Трансляция

The New York Review of Books: Дэвид «Шим» Сеймур: фотографируй, чтобы изменить мир

Кэрол Наггар 2 января 2019
Поделиться

Дэвид «Шим» Сеймур родился в Варшаве, Польша, в 1911 году. Тогда его звали Давид Шимин, был он сыном издателей книг на иврите и идише. Через несколько лет после того, как он бежал в Мексику, а затем переехал в Нью‑Йорк, его родители и друзья стали жертвами Холокоста. Невозможно отделить эту его личную историю от истории Шима как фотографа, особенно чувствительного к бедственному положению беженцев, перемещенных лиц, детей и всех тех, кому угрожает опасность во время вооруженных конфликтов.

На ретроспективе в Еврейском историческом музее в Амстердаме, которая включает 150 фотографий, сделанных до и после Второй мировой войны, можно увидеть, что Шим искренне считал: фотография, воздействуя на общественное мнение, может помочь изменить мир. Выставка открывается большим портретом Шима, выполненным его коллегой из агентства Magnum Эллиоттом Эрвиттом: взгляд, полный юмора, неброский костюм, шелковый галстук, сигарета, свисающая между его пальцев…

Дэвид «Шим» Сеймур около офиса «Магнум». Париж. 1956.

В 1947 году Шим стал одним из основателей Magnum Photos вместе с Робертом Капой, Анри Картье‑Брессоном и Джорджем Роджером. Для французских журналов он стал сокращать свою фамилию «Шимин» до «Шим»: более короткий и легкий для произношения вариант был, возможно, и способом дистанцироваться от своего еврейского прошлого. Тематические разделы выставки Еврейского исторического музея объединяют различные этапы творческого пути Шима. Его карьера началась, когда левый журнал Regards отправил его в качестве специального корреспондента на гражданскую войну в Испании, и следующие три года он провёл, путешествуя по этой стране. Хотя он освещал события на линии фронта, Шим не был типичным военным корреспондентом: он был заинтересован показать жизни и судьбы простых людей во время первой войны в современной истории, когда гражданские лица систематически подвергались бомбардировкам с воздуха, кульминацией чего стало уничтожение Герники. На одной из выразительнейших фотографий с применением светотени единственный свет в кадре исходит от группы детей, толпящихся в подземном убежище в то время как нацистские самолеты бомбят остров Менорка. Глубокие тени заставляют нас щуриться, как будто мы находимся там, рядом с ними. Это ощущение непосредственного присутствия характеризует также необычную серию из трех изображений, снятых с близкого расстояния: республиканские баскские бойцы и священник, служащий уличную мессу перед боем.

Глядя на эти изображения, мы понимаем, что фотографии Шима черпают силу из его способности рассказывать истории в определенной последовательности. Он приближается, сначала с высоты птичьего полета, когда солдаты и священник стоят, затем дает крупным планом солдат, стоящих на коленях, и священника, предлагающего причаститься. Особенно выделяется одно изображение: убедительная, почти кинематографическая фотография, сделанная сверху, показывает женщину, кормящую грудью, когда она слушает оратора на митинге по земельной реформе в Эстремадуре. Законодательство о земельной реформе было одним из важных вопросов, разделявших республиканцев и франкистов. Образ, который может быть прочитан как «Мадонна с младенцем», своеобразная метафора республиканской Испании, воплощает в себе надежду на будущее. Опубликованная в журналах Regards во Франции, AIZ в Германии и Nova Ibera в Испании, эта фотография сразу стала знаменитой.

В 1942 году Шим вступил в ряды армии США. Служа в APID (Отряд интерпретации аэрофотосъемки) в Медменхеме, недалеко от Лондона, он прошел Вторую мировую войну в качестве расшифровщика аэрофотоснимков. Он анализировал фотографии, сделанные самолетами Spitfire, летавшими над Европой, которые содержали потенциальную информацию о том, что планировали немцы. В 1947 году он смог вернуться к работе журналиста с циклом фотографий «Мы вернулись» — историей, созданной по заказу американского журнала This Week, в которой прослеживались маршруты войск союзников через Европу. И здесь карьера Шима приняла неожиданный оборот: его образы вдруг вспыхнули цветами. Один снимок особенно поражает: дети строят замки из песка на пляже Омахи в Нормандии под гигантской, похожей на кита тенью перевернутого десантного корабля. Машина делит пополам голубое небо и желтые пески и башней возвышается над детьми, отбрасывая тень войны.

 

Пляж «Омаха». Нормандиия, Франция. 1947.

На черно‑белом снимке, сделанном в Эссене, Германия, Шим запечатлел детскую коляску с младенцем, закутанным в белое одеяло, перед темными руинами города на заднем плане (подпись указывает, что это незаконнорожденный ребенок британского солдата). Красноречивое, но резкое сопоставление выглядит почти как фотомонтаж.

Незаконнорожденный ребенок британского солдата. Эссен. Германия. 1947.

Серия из двенадцати фотографий, сделанных Шимом в Неймегене, Нидерланды, никогда раньше не печаталась. Неймеген сильно пострадал во время Второй мировой войны: более 2000 жителей погибли, почти четверть городских домов была разрушена. На фотографиях запечатлены все еще видимые разрушения военного времени, а также повседневные сцены медленного восстановления города. Весной 1948 года ЮНЕСКО направила Шима в качестве специального консультанта по пяти европейским странам — Австрии, Греции, Венгрии, Италии и его родной Польши — для подготовки доклада о судьбе 13 миллионов детей, которые стали сиротами, перемещенными лицами или инвалидами войны. В своих работах он создал глубокий портрет этих детей, лишенных детства.

Неймеген. Нидерланды. 1947.

Одно из изображений этой серии сразу узнается, хотя, вероятно, мало кто может назвать его автора: Терезка, польская девочка из варшавской школы для психически травмированных детей, была приглашена учителем нарисовать на доске дом. Все, что она сумела изобразить, — это запутанная паутина меловых линий. Когда проходишь мимо этой фотографии, испуганные глаза девочки, кажется, следуют за тобой, задавая некий вопрос, не имеющий ответа. Наряду с падающим солдатом Роберта Капы 1936 года, это, вероятно, самый символичный образ войны середины двадцатого века. Но в то время как солдат Капы олицетворяет «смерть в процессе становления», лицо Терески является напоминанием о том, что для многих война так никогда и не закончится.

ТереЗка, рисующая «дом». Польша. 1948.

Поездка по заданию ЮНЕСКО была последней поездкой Шима в Восточную Европу. В дальнейшем он не мог заставить себя работать в тех местах, которые были связаны с его детством. В начале 1950‑х он поселился в Риме, сделал остроумные и теплые портреты звезд, старлеток и продюсеров киностудии «Чинечитта» — как черно‑белые, так и в цвете: Софи Лорен, Ирен Папас, Ингрид Бергман и ее близнецы, Роберто Росселлини. Хотя некоторые из его портретов очень сильны, этот раздел наименее интересен на выставке. Кажется, в этот период Шим, травмированный Холокостом, обратил свой взор к поверхностному гламуру, предпочитаемому иллюстрированными журналами.

Ингрид Бергман. Италия. 1953.

В 1950 году новое поручение — на это раз ЮНИСЕФ — привело его в отдаленные деревни на юге Италии. Путешествуя со своим другом, писателем Карло Леви, Шим задокументировал импровизированные школы без электричества и тепла, где пожилых людей и детей учат читать и писать местные добровольцы. На одном изображении показана рука старого крестьянина, нерешительно обводящего первые буквы на странице, — то, что Шим не показывает его лица, тем самым избегая риска стигматизации объекта съемок, поражает и запоминается. Можно сказать, что Шим провел широкое визуальное исследование итальянского Юга, включавшее несколько историй о религиозных ритуалах и праздниках.

Толпа слушает речь социалиста Пьетро Ненни. Базилика Максенция, Рим. 11 марта 1948.

В начале 1950‑х годов он задокументировал самое начало Государства Израиль. Чувства надежды и оптимизма, которые он ощутил в этой стране, нашли отражение в его радостном черно‑белом образе еврея — иммигранта из Италии, гордо держащего свою новорожденную девочку: первого ребенка, родившегося в бесплодном, казалось, поселении Альма.

Первый ребенок, родившийся в поселении Альма. Израиль. 1951.

В Египте, куда он поехал в ноябре 1956 года, чтобы освещать Суэцкий кризис, Шим встретил свою смерть. Через четыре дня после прекращения огня он был убит египетским снайпером. Вместе с ним погиб его французский коллега Жан Рой.

Женщина среди руин Порт‑Саида после израильской бомбежки. Египет. 29 октября 1956.

Для биографического исследования мы взяли интервью у Бена Брэдли, журналиста, который должен был стать главным редактором Washington Post и который находился вместе с Шимом в Суэце. Покидая выставку Шима в еврейском квартале Амстердама, мы вспоминали сцену, описанную Брэдли, когда фотограф снимал голодных египтян, крадущих муку со склада: «Мужчины, женщины и дети ходили вокруг, вымазанные мукой, как призраки. Я не видел, как Шим быстро выпрыгнул из джипа. Но потом я увидел его: он был очень маленьким, медленно шел со своей камерой, а вокруг него царил хаос… Одинокая фигура, совершенно спокойная, щелкающая камерой. Это было почти как в замедленной съемке. Он смотрел на происходящее, поднимал камеру и делал эти снимки очень медленно».

Выставка «Шим, легендарный фотожурналист» будет работать в Еврейском музее Амстердама до 10 марта 2019 года.

Оригинальная публикация: David ‘Chim’ Seymour: Photographs to Change the World

КОММЕНТАРИИ
Поделиться

Дорога в Иерусалим Роберта Капы

Самый знаменитый фотожурналист в мире освещал события гражданской войны в Испании, завоевание Северной Африки и Италии союзниками, их высадку в Нормандии и освобождение Парижа. Он водил дружбу с Хемингуэем, был любовником Ингрид Бергман и путешествовал по сталинскому СССР с Джоном Стейнбеком. Теперь он впервые приехал на родину своих еврейских предков.

Анна Халдей: «Он сидел дома и бил стекла с негативами Михоэлса»

Тогда он и сделал фотоаппарат — две коробочки вложил друг в друга, линзы от бабушкиных очков приспособил, вставил стеклянную пластину, в коробку из‑под ваксы положил магний… Пшикнул и снял собор. Его потом взорвали, и других изображений не осталось. Так папа стал потихоньку снимать. Дома играл на скрипке. Бабушка просила: «Сыграй мне “Коль нидрей”!» И давала пять копеек. Он копил, копил и лет в 14 подписался на фотоаппарат — теперь сказали бы, в кредит.