Педагогический колледж ван Хульста представлял собой одну из вершин треугольника в схеме спасения еврейских детей. В депортационном центре — бывшем театре — администратором работал Вальтер Зюскинд, беженец из Германии. Детский сад возглавляла Генриетта Пиментель, и она попросила у ван Хульста позволения на то, чтобы дети играли в саду колледжа, а на дневной сон отправлялись в один из классов. Затем, когда план начал работать, оттуда, из колледжа, детей вывозили в надежные укрытия.

Арон говорил, что четыре года несвободы уникальным образом повлияли на его мастерство портретиста. Он смог трансформировать свой опыт узника, опыт изоляции и выживания, в умение углубляться в личность тех, кого рисовал. Впоследствии арт‑критики назовут его манеру психологическим реализмом. «В лагерях я смотрел на людей и изучал их, — рассказывал Арон. — Холокост научил меня понимать таких людей, которых большинство никогда не поймет».

Последнюю книгу Аарон выпустил летом 2017 года, книга называется «Изумление». Этот великий роман оказался завершающим в длинном ряду книг одного из великих писателей ХХ века, и теперь, с его уходом, это станет еще более очевидным. Все книги Аарона Аппельфельда связаны друг с другом, все они, как говорил о них сам Аарон, — «сага о моем жизненном пути, каждая из них — аспект моего бытия, тот или иной уголок моей жизни…»

Творчество Янкилевского с трудом можно отнести к какому‑либо направлению, оно выламывается и из классического модернизма, и из постмодернизма, невозможно его приписать и к московскому концептуализму, с представителями которого его связывала личная дружба. Он шел одиноким путем рыцаря, одержимого идеей встречи Вечной Женственности и Вечной Мужественности — идеей, которая, по его представлениям, держит мир.

Интеллигент в лучшем, прекраснейшем смысле этого слова, человек ума, мужества и совести, он, по сути, всю свою жизнь занимался народным просвещением в истинном, высоком значении. Преодолевая упорное, глубинное сопротивление сначала советской, а затем, с перерывом на 1990‑е, российской охранительной машины, он неустанно промывал нам глаза и души, очищал нашу историческую память.

Преподаватель в течение многих лет, руководитель отделения средней школы уважаемой ешивы Поневеж, основатель ешивы «Орхот Тора» в Бней‑Браке и автор более 30 книг по еврейскому праву, Штейнман был известен среди своих ультраортодоксальных последователей как «рош ешива», глава ешивы. Занимая свою нишу в образовательной среде, он многие годы стремился к руководству тысячами родителей ультраортодоксальных студентов, изгнанных из системы ешив или борющихся с ней.

Большинство мальчишек вырастают из увлечений детских лет, но с Гурдусом этого не произошло. Сразу после окончания службы в армии он подал заявление на работу в государственное Управление по телерадиовещанию. Его квалификация, как он утверждал, заключалась в прослушивании новостей со всего мира. Он получил работу, а изумленный начальник дал ему кличку «кашавену», что на иврите означает «наш слухач».

Он не писал «лейтенантской прозы», не издавал боевых дневников в «толстых» журналах, судьба предложила ему иной расклад : жить долго, чтобы окинуть Великую Отечественную войну панорамирующим взглядом. Так, с более чем полувековой дистанции Владимир Ильич выхватывал то, что не могли увидеть другие, напоминал о том, о чем не следует забывать никогда. Ему выпала одна из самых ответственных задач — служить дозорным по последней войне.

В 1960‑х годах Рафа первым открыл русскому читателю фантастику Лема. В 1970‑х (вместе с Ильей Рубиным) открыл еврейскому читателю его прошлое и настоящее. А с начала 2000‑х Рафа стал первым (вместе с женой Аллой), кто открыл волшебный мир израильского писателя Меира Шалева, по гроб жизни обязанного им своим огромным успехом в России. Рафа был блистательным переводчиком — так, как он, у нас никто не переводил.

В его творчестве не было ничего ярко выраженного еврейского, в отличие от манеры Ленни Брюса, Мэла Брукса или Вуди Аллена. В то же время лучшие работы Льюиса стали неотъемлемой частью великой истории еврейской комедии в Америке — истории, которая представляет собой микрокосм жизни американских евреев. Им хотелось верить, что они ничем не отличаются от других, однако их творческие успехи, как это ни парадоксально, были обусловлены напряженностью, вызванной весьма ощутимыми различиями между ними и всеми остальными.

8 августа — 30 дней (шлошим) со дня смерти Антона Носика. «Лехаим» публикует детские высказывания Антона, записанные его матерью, Викторией Мочаловой. «Я буду как Волошин — не только художником. Я хочу, когда вырасту, написать роман. Это будет роман про Аркашу Курина и других. Название я уже придумал — "Искатели золотой жвачки. И я не буду писать: "Это было очень смешно". Пусть читатель сам рассудит. Один прочтет без интереса, другой сам увидит, что смешно, третий прочтет с большим интересом. Своего же мнения, своей оценки я не напишу».

В 1996 году она рассказывала о чувствах, которые испытала при просмотре телетрансляции предолимпийского турнира: «Внезапно я ощутила на щеках слезы. Я не плакса, но в тот момент я не смогла сдержаться. Помню, как смотрела на этих спортсменов и вспоминала себя в 1936 году, как я легко могла бы выиграть олимпийскую медаль. И сквозь слезы я сказала, ‘Черт бы их побрал!’»