Скромный, чеховский интеллигент. Тихая речь умницы. Если тебе повезет пообщаться с таким, ты будешь уверен, что он — хрупкий прекрасный цветок из теплицы. Любой полевой ветерок может его загубить. Будешь уверен — но как же ты ошибешься! Вот и они ошиблись.

Они были святыми людьми, сохранившими преданность еврейству в самых невозможных условиях. И уж не знаю, что главное — то, что Гур унаследовал эту святость, или то, что святость предков защитила его самым невероятным образом. Но, когда в десантника Гура Недзвецкого, заброшенного на пять километров в глубь Ливана, попало три пули — одна в ногу, другая в живот, и третья, несущая верную гибель, в рот, — он дополз до своих, до него долетел изрешеченный вертолет, и он выжил.

Мы были знакомы много лет. Сегодня я пытаюсь ретроспективно понять, чем он был особенно заметен в нашей жизни, и понимаю, что это очень сложно описать. Я смотрю нашу переписку и понимаю, что Носик — это все. Он был членом ученого совета Еврейского музея, главным человеком во всем, что касалось сайта музея, его интернет‑проектов. Когда мы решили серьезно изменить сайт «Лехаима», все для нас придумал Носик. И сейчас совершенно непонятно, как нам быть дальше. Сегодня 30 дней, как Антона нет с нами.

Ему мало духовного очищения, он жаждет действий: объединить все партии и всех вождей. Для спасения народа — вывезти евреев из Польши немедленно. Его слушали — и не слышали. Ничего не было сделано. Все его страшные пророчества сбылись. Цейтлин предрек Катастрофу, дал ей имя, Шоа, и, облаченный в талит и тфилин, с томом «Зоара» в руках, стал ее сильнейшим образом.

Ответ я получил незамедлительно. Отец прекрасно помнил, как в 1948 году в Москве, после попытки наладить связь с дальней родственницей — послом только что созданного Государства Израиль Голдой Меирсон — арестовали его тетку. И родня, готовясь к обыскам, зачеркивала крамольную фразу в Агаде: «В будущем году — в Иерусалиме!» Так Иерусалим стал для меня символом опасной светлой мечты.

Когда Нехама Лифшицайте приехала в Израиль, ее называли «голосом оттепели». Первые ее концерты пробили брешь в той тьме, которая возникла после расстрела деятелей еврейской культуры 12 августа 1952 года. Появление певицы, исполнявшей еврейские песни на идише, стало не просто оттепелью — ренессансом.

ООН‑ШМООН! Две тысячи лет назад у стен храмового подворья на горе Сион бегали еврейские дети. И вот сейчас здесь — Малка. Где тогда была ООН? Где она будет через тысячу лет? А еврейские дети тут будут — так и передайте. Малка так говорит.

Конечно, они были ненормальные. Они все были ненормальные. Те, кто шли безоружными на вооруженное до зубов чудовище. Нормальными были выходящие с хлебом‑солью. Те, кто радовался, что «теперь заживём». С танцульками и белокурыми парнями. Может, потом с собой увезут, в какой‑нибудь Баден‑Баден.