Мне стало интереснее наблюдать, нежели участвовать в бесконечных и бессмысленных спорах. Жаль времени, когда проверено, что никого не убедить. Веселье новогоднее — из этого разряда. Все эти мудрствования о происхождении хвойных растений, нераскрытой темы Обрезания Сами-Знаете-Кого вызывают у меня уже аллергию. Тоже мне — бином Ньютона.

Наблюдать интереснее! Вот ведущая израильского ивритоязычного канала, например, честная и искренняя девушка. «Новигод» откровенно именует Рождеством и не болтает лишнего: ей очень нравится этот праздник из-за «огоньков в инстаграме и фоточек уютненьких свитерочков».

Каждый раз вспоминаю в таких ситуациях самый прекрасный из всех (а я их много наслышался) ответов раввина Лазара журналистам. Однажды, очень уже давно, его спросили, как он относится к тому факту, что Борис Березовский — православный христианин. Раввин ответил: «Он такой же христианин, как иудей, так что ничего существенного».

Девочка, которой понравились свитерочки, потом зачем-то рассуждала, что это никак не мешает ее еврейской идентичности. Думаю, что действительно никак не мешает. Какое Рождество, такая и еврейская идентичность.

Нашей недельной главой мы прощаемся — с первой книгой Торы, с праотцами, с патриархом еврейского народа Яаковом, aka Израиль, сынами которого мы называемся. Впереди — история еврейского народа, позади — его корни.

На смертном одре патриарх благословляет своих сынов. И — двоих внуков. Избранные дети избранного сына, Эфраим и Менаше Иосифовичи. Первые дети Израиля в изгнании, они уже уроженцы Египта. Диалог изгнания и отцовского дома закодирован даже в их именах: первенец, Менаше, плод «забвения дома отца своего», второй, Эфраим, «расплодил меня Г-сподь». Так их отец выплескивал свою тоску по дому — Менаше будет ему всегда парадоксально напоминать то, что естественно стирается из памяти, а Эфраим будет символом крепкого стояния на ногах, пусть и вдали от родины.

Благословляя внуков, Яаков опять смешал все карты — он никогда не стремился скрывать предпочтения за маской «всех вас я люблю одинаково». Возложив правую руку на стоящего «ошую» Эфраима, а левую на Менаше, приготовленного для благословения первенца «одесную», патриарх не внял просьбе сына исправить нарушенный порядок. И с Менаше, говорит, всё будет хорошо, но Эфраим получит главное благословение.

Патриарху лучше знать, что важнее. Тоска по отцовскому дому, ностальгия и воспоминания Менаше — это достойно и необходимо, но главное — расти, укрепляться, быть здесь и сейчас. И завтра. Эфраим.

Хорошего завтра нам всем и нашим потомкам! Шабат шалом!

Наша глава начинается с драматического разговора Иеуды с Йосефом. Проясним — Иеуда не со своим пропавшим братом Йосефом разговаривал, а с могущественным казначеем фараона Цафнат Панеахом. Разглядеть в этом самоуверенном вельможе мальчишку-сновидца Иеуда не мог, но это не помешало ему разговаривать дерзко, «с позиции силы». В его требовании освободить брата, Биньямина, звучала явная угроза, фанатичное самопожертвование.

Нет, сыны Израиля больше не отвернутся от брата — один за всех, и все за одного.

И Йосефа прорвало. Маски сброшены — я брат ваш, Йосеф. Я брат тех, кто готов погибнуть за брата. Мы с тобой одной крови.

Шабат шалом, сыны Израиля! Сил нам всем и братской любви!

Герой палестинского сопротивления расстрелял 21-летнюю женщину на 30-й неделе беременности. Всю ночь врачи боролись за ее жизнь. Продолжают и сейчас. Ей сделали кесарево. Ребёнок — в критическом состоянии.

Я достаточно сухо изложил факты для следующего голосования Генеральной ассамблеи ООН? Впрочем, кого это волнует? Их не волнует жизнь насильно родившихся оккупантов, а нам должно быть глубоко наплевать на мнения таких наций, объединённых только ненавистью к нам.

Ханука для меня это история про «не будите спящую собаку».

Вот мы говорим «Храм» с придыханием. Но это ведь ностальгическое. Храм был временами, главным образом, учреждением. Такой Администрацией еврейского народа. И, как любая Администрация, очень зависел от начальства. Новая метла вполне могла вымести оттуда и ту святость, что с придыханием. Ритуалы-то, конечно, на месте: песни всякие национальные, подношения опять же по расписанию. И Менора — куда же национальный смысл подевается?

Так что — священный огонь мог зажигаться и неправедными руками. И вообще всё в Храме можно было выхолостить и превратить в скрепы вместо святыни. Если правильных поставить.
Но — заигрались. Не надо было тушить Менору. Не надо было будить спящего льва.

Дремлющий дух Израиля проснулся, снес все преграды. И зажег Менору. Но только теперь уже не только в Храме. Не только в то время. Везде и всегда. Две с лишним тысячи лет спустя эти огни зажгутся от Москвы до Мельбурна. А не надо было играться с огнём Еврейства!

Алгоритм примерно такой.

1. Я много пользуюсь Airbnb.
2. Airbnb сообщает, что снимает предложения евреев, живущих на «Западном берегу».
3. Я немедленно прекращаю пользоваться услугами Airbnb, не забывая сообщить им причину: «Ни копейки банде, мечтающей о Judea Judenfrei».

И никак иначе нельзя. Настоятельно рекомендую всем честным людям последовать моему примеру.

Какая досада! Какая неожиданность!

Очень прогрессивная британка оказалась на рейсе Эйр-Индия из Мумбаи в Лондон. Симона О’Бройн не оставляла шанса общественности не узнать о своей прогрессивности. Требуя у стюардов бокальчик винца, она сообщила им, что за всю их вонючую Азию всю жизнь прогрессивно заступается, и поэтому, если вонючая индийская шлюха не нальёт ей винца, она призовёт бойкотировать эту вонючую азиатскую компанию. А она умеет — как-никак соавтор доклада ООН о нарушении прав человека Израилем на оккупированных территориях, а главное, видная фигура в BDS, движении за бойкот Израиля. Так что, вам лучше принести бутылку вина, вонючие индийские ублюдки.

Нет, мне правда не хочется на ее примере делать далеко идущие выводы обо всех прогрессивных борцах с Израилем. Да и ни к чему — а то я без этого не знал, что за кампаниями против Израиля стоят старые, вульгарные, до ужаса знакомые нацисты? Взявшие на вооружение при случае прогрессивную риторику.

«Вонючие» это, конечно, эвфемизм. Не могу же я материться, как британская аристократка.

«Исаак сын Авраама, Авраам породил Исаака».

Всё в этих словах первого предложения из недельной главы взывает к комментарию.

Зачем этот странный повтор — раз Исаак сын Авраама, стало быть, Авраам отец Исаака?

И комментарии — в изобилии. На поверхности: сын может и не быть продолжением отца, а быть Абрамом-непомнящим-отца, но Исаак был не таким.

Но дело в том, что Исаак б ы л , на первый взгляд, сыном, чей жизненный путь, чей характер очень не похож на отцовский. Авраам был странником, Ицхак всю жизнь прожил в Кнаане. Авраам был человеком миссии, «провозглашал Имя Всевышнего» пред всеми, Исаак «копал колодцы», не очень-то с людьми пересекаясь. На языке Кабалы — Авраам олицетворял «хесед», распространение на окружающих, а Исаак — «гвуру», сокращение контактов с миром.

Вот из-за этой видимой непохожести Тора и говорит: «Авраам породил Исаака» — на самом деле путь Исаака это продолжение пути Авраама. Пусть и другими методами, внешне несхожими, но Исаак добивается исполнения миссии Авраама. И к нему пришёл Авимелех, и сказал: «Мы убедились воочию, что с тобою Господь!». Имя Господа было провозглашено.

Строгость без доброты это жестокость, доброта без строгости это распутство. Одно немыслимо без другого. Этому учит нас недельная глава: «Авраам породил Исаака». Шабат шалом!

«Убирайся домой» — написал американский еврей Дэвид Саймон под твитом израильского министра Беннета о вылете в США для участия в траурных питтсбургских мероприятиях. — «Руки Нетаньяху в крови американских евреев» — уверен Давид Саймон.

Саймон зарабатывает на жизнь сценариями. И он великий. «Прослушку», которую он написал и спродюсировал, многие считают лучшим сериалом всех времён и народов.

Так что с воображением у Саймона всё хорошо. И он себе придумал сценарий. По этому сценарию Роберт Боуэрс пошёл позавчера расстреливать стариков в синагогу из-за Нетаньяху. Из-за того, что Нетаньяху себя неправильно ведёт. Он поддерживает Трампа, который развязал руки расистам. Кровь 97-летней Роуз — на руках евреев, которые поддерживают Трампа.

Отличный сценарий. Для одной серии. На сериал не тянет. Потому что в предыдущих сериях евреев убивали за то, что они левые, за то, что они правые. За то, что они богатые, за то, что они голодранцы. За коммунизм и за антикоммунизм, за капитализм и за антикапитализм.

Дэвид Саймон — в ловушке. Десятилетний еврейский мальчик начинает задаваться вопросом: за что нас не любят. К 58 годам уже можно бы понимать, что причины для ненависти не обязательны. Более того — настоящая ненависть слепа.

Евреи, перестаньте считать себя виноватыми! Перестаньте пытаться понравиться Роберту Боуэрсу!

А близкие погибших вчера встретили Беннета очень тепло. Потому что — им важно быть сейчас вместе. Нам важно быть вместе.

Нет, я не решусь поставить здесь его фотографию.

Обычное лицо обычного американца. Никакой бесноватости во взгляде.

Но он никого не обманывал. Он честно писал о своей ненависти. Не один раз, и не десять раз. Как и ещё десятки, сотни, тысячи. На арабском, английском, русском, французском.

Но мы же им не верим. Мы же говорим, что это маргиналы, что на это не надо обращать внимания.

А им надо верить. Тем, кто говорит, что нас убьют, надо верить.

Он подкрепил слова делом. Нельзя продолжать считать, что другие этого не сделают.

Жёлтые казенные листы. Очередная находка Нади Липес.

Это ведь очень скучно — на основанiи утвержденнаго положенiя…

Но за этими переписными листами 1895 года целая жизнь. И это моя жизнь. Потому что переписанные жильцы квартиры № 4 из дома № 34 по улице Малороссийской в городе Одессе — это моя прапрабабушка Хана-Гинда Кисилис и ее дети. Младшей, Енте, 9 лет. И 9 лет, как нет мужа, моего прапрадеда Михла. Ента его никогда не видела — он умер, когда мать ее носила. И это, конечно, самые тяжелые 9 лет в жизни этой семьи до тех пор. Впереди — страшный век, который раскидает этих детей по всему миру — Люба умрет 87-летней в Брюсселе, Ривка погибнет в гетто, Ента, моя прабабушка, проживет почти сто лет, и умрет в родной Одессе. И у остальных четверых сценарии разные, но это всё очень непростая жизнь.

Однако это впереди, а пока, в 1895 году — позади 9 лет вдовства и сиротства, и Хана-Гинда воспитывает своих детей — старшему на момент смерти отца было 15 лет.

И — невиданное дело: все дочери получили образование. В Народном училище, в Еврейском, а сын даже в Городском. Мать при этом не только тянет эту тяжелейшую ношу, а ещё и работает. Она старьевщица. И, знаете, я горжусь этой торговлей старым тряпьем не меньше, чем раввинством в других ветках семейного древа. Я бы поставил памятник этой еврейской матери. Моей прапрабабушке Хане-Гинде Кисилис.

Прислали мне видео-интервью троюродной сестры моего отца, Брониславы Брейтбарг, Яд ва-шему. 90-летняя, она рассказывает об оккупации, о марше смерти из Одессы в Доманевку, о лагере, о возвращении в Одессу после освобождения.

Я уже, конечно, об этом всем слышал, смотрел и читал очень много, но каждый раз как первый.
Когда евреев собрали, спросили, кто знает немецкий. Ее 16-летний брат Изя и ещё несколько школьников вышли вперёд. Больше она его не видела.

От ужаса и безысходности в лагере она и ещё несколько ребят решили поститься в Йом-Кипур. Впервые в жизни. И вот в середине дня кто-то из местных дал им кусок хлеба. Вы себе представляете, что такое там был кусок хлеба? Но никто из них до конца дня к нему не прикоснулся.

Когда Одессу освободили, она, 16-летняя девочка в юбке из мешка и с обмотками на ногах вместо обуви, решила идти в Одессу пешком. Шли неделю. Придя в родной город, они увидели благополучных дам, в шикарных платьях. И девочке стало мучительно стыдно. «Мы стыдились, нам было стыдно».

Даже ближайшие подруги до 80-х не знали про ее страшные военные годы. Во-первых, не очень-то безопасно было рассказывать про жизнь на оккупированных территориях. Но, главное, даже дома эти разговоры не велись. Это то, о чем невозможно вспоминать и говорить. Например, упоминание о погибшем сыне для матери было табу. Это для себя, для бездны в душе.

И совершенно для меня немыслимое. После этих чудовищных трёх лет девочка сразу поступает в техникум, потом в медицинский институт, становится известным специалистом. Прошлое остаётся прошлому — дети, внуки, правнуки это настоящее.