, родным языком Липшица был русский. Галерея была воодушевлена такими «историческими» совпадениями и с радостью согласилась сделать вместе с ММОМА первую ретроспективу художника в России.

Отношения Левитана с природой — это отношения чрезвычайной интимности. Даже не романтика, не лирика, а болезненное всматривание, самокопание. Его пейзажи — про него самого, про истошную тоску, про маленького человека в очень большом мире. И советское кино 1970‑х — начала 1980‑х как раз много говорит о маленьком человеке.

Известный сатирик боится КВН, находит репризы у Льва Толстого и считает гением Михаила Жванецкого. Это интервью — попытка разобраться в биографиях, жанрах, а также национальностях литераторов, произведения которых вызывают на лице улыбку. Чаще всего — грустную. 15 августа Виктор Шендерович отмечает 60-летний юбилей.

С журналом «Лехаим» у Владимира Войновича были особые отношения. За последние 15 лет писатель трижды беседовал с нашим изданием. Одно из этих интервью мы публикуем сегодня в память о Владимире Николаевиче, ушедшем из жизни в минувшую пятницу. В 2004 году с Войновичем беседовала поэтесса и литературовед Татьяна Бек.