Ребе Рашаб прозрел этот страшный грядущий век, когда «связи со Шнеерсоном» станут пунктом обвинения в расстрельных делах. И ему надо было подготовить поколение людей, которые, несмотря ни на что, будут дорожить этой связью больше, чем жизнью.Я еще застал этих людей — прошедших тюрьмы и лагеря, но сохранивших свою связь. Я счастлив, что удостоился учиться у некоторых из них. Удостоился видеть непокоренных: просто смотреть, как они молятся, как относятся к другим людям...

Давайте выйдем на балкон. Посмотрим друг на друга — и поаплодируем труду, который обычно не так заметен и не так ценим. Мы вернемся к нормальной жизни. Мы снова будем торопиться, здороваться на ходу, минуя детали. Но пусть эти чувства — благодарности и признания чужого труда — останутся с нами на память об эпидемии. 

Рабби Йосефу‑Ицхаку выпало возглавить Хабад в самый тяжелый момент его существования. В Советской России 1920 года было многое неясно, но одно было почти очевидно: эта власть надолго, и она прольет много крови. Отец Раяца — как принято называть рабби Йосефа‑Ицхака — пятый Ребе, рабби Шолом‑Бер, Рашаб, незадолго до своей смерти в Ростове‑на‑Дону, в январе 1920‑го, увидел в окно буденновцев, шедших парадом после взятия города. Ребе подумал и сказал: «С этими мне не ужиться». А сыну его предстояло с этими жить.

Время итогов. Но вместо десяти главных политических событий года я расскажу о десяти главных книгах, которые мы издали в 2019‑м.

Ему можно все. За свифтовским сарказмом его прозы не так оскорбительны презрение к еврейской самоненависти, безучастности к общей судьбе и попыткам закрыть глаза на очевидное возрождение антисемитизма в его старых формах.

На юбилее нашего общего друга они были втроем — он, Сара и Авнер. Биби хвастался, что Авнер победил в конкурсе на знание Танаха. Симпатично хвастался. Вот это все человеческое мне в нем очень нравится. Он знает, как разговаривать с разными людьми — и с Трампом, и с Путиным, — и умеет им нравиться. Это очень важно. Но когда‑то он должен будет уйти.

Он организовал какой‑то лакокрасочный цех, и этот черный гешефт быстро обогатил его. С первого же куша он купил живых кур, отнес их шойхету и принес мясо в подпольную ешиву в Самарканде. Голодные и до смерти напуганные учащиеся должны были быть счастливы. Но реб Йойна Полтавер, рош ешива, отказался принять сокровище: — Не будет такого, чтобы тмимим питались от того, кто предпочел деньги Торе. Через 60 лет, рассказывая об этом, реб Лейбл не скрывал слез.

Не то чтобы прежде существовала полная ясность в определении добра и зла. Каббала считает, что вследствие греха познания Древа добра и зла «разбились сосуды», и не существует теперь зла без примеси добра, и нет больше добра без примеси зла. Но сегодняшняя картина усугубляется средствами воздействия на сознание. Потребитель неизбежно оказывается на распутье: нырнуть в мир пропагандистской лжи или получить доступ ко всему спектру мнений и кладези знаний. И Сорос стоит в самом центре этой развилки.

Древо росло, но без больших открытий. И тут я решил сдать на анализ свою ДНК, чтобы найти родню ультрасовременным способом. Через две недели результат был у меня на руках. А на сайте я стал изучать ближайшую родню. Четвертым в списке шел мой троюродный брат, о котором я и так все знаю. Тем интереснее были трое его опередивших. Кто эти люди, чьи гены ближе к моим, нежели гены человека, с которым я вырос?..

В России всегда — почти всегда — ждут команды сверху. Поэтому не стоит недооценивать внешние признаки отношения к евреям. Признаки‑знаки. Знаки‑команды. Популярный президент говорит из телевизора о «важном вкладе еврейской общины в процветание общества» перед двумя раввинами в шляпах — это знак. И этот знак хорошо читается адресатами, — оттого впечатляющая статистика «снижения антисемитских настроений в обществе». Но стоит посмотреть и на прецеденты.

Израиль празднует свое 70‑летие. Празднует, как всегда, со слезами на глазах. Слезами, не высохшими с кануна Дня независимости: за день до праздника в Израиле отмечается День павших. Без слов и споров следует просто помолчать — и снова вспомнить тех, кого не вернуть. Тех, чьи жизни стали серебряным блюдом, на котором евреям поднесли Страну.

Уж и не знаю, стоит ли в тысячный раз повторять: конечно, не польский или украинский народ активно участвовал в уничтожении евреев, а конкретные поляки или украинцы. И вопросы к польскому или украинскому государству сегодня возникают как к ответственному не за прошлое, а за настоящее и будущее. И за память, которую оно пытается «регулировать».