7 августа 1945 года Леонид Котляр начал свой репатриантский путь из Штутгарта в Киев: дорога растянулась на бесконечные 16 месяцев. И сразу же — лоб в лоб — столкнулся с антисемитизмом, пусть и не жидоморским, как у немцев, и не погромным, как в начале века в России. Еще до истерик с «безродными космополитами» и «убийцами в белых халатах» фирменным знаком послевоенного антисемитизма в СССР были байки типа «ташкентцы», «Ташкентский фронт», «Иван в окопе, Абрам в коопе».

Выбор, который партизанам предстояло сделать, — выдать своего вожака или поставить под удар все гетто — во многом отражал главную нравственную дилемму, стоявшую перед Генсом как руководителем гетто, а именно: должен ли он пожертвовать несколькими людьми, чтобы спасти многих? Генс всегда недвусмысленно говорил, что его задача как руководителя гетто — выживание его народа, то есть он должен по возможности предотвращать массовое уничтожение, даже если для этого придется кем‑то пожертвовать.

Большинство из них просто не верили, что есть какая‑либо веская причина, из‑за которой все вдруг вышло бы за рамки обычного антисемитизма и обернулось не просто бедой, но катастрофой. Нужно быть безумцем, чтобы предугадать такой ужас, как Холокост. История, которую рассказывает «Проект 1938», — не просто хроника последних дней европейского еврейства. Это история о том, как легко привыкнуть к тому, что ситуация постепенно ухудшается.

Ефим Григорьевич был прирожденным «человеком мира», космополитом в собственном, свободном от антисемитских примесей, смысле. Оказавшись на Западе, он много разъезжал по свету с лекциями, поймать его по телефону было труднейшим делом, и только с помощью дочерей можно было хоть как‑то уследить за его маршрутами. «Летучий евреец», — посмеивался он над собой и над своим образом жизни. 22 ноября — 20 лет, как не стало Ефима Эткинда.

В середине 1960‑х годов происходило нечто странное. В семьи, которые 15 годами ранее приехали в Израиль, приходили повестки ЦАХАЛа — в них дети‑подростки приглашались на первичный медосмотр. Но эти дети умерли в младенчестве, и повестки выглядели как жестокая насмешка. А что, если... Дело в том, что многие из удрученных горем родителей так и не увидели детей после их кончины.

Вы слыхали о Сейдеменухе? Вряд ли вам удастся найти ее на карте. Несмотря на характерное для кибуцев название, это еврейское поселение появилось в херсонских степях — ныне юг Украины — и просуществовало около 150 лет. Это была фактически первая кооперативная еврейская сельскохозяйственная колония в России, которая после создания СССР стала «еврейским колхозом».

По мне, величайшей загадкой в истории Собелла остается его бегство в Мексику после ареста Дэвида Грингласса. Оно не только было равносильно молчаливому признанию вины, но и, собственно, больше всего напоминало фарсовую комедию ошибок. Вместо того чтобы попросить Розенберга помочь ему бежать в СССР, Собелл приехал в Мексику без паспорта, зато прихватив с собой Хелен, ее дочь Сидни восьми лет и их годовалого сына Марка. Он метался по Мексике, словно курица с отрубленной головой: от одного морского порта до другого, безуспешно пытаясь уплыть в Россию.

Она закричала так громко, что прибежала соседка. Соседка, которую она терпеть не могла. Потом из военного министерства не было слышно ничего. Почти через месяц во время воскресного семейного обеда пришел человек, который сказал, что Монро умер в тот же день, когда была отправлена телеграмма. Сидеть шиву было уже поздно, но моя мать оплакивала брата следующие 60 лет.

Для меня, выросшего в отказе, история Пурима — история чудесного избавления от грядущей смерти благодаря вмешательству Высших сил — обладала конкретной значимостью. Мы смотрели пуримшпили в переполненных советских квартирах и снова и снова переживали победу евреев над древними врагами, мечтая о собственном избавлении. Мечтали о бегстве из советского Вавилона.

Его вспышки гнева часто были связаны с проявлениями антисемитизма. В 1943 году Руби был призван в военную авиацию, и, как пишет его биограф Сет Кантор, однажды он избил сержанта, который назвал его «еврейским ублюдком». Сторонники теории заговора считают, что, вернувшись в Чикаго после демобилизации в 1946 году, он служил курьером у родственника и телохранителя Аль Капоне Фрэнка Нитти — родственники Руби отрицают этот факт. Его сестра утверждает, что в то время он торговал корзинами.

Азулай — незаменимый человек в королевстве, человек, который может сделать все, что угодно, благодаря тому что в любой момент может обратиться к самым влиятельным людям, и они не посмеют ему отказать. Официально Азулай занимает пост экономического советника короля Мухаммеда VI, однако этот титул мало что говорит об истинном содержании должности, которая на самом деле гораздо шире. Он теневой министр иностранных дел, вездесущая «правая рука короля» и человек, усилиями которого в стране сохраняется любая еврейская жизнь и еврейская память.

Говоря по‑арамейски, он использовал для описания своего народа термин «курдинайе» («курдистанцы»), а не «курдайе» («курды»). Я раньше никогда не слышал такого слова, но профессор Ефрем Йилдиз из Университета Саламанки, который преподает иврит и арамейский, подтвердил, что оно существует именно у курдистанских евреев. Оно указывает на обстоятельства жизни и самоидентификацию общины: корни их персонального мира — это наследие древнего иудаизма, Ассирия, арамейский язык и жизнь среди курдского большинства. Этот мир они привезли с собой в Израиль, и теперь он постепенно исчезает из памяти.