Увековечивание

Заботы о сохранении памяти об ушедшем близком человеке в какой‑то степени помогают нам пережить утрату. Зримыми напоминаниями о тех, кого нет с нами, служат надгробные плиты и памятники.

Мнение Ребе по этому поводу приведено в следующей истории. Однажды за советом к Ребе обратилась семья — они не могли решить, что написать на надгробном памятнике недавно умершего отца. Рабби Шнеерсон ответил:

Очевидно, что с текстом эпитафии должны быть согласны все потомки усопшего. Также, несомненно, нужно помнить, что надгробие — это просто камень, на котором вырезаны определенные слова. В то же время потомки усопшего являются «живыми памятниками», а их повседневная жизнь и поступки — живой эпитафией на живых памятниках. Слова этих эпитафий зависят исключительно от них. Говоря языком Талмуда, «сын — нога своего отца» Игрот кодеш. Т. 17. С. 273.
.

Схожие мысли Ребе высказал в четвертую годовщину смерти своей супруги:

В этот день снова читают кадиш, и это идет на пользу ее душе… особенно учитывая то, что мы говорим о женщине, славное имя которой носят множество девочек, являющихся живыми примерами — живые души в живых телах, продолжающаяся жизнь; девочки, воспитанные в ее духе и согласно ее учению Сихот кодеш 5752. Т. 2. С. 649–650.
.

Суждения Ребе по этому поводу подтверждаются и его отношением к махону «Хана» — религиозной школе для девочек, названной в честь и в память матери рабби Шнеерсона Ханы Шнеерсон, благословенной памяти. Однажды Ребе сказал рабби Гансбергу и его жене Гите, работавшим в то время воспитателями в общежитии этой школы: «Спасибо за воспитание моих дочерей». В другой раз Ребе настоял, чтобы каждой ученице махона «Хана» выдали на Песах пасхальное блюдо из серебра вместо обычного повседневного, чтобы они почувствовали себя принцессами, как подобает «дочерям» его любимой матери.

Каждый год накануне Песаха, перед тем как провести свой пасхальный седер, Ребе неизменно приходил в махон «Хана», чтобы пожелать ученицам всего наилучшего. В один год, подходя к зданию школы, рабби сказал своему спутнику рабби Яакову Гехту: «Ну, вот я и дома». После этого он объяснил: поскольку девочки следуют по стопам его матери, в школе постоянно ощущается ее присутствие Mrs. Sara Labkowski. My Encounter with the Rebbe. Interview. October 7, 2014.
.

В начале пятидесятых годов в ходе личной аудиенции у Ребе влиятельный руководитель Еврейской федерации Северной Америки предложил, чтобы во время пасхального седера все еврейские семьи ставили около праздничного стола «лишний» пустой стул в качестве свидетельства о сохранении памяти миллионов евреев, погибших в годы Катастрофы См. также: Сихот кодеш 5730. Т. 1. С. 662.
. Ребе ответил: «Это хорошая идея. Однако, при всем уважении, — вместо того чтобы оставлять пустой стул, не лучше ли пригласить одного лишнего гостя? Пригласите еврея, у которого, возможно, по какой‑либо причине вообще не будет седера. Это и станет воистину живым наследием и победой еврейского народа».

Аналогичный совет Ребе дал рабби Йехезкелю Бессеру, уроженцу Польши, который взял на себя заботу по сохранению заброшенных и разгромленных еврейских кладбищ своей страны. Встретившись с женой раввина, рабби Шнеерсон сказал ей: «Передайте своему мужу, что он должен заботиться не только о “доме жизни” «Дом жизни» (бейт а‑хаим) — так евреи традиционно называют кладбище.
, но и о живых».

Рабби Бессер понял намек: как пишет его биограф Уоррен Козак, с тех пор он занялся возрождением еврейской жизни в Польше, стал привозить в страну кошерные продукты и устраивать уроки Торы См.: Warren Kozak. The Rabbi of 84th Street: The Extraordinary Life of Haskel Besser. Harper Perennial, 2005.
Когда уцелевшие евреи местечка Глубокое захотели создать в Израиле музей, увековечивающий память этой общины, практически полностью уничтоженной в годы войны, Ребе убеждал их, что лучше вложиться вместо этого в еврейское образование. «Какая польза будет погибшим, благословенной памяти, если в Израиле появится еще один музей… На те деньги, которые, как вы пишете, вы собираетесь вложить в здание, можно дать еврейское образование сотням потомков евреев Глубокого». .

В 1952 году родственник Ребе Ицхак Шнеерсон написал ему, что участвует в проекте создания в Париже Могилы неизвестного еврейского мученика (сегодня это Мемориал жертвам Катастрофы), Ребе ответил вежливо, но решительно:

Прошу прощения, если мое мнение отличается от Вашего… Сегодня есть сотни тысяч живых, отнюдь не «неизвестных» мучеников, которые страшно нуждаются и в обычном хлебе насущном, и тем более в духовной пище, а главной трудностью является недостаток средств. Соответственно, если средства все‑таки удается собрать, сразу же возникает дилемма: потратить эти деньги на возведение каменного [монумента] посреди большой парижской площади, в память о миллионах евреев, погибших, освящая Имя Всевышнего, или потратить их на помощь живым, которые голодают, как в буквальном, так и в переносном смысле, поскольку жаждут услышать слово Творца? Мне представляется, не может быть никаких сомнений, что именно следует предпочесть Игрот кодеш. Т. 6. С. 175–176.
.

Следует напомнить, что Катастрофа коснулась и самого Ребе: во время войны погибло много его родственников, включая брата Дов‑Бера, убитого нацистами на территории СССР. Об этих личных утратах Ребе упомянул в постскриптуме письма, адресованного сыну евреев, переживших Катастрофу, который поделился с Ребе своими религиозными сомнениями:

Не нужно объяснять, что все сказанное выше может быть принято на рациональном уровне… Возможно, кто‑то скажет: тому, кто эмоционально непричастен ко всему этому, легко рассуждать рационально. Поэтому мне показалось правильным добавить, что я тоже потерял в Катастрофе близких и дорогих мне родственников — бабушку, брата, двоюродных братьев и т. д., да отомстит Всевышний за их кровь Письмо от 23 швата 5744 (28 января 1984) года.
.

В своих выступлениях и письмах Ребе неустанно советовал людям предпринимать конкретные действия, чтобы создавать своим умершим родственникам «живые», а не статичные памятники. Сам Ребе, пережив смерть любимой жены, поступил именно так. Кроме того, он снова и снова призывал, чтобы память о Хае‑Мушке проявлялась в конкретных делах.

Несмотря на то что Ребе редко бывал где‑то, кроме своего дома и офиса в «Севен севенти», он лично принял участие в закладке первого камня кампуса женской школы, названного в честь его покойной жены и получившего название «кампус “Хомеш”» (аббревиатура от «Хая‑Мушка Шнеерсон»).

Желание, чтобы память о его жене проявлялась в виде конкретных поступков, Ребе ясно и недвусмысленно выразил в своем выступлении по окончании семидневного траура, когда он со слезами в голосе поблагодарил всех, кто пришел выразить соболезнования, и, в частности, сказал:

Каждый, кто пришел выразить соболезнование, лично, своими глазами узрит благословение… Дополнительных благ и благословений удостоятся те, кто сделает что‑нибудь доброе в ее память Сефер а‑сихот 5748. Т. 1. С. 272–274.
.

Отвечая женщине, которая хотела увековечить память близкого человека и не могла решить: заказать ей для синагоги свиток Торы или ковчег, Ребе предложил третий вариант Игрот кодеш. Т. 30. С. 92.
:

Есть третий вариант, который лучше двух вышеназванных: «усыновить» студента ешивы, изучающего вечную Тору, — стать его спонсором, чтобы он мог учить святую Тору В ходе специального собрания, состоявшегося в ночь с пятницы на субботу во время семидневного траура по раввину Довиду Окуневу, жителю Краун‑Хайтс, убитого, когда он шел на молитву, Ребе говорил об этой страшной, невосполнимой утрате: «Порой происходят вещи, являющиеся совершенно необъяснимыми… Когда мы переживаем мгновения непроглядной тьмы — например, когда праведника убивают, когда он шел исполнить заповедь». Произнеся эти слова, Ребе не выдержал и разрыдался, и сотни хасидов заплакали вместе с ним. Однако затем рабби Шнеерсон взял себя в руки и произнес, что в память о рабби Окуневе будет создана ешива. Поскольку в момент убийства рабби Окунев деятельно помогал евреям, запертым за «железным занавесом», Ребе сказал, что будет правильным, если его имя станет носить еврейская школа для детей советских евреев.
.

По мнению Ребе, лучший способ почтить память умерших — сделать что‑нибудь для живых: создать такую «память», которая преумножит в этом мире добро, которое, в свою очередь, станет духовной «пищей» пребывающим в мире Истины.

29 февраля 1960 года сильное землетрясение разрушило марокканский город Агадир. Погибло 12 тыс. человек (больше трети местного населения), в том числе учеников местной любавичской ешивы. Узнав об этом, Ребе немедленно послал телеграмму рабби Шаулю Данану, главному раввину Агадира:

Вместе с нашими дорогими марокканскими братьями мы скорбим о трагедии, поразившей общину Агадира, и молимся вместе с вами… Да благословит Всевышний все ваши усилия по восстановлению…

P. S. Я призвал общину Хабада умножить свои молитвы и пожертвования на благотворительность в этот четверг, который станет днем поста в память о происшедшей трагедии Игрот кодеш. Т. 19. С. 209–210.
.

Через неделю после землетрясения, в ходе пуримского фарбренгена Фарбренген — хасидское собрание, на котором в неформальной обстановке обсуждаются различные вопросы, связанные с духовным ростом человека.
, Ребе вернулся к трагедии в Агадире. Он говорил, что восстановленное после разрушения может оказаться даже более масштабным и значимым, чем существовавшее прежде. В качестве примера Ребе назвал вторые скрижали, на которых было много дополнений, поэтому по сравнению с первыми они обладали «двойной силой». Затем рабби Шнеерсон добавил: «Вместо одного центра должно появиться несколько, вместо одного ученика — много новых учеников! Это пойдет на благо не только общине и школе, но и душам погибших, чья жизнь трагически оборвалась в расцвете дней, и им будет приятно, если опустевшие места на скамьях ешивы снова окажутся занятыми» Торат Менахем, Гитваадуйот, 5720. Т. 1. С. 466–468. .

Стремление увековечить память родных и близких в зримом и вещественном проявлении естественно и понятно. Однако Ребе учил, что самое лучшее подтверждение памяти — не мемориалы и здания из камня, кирпича или мрамора, но добрые дела, которые принесут ощутимую пользу не только мертвым, но и живым.