35 лет назад, 26 апреля 1986 года, произошла авария на Чернобыльской АЭС

Чернобыльская катастрофа выделила трагическую и одновременно героическую категорию лиц – это «ликвидаторы». Наш сегодняшний разговор с одним из них – Калманом Файвовичем Цейтиным.

Он родился 3 апреля 1945 года в Могилеве. Его детство почти ничем не отличалось от детства сотен других мальчишек того тяжелого послевоенного времени – драки во дворе, дразнилки, школа, футбол, синяки, ссадины…

А в глубинах его души до сих пор живут самые нежные воспоминания о дружной семье, где кроме Калмана воспитывались еще две его сестры, о Пейсахе, о вкусе домашней мацы.

Родители обожали национальную кухню, постоянно готовили различные яства. Калман вспоминает, как все евреи Могилева собирались у них дома, потому что только у Цейтиных была русская печка, и Файва, глава семейства, пек мацу для всей еврейской общины Могилева. Файва Цейтин всю войну проработал машинистом паровоза, перевозил солдат, боеприпасы, не раз подвергался бомбежкам, был ранен.

Мама, Роза Давыдовна, работала швеей, занималась воспитанием троих детей и хранила домашний очаг.

… «То, что я еврей, осознал, когда меня стали обзывать моим же именем – «Калман» (родители дома звали меня Колей, а отца на работе всегда звали Павлом)», – рассказывает наш герой.– Закончил школу, параллельно успевал заниматься многими видами спорта. После школы пошел работать на завод фрезеровщиком. Но всегда мечтал походить на своего двоюродного брата, капитана второго ранга, морского офицера, служившего на Дальнем Востоке. Глядя на него, у меня появилась мечта тоже стать офицером, и в 62-м году я поступил в Вильнюсское радиотехническое училище, закончил его с золотой медалью.

В 65-м уехал служить в Москву, потом в Ярославль, Вологду, затем в Котлас, потом в тайгу. Там я начинал лейтенантскую службу – командиром взвода связи. Хотя никакого отношения к связи не имел. Не хочу хвастаться, но у меня был допуск к самым секретным проектам, я изучал новейшую военную технику. После служил в Мурманской области. В 68-м впервые столкнулся с оголтелым антисемитизмом. Тогда всем лейтенантам, работавшим вместе со мной, присвоили звание старшего лейтенанта. А мне – «забыли». Хотя я был отличником, висел на доске почета.

Как-то во время военных учений я рассказал одному из генералов о своей идее – разработке нового противогаза, в котором можно было бы разговаривать. Генерал предложил мне заняться этим вопросом. Я написал рапорт о поступлении в академию, однако меня не отпустили. Пришлось обратиться к министру обороны. Было разбирательство, мое дело поставили «на контроль».

С большим опозданием мне присвоили-таки звание старшего лейтенанта, и я поступил в Военную Краснознаменную  академию химической защиты им. маршала Тимошенко, стал профессиональным инженером-химиком. Наши выпускники занимались разработкой средств защиты от химического, биологического и ядерного оружия. В Академии я сдержал обещание, данное генералу, и создал опытный образец противогаза, в котором можно было говорить по линиям связи, но работать в Академии мне не дали. И в 1974 году я уехал в Ростов-на-Дону, где руководил химико-радиометрической лабораторией гражданской обороны. С этого года я начал служить в гражданской обороне на различных должностях вдали от Москвы. В 90-м году, к моему огромному удивлению, меня перевели в Москву, присвоили звание полковника и поручили ликвидировать крупнейшую аварию на Подольском заводе цветных металлов. Моим  помощником при этом стал Валентин Исаакович Ильвовский, полковник, химик, мой учитель, ставший теперь моим подчиненным. Отсутствие входного дозиметрического контроля привело к тому, что весь завод оказался загрязнен цезием-137, уровень радиации был очень высоким. В настоящее время завод, благодаря слаженной работе многих служб, работает.

Тогда моей задачей было обеспечить дезактивацию завода, сделать его безопасным для окружающей среды и здоровья людей. И мы справились».

Сегодня Калман Файвович Цейтин – доктор технических наук, профессор Российского государственного социального университета, академик РАЕН, полковник, кавалер ордена Почета, заслуженный эколог России, заместитель начальника государственного унитарного предприятия по переработке отходов, а кроме того, он заботливый муж, прекрасный отец двоих уже взрослых детей, дедушка.

– Калман Файвович, исполнилось ровно 20 лет со дня аварии на Чернобыльской АЭС. Как сегодня вы оцениваете последствия этой трагедии Статья впервые опубликована в 2006 году ?

– Эта катастрофа буквально перевернула весь мир, перевернула сознание людей и замедлила развитие атомной энергетики как в перестроечном СССР, так и в современной России. Многие достижения были безвозвратно утеряны. Разработанная академиком А. Д. Сахаровым программа по созданию атомных электростанций нового типа была остановлена. Ее внедрение позволило бы сделать прорыв в деле энерго– и теплоснабжения России.

– И все же, возвращаясь непосредственно к Чернобыльской трагедии, в чем конкретно заключалась ваша роль в ликвидации ее последствий?

– О катастрофе я узнал 29 апреля 1986 года. Мне тогда был 41 год, и я служил в штабе гражданской обороны Калужской области. Нас подняли в 11 вечера по боевой тревоге и сообщили об аварии, о пострадавших. В Институт медицинской радиологии Обнинска к тому времени уже стали поступать первые пораженные ликвидаторы.

Нам поставили задачу, чтобы ни один человек, ни одна машина из зоны радиоактивного заражения не попали в Москву. Для этого была создана целая сеть постов дозиметрического контроля и моечных пунктов. В основном задерживали лиц, которые эвакуировались из зараженной зоны. Они были загрязнены радиоактивными элементами, иногда настолько, что приходилось отправлять их под дезактивационный душ, выдавать новую одежду.

В течение нескольких лет мы решали этот вопрос. Я занимал должность начальника отдела радиационной и химической защиты штаба гражданской обороны Калужской области. Работал весь штаб, вся администрация Калужской области.

– Успешно?

– Да, нам не сделали ни одного замечания. У границы Калужской и Московской областей тоже стояли посты, и не было случая, чтобы на ней остановили хоть один загрязненный автомобиль или поезд. Защита от попадания радиоактивной пыли на территорию московского региона была обеспечена.

– А вам известно точное количество погибших в результате аварии на Чернобыльской АЭС?

– Нет, невозможно сказать точно. В первые дни погибали в основном пожарные, принимавшие участие в тушении пожара на четвертом энергоблоке. Потом умерли те, кто получил большую дозу облучения и бесконтрольно находился в чернобыльской зоне, а также те, кто непосредственно выполнял задание правительства по ликвидации этой аварии. Первоначально вся информация на этот счет была засекречена.

Кстати, в зону с повышенным уровнем радиации попали 11 районов Калужской области. И сейчас на территории этой области есть районы, где сбор ягод и грибов до сих пор ограничен запретами и санитарными нормами, которые были введены в 1986 году.

Впервые я побывал на Чернобыльской атомной электростанции в 1987 году. Нас привезли туда на семь дней – для прохождения курса обучения. Теоретические занятия чередовались с практическими. Нас учили проводить дезактивацию транспорта и людей.

В 1989 году, после особого инструктажа в Киеве, я был назначен начальником химической службы оперативной группы особой чернобыльской зоны. Наш командный пункт находился на первом энергоблоке ЧАЭС. Моя задача как начальника службы состояла в обеспечении безопасности всех, кто продолжал ликвидационные работы. Мы осуществляли радиационный контроль и следили за тем, чтобы люди не получили опасной дозы радиации. Нам была задана предельно допустимая доза облучения – 5 бэр на человека за все время командировки. Каждому работнику был выдан личный дозиметр, и у некоторых рабочий день длился всего 15 минут. За это время человек успевал получить максимальную суточную дозу.

Я настоял на том, чтобы все в обязательном порядке ходили в респираторах. Респиратор особенно хорошо защищает от попадания радиоактивной пыли в организм человека.

– Вы рисковали своими жизнями. Ради других?

– Во-первых, работать там было просто необходимо для спасения людей и окружающей среды. Во-вторых, выбор – ехать или не ехать – не возникал. Было постановление правительства и ЦК КПСС – бросить на ликвидацию аварии все имеющиеся силы! Призвали и людей из запаса, они выполняли свой долг.

– Было страшно?

– Конечно, все было. Однажды вертолет, который облетал станцию и сбрасывал на реактор песок со свинцом, чтоб уменьшить утечку, задел за кран и рухнул на землю. Весь экипаж погиб. Я открыл дверь, дозиметры сразу же запищали. Два месяца, с 8 января по 8 марта 1989 года, я работал там ежедневно. Начинал в 6 утра, а в 11 утра рабочий день уже заканчивался. Жили мы в Чернобыле.

– Это правда, что из города выселили всех жителей?

– Да, там находились только ликвидаторы аварии, их помощники, обслуга. Но некоторые люди все же возвращались в свои дома. На их дверях с этого момента висела табличка: «Здесь живет (имя рек), вернувшийся в свой дом».

Нам было обеспечено хорошее питание, но существовал полный запрет на алкоголь. Функционировали магазины и даже кинотеатр. Два раза в день ходили в баню.

– На вашем самочувствии как-то отразилось пребывание в Чернобыле?

– У меня был легкий ожог, в остальном, вроде бы, без осложнений…

– А руководство страны как-то проявляло заботу о вас?

– 23 февраля 1989 года к нам приезжал М. С. Горбачев, прямо на станцию. Хотя всего за день до этого на ЧАЭС был зафиксирован радиоактивный выброс. Даже сейчас там иногда происходят выбросы. Думаю, это будет продолжаться еще много лет. Саркофаг нуждается в постоянном контроле, требует немалых финансовых затрат.

– Калман Файвович, привожу вам цитату из недавно прочитанного: «В скором времени на Чернобыльской АЭС может произойти более серьезная катастрофа, чем сам взрыв, произошедший 26 апреля 1986 года. Тогда в течение мая вокруг реактора был сооружен саркофаг, который должен был ближайшие 20 лет защищать мир от воздействий радиации, излучаемой остатками вредного производства. Но гарантированный срок истек, и следующий год грозит новой экологической катастрофой, связанной с обрушением защитного кожуха, эксперты уже сейчас предупреждают: разрушение хранилища может иметь тяжелейшие последствия»… Вы согласны с этим утверждением?

– Нет. Думаю, что после тех мер, которые были там приняты, это просто невозможно.

Я считаю, что стране необходимо развивать атомную энергетику, так как запасы газа, нефти, угля исчерпаемы, а ядерная энергетика, конечно же, перспективна, и притом экологична – но лишь при соблюдении всех правил содержания этих станций.

– Все-таки из-за чего, по вашему мнению, произошел взрыв на Чернобыльской атомной станции?

– Авария произошла по нескольким причинам. Во-первых, преступная халатность персонала. Директором станции был назначен человек, ничего не понимающий в ядерной энергетике. До того он руководил работой теплоэлектростанции. Ему сказали: «Какая тебе разница, топка это или ядерный реактор? Главное – крутятся турбины, выдается электричество, а все остальное сделают специалисты». И другая причина – это технологические ошибки в самой конструкции электростанции.

– Вопрос к вам как к профессионалу. Представляет Иран угрозу?

– Реальную. В свете высказываний президента Ахмадинеджада стремление Ирана овладеть ядерными технологиями вызывает серьезные опасения. «Стереть Израиль с карты мира» можно только оружием массового уничтожения. К Ирану необходимо применить жесткие международные санкции – во избежание трагедии.

– Главные уроки Чернобыля?

– Никогда больше не должны повториться человеческая безалаберность и «русский авось».

ЭПИЛОГ: По сообщению радио «Свобода», отчет ООН занижает число жертв чернобыльской катастрофы, количество пострадавших там составляет от 30 до 60 тысяч человек. Так утверждают британские эксперты по радиационной безопасности, анализировавшие по запросу Европарламента последствия аварии. Опубликованные ими цифры на порядок больше, чем приводятся в официальном отчете Всемирной организации здравоохранения и МАГАТЭ, который был выпущен полгода назад. С оценками британских специалистов согласны многие ученые…

(Опубликовано в газете «Еврейское слово», №289, 2006 г.)