Во вступительной статье к каталогу персональной выставки 1961 года С. Я. Адливанкина народный художник СССР Юрий Пименов писал: «У него был сын, тоненький, хороший мальчик, — он потерял его в страшном огне войны. Адливанкин много и хорошо писал этого мальчика и юношу, тонкие и человечные портреты сына очень верно передают серьезный и глубокий характер этого поколения».

Мой дядя Моисей (Миша) Адливанкин родился в подмосковной Малаховке, где его отец вел художественный класс в колонии для беспризорных детей. Он был вторым ребенком, в семье уже росла дочь Ева. В свидетельстве о его рождении написано: «Выпись о рождении. 27 июня 1923 года. Платформа Ильинская, 13… (стерлось на сгибе,) ул., Быковской волости. Пол ребенка мужеско, фамилия Адливанкин, имя Моисей. Быковская б-ца. Родители Самуил (26 лет) и Анна (27 лет) Адливанкины». 

Вскоре семья переезжает в Москву и живет на Масловке, в Городке художников, где Самуил Яковлевич получил квартиру, а позже и мастерскую. Миша растет, он учится в 211-й школе, увлекается морским делом, надеясь в дальнейшем поступить в мореходное училище. У него много книг по этой тематике. Он увлекается поэзией Иосифа Уткина и Ильи Сельвинского. Под влиянием испанских событий любит повторять стихотворение Михаила Светлова «Гренада». В 1937 году отец пишет его портрет «No passaran!» (сейчас эта картина в Третьяковской галерее). В 1941 году Миша заканчивает 10-й класс и наутро после выпускного вечера узнает о начале войны. Почти все ребята из класса идут добровольцами на фронт. Миша в их рядах, несмотря на плохое зрение — у него минус пять. Его посылают учиться в Златоуст, в военное инженерное училище Он заканчивает его в звании младшего лейтенанта саперных войск. В 1942 году он уже на передовой.

В нашей семье сохранились все письма Миши из училища, а затем с фронта, которые несколько лет назад я передала в музей ВОВ на Поклонной Горе. Читая их, удивляешься высоким чувствам, которыми пронизаны все строчки. Таким же патриотизмом были пронизаны письма матери к нему на фронт. В письмах он просит прислать ему томики Уткина и Багрицкого, фотоаппарат, запасные очки.

Вскоре Мишу назначили командиром саперного взвода. В одном из боев он получил ранение в глаз. Зрение стало еще хуже. После госпиталя ему предложили демобилизоваться, но он остался на фронте.

Извещение о том, что сын пропал без вести, получил отец, но жене его не показывал. До последних дней ждала Анна Абрамовна сына. Порок сердца прогрессировал, она не выходила из дома и в 1959 году умерла, так и не дождавшись его. Много усилий приложила сестра Миши Ева, чтобы найти место гибели брата. Теперь мы знаем, что Миша погиб в 1944 году, 25 января, похоронен в деревне Мякотино Великолукского района Псковской области. Имя его занесено в Книгу Памяти (т. 2, стр. 87).

После войны к нам домой приехал его однополчанин. Он привез вещи Миши и рассказал о его гибели. Планшетку, томики стихов Уткина и Багрицкого, которые прошли с Мишей по дорогам войны, его сестра передала в музей боевой славы школы, где Миша учился. Где они сейчас, сказать трудно. Пистолет той же ночью пришлось тайком выбросить, ведь если бы его в то время обнаружили у нас, семье бы не поздоровилось. Полевой бинокль до сих пор хранится в нашей семье.

В одну из поездок в Израиль я побывала в музее Яд ва-Шем. Там я заполнила анкету со сведениями на Адливанкина Моисея Самуиловича. Я верю, что память о Мише, как и о миллионах других погибших на фронтах этой страшной войны, не сотрется из памяти живущих на земле.

А это письмо Миши с фронта, которое он написал после случайного короткого посещения своего дома. Это середина 1942 года, когда его родители находились в Свердловске. Они вернулись в Москву через несколько месяцев после того, как здесь побывал Миша. Было ему тогда 19 лет. 

Здравствуйте, дорогие!

Получил от вас долгожданное письмо. Вы просите чаще писать вам, но ведь мне редко удается выбрать время для письма. Приходится много работать. Не воевать, а работать. Наша часть после кровопролитных зимних боев находится на отдыхе, ну а саперам и на отдыхе есть работа. Мне порядком надоело околачиваться в тылу, хотя тыл у нас и не совсем тыл: иногда… (написано карандашом и стерто на сгибе письма). Бойцы в нашей части в большинстве старые саперы, прошедшие суровую школу войны. Они побывали во многих переделках и имеют на своем счету немало уничтоженных фашистов.

Места, в которых я сейчас нахожусь, неблагоприятны летом для активных боевых действий: частые туманы, дожди, местность болотистая. Я сейчас недалеко от города, в который бабуся ездила в позапрошлом году.

Теперь о наших делах. В Москву я приехал, как говорится, «не в форме». Зашел к Гл.., взял ключ от нашей квартиры. Объяснение по поводу разгрома квартиры получил тоже довольно невразумительное. Из «масловских» видел многих. Напишу коротко: они мне не понравились. Думаю, что вы поймете. Материально они живут относительно хорошо. Но Масловка испортила мне, как это ни удивительно, радостное настроение, которое я испытал, приехав в родной город. К родным своих товарищей я заходил и взял у них адреса. Ребятам писал, но ответа пока не получил. Димка с Игорем все еще в училище. С Петей я все еще не смог связаться, хотя писал ему не раз.

Сейчас у меня одно желание: скорее на передовую.

(Опубликовано в газете «Еврейское слово», № 481)