Главные события евразийской истории связаны с расселением на евразийском субконтиненте новых народов в середине I тыс. н. э. Эпоха великого переселения народов заложила этнокультурные основы современной истории. Наиболее мобильным было кочевое население степи, постоянными миграционными волнами осваивающее пространство от Великой китайской стены на Дальнем Востоке до крепостных сооружений Римской империи и Византии в Подунавье. Земледельческое население причерноморских городов (издавна включавших еврейские общины) и плодородной лесостепи стремилось договориться или откупиться от наседающих орд: другим земледельцам приходилось с трудом осваивать лесную зону, продвигаясь в глубь континента по рекам Восточной Европы.

В VI веке степи оказались во власти тюркоязычных народов, расселившихся от предгорий Алтая до Причерноморья и оттеснивших там ираноязычных потомков скифов и сарматов — алан. Одновременно от Дуная и балканских провинций Византии началось движение славян: по рекам к концу I тыс. н. э. они достигли бассейна Варяжского (Балтийского) моря, основав Киев на Днепре и Новгород на Волхове. Для власти над необъятным степным пространством нужна была сильная военизированная организация, руководящая мобильными кочевыми ордами. Такую организацию принято именовать степной империей: тюрки создали такую империю, которую возглавлял хан, подчинивший других ханов степных народов и принявший имперский титул каган. Его ставка (золотой трон) была на Алтае, оттуда он угрожал империям Дальнего и Ближнего Востока — Китаю, Ирану и Византии. Не все народы мирились с властью кагана: в VI веке в Причерноморье от кочевой империи — Тюркского каганата — откололись болгары, в Подунавье с Алтая ушли авары, создавшие там свой каганат.

Хазары появились тогда же в плодородных предгорьях Дагестана и, заключив союз с аланами, в VII веке смогли оттеснить часть болгарских орд на Дунай и в междуречье Волги и Камы, а часть, оставшуюся в Причерноморье, подчинить себе. Настал черед и финноязычных народов Поволжья, и народов лесостепи, где еще кочевали венгры и осваивали поля для пахоты славяне — поляне, северяне, радимичи в Среднем Поднепровье и даже вятичи на Оке; все они стали данниками хазар. Так возник Хазарский каганат: каган (со своими ставками в Дагестане) правил уже половиной Восточной Европы и сражался с войсками Арабского халифата на Кавказе. Тем временем на севере Европы началось движение, потрясшее раннесредневековый мир: викинги обрушились на морские побережья Англии и Атлантики; Карл Великий и его потомки воевали с «северными людьми» — норманнами, которые стремились добраться до знаменитого своими сокровищами Средиземноморья. Однако скандинавам пришлось осваивать окружной «восточный путь» — по рекам Восточной Европы: там у славян они прозвались дружинным именем русь, «гребцы», ведь морские суда викингов нельзя было использовать на реках. Добравшись до Волхова и Верхней Волги, они обложили данью финские и славянские племена.

Путь на Ближний Восток — по Волге и Дону на Каспий и в Черное море — был открыт: на рубеже VIII и IX веков прекратились и арабо‑хазарские войны; с этого времени на реки Восточной Европы и далее «за море» к варягам стало почти непрерывно поступать восточное монетное серебро — дирхамы. Монета шла по проходам через Кавказские горы и рекам, низовья которых контролировала Хазария. Монету доставляли купцы, которых арабы называли ар‑рус (русью): они везли рабов, пушнину и другие товары из Восточной Европы, уплачивая пошлину — десятину византийскому императору в Константинополе и хазарскому кагану в его ставках.

Для организации международной торговли нужны были договоры, и известие о первом таком договоре донесли каролингские Бертинские анналы, в которых под 839 годом впервые были упомянуты неизвестные Европе «люди рос» (русь). Эти люди объявились в столице наследника Карла Великого Людовика Ингельхайме на Рейне: они прибыли из Константинополя вместе с византийским посольством, искавшим дружбы с Каролингами. Людовик стал выспрашивать, какого они роду‑племени, и «люди рос» признались, что они подчиняются хакану (кагану), а родом они свеоны — шведы. Их обратный путь на родину перекрыли враждебные племена (венгры начали движение от хазарских границ на Дунай), они просили пустить их на север по Рейну. Естественно, Людовик велел их задержать как шпионов викингов.

Это известие давно породило массу спекуляций, направленных на разоблачение летописной легенды о призвании варяжских князей, основавших Русское государство в 862 году, — ведь анналы говорили о русском кагане почти за четверть века до призвания варягов. Где только не размещают с тех пор никому не ведомый доваряжский «Росский каганат» — на Тамани, в Киеве, в Новгороде, в Верхнем Поволжье… Между тем уже такой признанный классик исторической науки как В. О Ключевский обратил внимание на хорошо известное посольство хазар в Константинополь, направленное тогда же — в 830‑х годах. Хазарский каган и глава его администрации пех (бек) просили византийского императора Феофила построить им крепость на Дону. Около 840 года крепость Саркел была построена из кирпича на левом берегу Дона: Саркел был разрушен в 965 году князем Святославом, его остатки раскопал в середине ХХ века знаменитый археолог М. И. Артамонов. Крепость была затоплена водами Цимлянского водохранилища, следы ее на дне рукотворного моря недавно были открыты подводными исследованиями в рамках экспедиции «по следам строителей Саркела», организованной университетом «Высшая школа экономики» в 2017 году.

Место, выбранное для строительства, было ключевым на протяжении более чем тысячелетней истории Дона и всей Евразии: напротив Саркела на правом берегу еще в XVIII веке высились остатки белокаменной крепости, заинтересовавшие императрицу Елизавету: можно ли использовать фортификацию в борьбе с наступающими из Приазовья турками?.. На основе плана, сделанного инженером XVIII века, была выполнена реконструкция крепости и начаты раскопки, которые продолжаются в рамках упомянутого проекта. Раскопки носят спасательный характер, ибо остатки крепости рушатся в Цимлянское море.

На правобережном Цимлянском городище был обнаружен и один из ранних кладов дирхамов (начало IX века): на одной монете процарапан скандинавский рунический знак — русь любила метить свои сокровища. Значит, это бойкое место не миновали купцы ар‑рус: здесь был не только перевоз через Дон, но и кратчайший маршрут от Дона до Волги (и далее в Каспийское море), переволока, — недаром здесь и был создан Волго‑Донской канал. Исследователь раннесредневековой крепостной архитектуры и ведущий специалист по археологии Хазарии В. С. Флёров справедливо считает, что не только кирпичный Саркел, но и построенная из тщательно обтесанных меловых блоков правобережная крепость была возведена византийскими инженерами. Быт (культурный слой) внутри этой и других хазарских крепостей исследован недостаточно, зато археологами обнаружены не только фрагменты кирпичей, но и черепицы — свидетельство использования византийской строительной техники. Зачем грекам‑византийцам, известным своим традиционно презрительным отношением к иноплеменникам — «варварам», нужно было укреплять Хазарию?..

Именно этот период оказался исполненным смертельной опасности для Византии: Арабский халифат вел священную войну, стремясь подчинить себе империю и взять Константинополь. Феофил пытался укрепить свои границы и найти союзников даже среди не вполне дружественных франков в империи Каролингов. Хазары, упорно воевавшие с арабами, нужны были грекам как союзники на кавказском фронте: на Северном Кавказе в Карачае построена была мощная крепость — исследуемое ныне городище Хумара. Эту политику, приведшую к созданию византийского сообщества, выдающийся византинист Дмитрий Оболенский назвал «византийским содружеством наций».

Геополитические основы этого содружества не были прочны: Хазарский каганат претендовал на богатые земли Византии на Боспоре (Фанагория) и в Крыму, даже держал своего наместника — тудуна в главном крымском городе Херсонесе (древнерусское название — Корсунь, ныне Севастополь). Греки и хазары стремились упрочить союз и договаривались о династических браках между каганами и императорским родом, при этом хазарские принцессы должны были принимать крещение. Противники Византии — полководцы Халифата, вторгаясь в Хазарию, требовали, чтобы хазары приняли ислам: в арабских источниках Х века сохранилось предание о том, что после рейда в глубь каганата полководца Марвана в 737 году каган вынужден был согласиться на принятие ислама. Обращение к христианству или исламу означало для кагана подчинение великим державам. Традиционные языческие верования — шаманизм, вера в тюркского бога Тенгри и его пантеон — затрудняли отношения с носителями теистических религий: те считали языческих богов бесами.

Подробно эта конфессиональная ситуация обрисована в т. н. еврейско‑хазарской переписке: письмами в 960‑х годах обменивались испанский сановник иудейского вероисповедания Хасдай Ибн‑Шапрут (с изумлением узнавший о Хазарском царстве на окраине ойкумены, которым правил иудей) и хазарский царь Иосиф. Иосиф, в ответ на вопрос Хасдая о причинах принятия иудаизма хазарами, рассказал о правителе хазар Булане, который еще носил языческое («тотемическое») имя Булан («Олень»), но был уже богобоязненным (так обозначалась склонность к монотеизму) и изгнал из страны гадателей (шаманов). Тогда ему явился во сне ангел Б‑жий, призвавший Булана обратиться к истинной вере. Булан должен был заручиться поддержкой некоего князя (свидетельство «двоевластия» у хазар); ангел убедил князя принять новую веру, после чего все князья и «весь народ» хазар обратился к Моисееву закону — «встал под покровительство Шхины». Вариант обращения хазар представлен т. н. Кембриджским документом Х века — еврейским письмом анонима, которое не поминает ангела — посланника Всевышнего, а объясняет обращение хазар воздействием еврейских беженцев из Закавказья.

Так или иначе, письма свидетельствуют о возмущении цивилизованных соседей хазар — мусульман и греков. Пытаясь образумить Булана, их послы напоминали, что иудеи — повсюду отвергаемый народ, но в спорах между собой не могли договориться об истинной вере. И мусульмане, и христиане признавали при этом веру иудейских пророков — и Булан утвердился в принятии иудаизма. Стремление столкнуть между собой конкурентов — традиционный способ маневрирования (не только в раннем средневековье). Вместе с тем хитроумие Булана напоминает распространенный книжный сюжет — «проделки хитрецов». Восточные авторы (в отличие от греческих) подтверждают в своих сочинениях принятие иудаизма хазарами, но не «всем народом», а элитой — сакральным правителем‑каганом, главой исполнительной власти шадом (пехом) и их окружением (дружинами). Иосиф уверял, что иудаизм был принят за 340 лет до отправки письма — то есть в начале VII века.

Археологические свидетельства столь раннего обращения неизвестны. Напротив, относимые к хазарским правителям памятники поражают своей языческой роскошью: это знаменитый «клад» из Малой Перещепины (под Полтавой) с массой золотой и серебряной посуды, парадным оружием и т. п., занимающий часть зала Эрмитажа; не менее впечатляющий комплекс из Вознесенки, с трофейным византийским войсковым орлом, предметами конской упряжи и т. п. в Среднем Поднепровье. Эти комплексы третьей четверти VII — первой половины VIII века не содержат погребений — представляются мемориальными. В Перещепине есть и христианские предметы, но они явно относятся к категории сокровищ, а не культа: это дары от империи, которыми подкупались правители степняков.

Эти памятники относятся к раннему периоду развития культуры Хазарского каганата: позднее, в VIII–IX веках в пределах Хазарии распространяется салтово‑маяцкая культура, синтезирующая «языческие» традиции причерноморских болгар и аланов, равно как и алтайских тюрков. Недавно на салтово‑маяцких памятниках бассейна Северского Донца была выделена группа погребений, напоминающая по обряду ранние мусульманские могилы волжских болгар, принявших ислам в начале Х века. Поспешная конфессиональная интерпретация этих погребений осложняется малой информативностью самого обряда: помещение умершего в узкие могилы с ориентацией головой на запад широко распространено и в христианском и в иудейском обряде; впрочем, о последнем в раннесредневековой Европе почти ничего неизвестно.

Автор этой заметки надеялся на обнаружение ранних иудейских погребений при организации раскопок на Тамани у станицы Вышестеблиевская (раскопки проводил С. В. Кашаев): там распашкой был уничтожен позднеантичный иудейский некрополь — надгробия с изображением меноры и других иудейских символов были сдвинуты с места плугом. Но зафиксировать надгробия на месте не удалось: многочисленные иудейские надгробия, обнаруженные в античных городах Причерноморья, зафиксированы лишь во вторичном использовании. Уникальным остается салтовский сосуд с предполагаемым изображением меноры из разрушенного погребения возле Мариуполя (с дирхамом 772–773 годов), но такого рода рисунки встречаются на керамике Причерноморья: они могут выполнять функцию амулета, но их связь с иудейским культом сомнительна.

Не имеет отношения к иудейскому семисвечнику (меноре) и распространенный мотив дерева на перстнях: замечателен перстень из поминального салтовского комплекса второй половины VIII века у с. Покровка; на декоративной вставке олени фланкируют мировое дерево — мотив, известный в степи со скифского времени и напоминающий о значении имени Булан. Изображен олень и на костяном изделии из Саркела — он помещен возле дерева и под крестовидным знаком, но и здесь крест передает не христианский символ, а символ растительности: его концы украшены цветками‑кринами.

Исчезновение обычая сооружать «царские» поминальные комплексы типа Перещепины и Вознесенки во второй половине VIII века может вызвать ассоциации с известиями об обращении верхов Хазарского каганата в иудаизм. Трактат «Кузари» относит прения хазар о вере к 740 году, арабские источники свидетельствуют, что обращение в иудаизм произошло при знаменитом халифе Харун‑ар‑Рашиде (786–809). Как уже говорилось, археологические свидетельства этого обращения практически отсутствуют: в целом это соответствует тенденции у разноплеменных подданных кагана сохранять свои традиционные верования. Единственным верифицируемым свидетельством обращения в археологии остается обнаружение т. н. «Моисеевых» дирхамов в готландском кладе восточных монет IX века (напомню, что поток серебра направлялся через Хазарию): легенда, воспроизведенная на монетах куфическим шрифтом — «Муса посланник Аллаха», — подменяет имя пророка Мухаммеда именем иудейского пророка Моисея (признаваемого и исламом). Правитель, имевший право на чекан монеты, использовал принятую на международных рынках IX–X веков форму дирхама, чтобы продемонстрировать свою «Моисееву» веру; точное место чекана неизвестно, предполагаемая дата — первая треть IX века — отражает скорее не время обращения хазар в иудаизм, а начальный период обращения в Европе дирхама.

Конфессиональную ситуацию в поздней Хазарии (Х век) ярко описывают восточные авторы, свидетельствующие о наличии в столичных городах мусульманских, христианских, иудейских и языческих (славяно‑русских) общин с мечетями, церквами и синагогами. Археологически такие города (включая столицу Итиль) неизвестны; попытка интерпретировать фундамент здания в единственном систематически (но не полностью) исследованном городе Саркеле как синагогу неубедительна. Синагога — «базилика 1935 года», исследованная в Херсонесе, — принадлежала иудейской общине позднеантичного полиса в IV веке.

Восточные (мусульманские) источники единодушно утверждают, что иудаизма в Хазарии придерживался сам каган, изолированный (как священная особа) в своем дворцовом квартале, глава исполнительной власти («царь») и их окружение (элита). Особый любитель диковинок, «мусульманский Геродот» ал‑Масуди пишет: «Когда Хазарское государство постигнет голод или другое какое‑нибудь бедствие или когда против него начнется война с другим народом <…> знатные люди и простой народ идут толпой к царю и говорят: “Мы рассмотрели приметы этого хакана и дней его и считаем их зловещими. Так убей же его или передай нам, чтобы мы его убили”. Иногда он выдает им хакана, и они убивают его; иногда он убивает его сам; а иногда жалеет его и защищает в том случае, если тот не совершил никакого преступления…»

Этот сюжет использовал в своей знаменитой «Золотой ветви» Дж. Фрэзер, стремившийся обнаружить реальные этнографические истоки распространенных мифологических рассказов о жертвоприношении священного царя у мирового дерева; критики Фрэзера возражали против историзации таких мифоэпических сюжетов. Однако сюжет превращения хакана в «жертвенное животное» провоцирует не только на прямолинейное истолкование топоса ал‑Масуди, но и на далеко идущие выводы, предполагающие утерю хаканом реальной власти в результате переворота, совершенного царем‑иудеем. Так или иначе, подобный вопиюще языческий обряд был невозможен в среде иудейской элиты, что порождает сомнения в том, что эта элита принимала иудаизм. Зато очевидно, что устремлениям элиты, жаждущей богатств, соответствовало требование ангела, явившегося Булану, добыть сокровища для обустройства святилища — подобия библейской скинии Завета — в походе на иранский Ардебиль около 730 года.

Казалось бы, Кембриджский документ подтверждает историчность оттеснения кагана на второй план: после обращения (возращения к иудаизму) «люди страны» поставили одного из мудрецов судьей, назвав его на хазарском язык «каганом»; инициатор обращения — «главный князь» получил иудаизированное имя Савриил. Однако статус главы «судебной» власти не был ниже статуса главы власти «исполнительной»: каган должен был единолично выносить свой вердикт о вере во время миссии Константина Философа (861 год). Впоследствии единолично судил о вере и русский князь Владимир, носивший титул кагана.

В целом ситуация выбора веры напрямую связана с геополитическими конфликтами, которые подталкивали правителей к религиозным реформам. Так было с самим хазарским каганом после поражения от арабов в 737 году, со столкнувшимся с хазарами‑иудеями ханом волжских болгар, наконец, с Русью, правитель которой Владимир Святославич начал диспут о вере после войны с болгарами‑мусульманами в 986 году. Представители трех конфессий участвовали в прениях о вере, при этом наибольшую активность в этих прениях проявляли мусульмане — проповедники наступающего на Кавказе и в Средиземноморье ислама. Инициаторами конфессиональных реформ становились правители формирующихся государств: Булан у хазар, хан Алмуш у болгар, князь Владимир на Руси.

Почему правители искали новую веру? Ведь и традиционные верования наделяли их сакральным статусом. Хазарский царь Иосиф рассказывал, что «боящийся Б‑га» Булан изгнал гадателей — шаманов. Этот рассказ напоминает о поступке «вещего» Олега, который был далек от выбора новой веры и не соблазнился богослужением греков, но русский князь тем не менее не поверил волхвам, предрекшим ему смерть от коня: он явно не хотел зависеть от предсказаний гадателей. Греки вынуждены были заключить с победителем Олегом мир, хотя русь Олега клялась соблюдать этот мир языческими богами Перуном и Волосом («скотьим богом»). Однако уже дружинники наследника Олега — князя Игоря клялись не только языческими богами, но и в церкви Ильи: часть варяжской дружины приняла крещение. Эти данные о выборе веры были «запротоколированы» договорами руси с греками. Сложнее разобраться с летописными «нарративами», ориентированными на распространенные книжные сюжеты диспутов о вере.

Существенно, что сам сюжет выбора веры в «Повести временных лет» вводится летописцем в реальный исторический контекст. Под 985 годом рассказывается о походе Владимира на волжских болгар. Поход рисуется победным, Владимир заключает мир с болгарами и возвращается в Киев. И здесь, вместо языческих жертв по случаю победы, описывается приход болгарских послов: «Придоша болъгары вѣры бохъмичѣ, глаголюще, яко: “ты князь еси мудръ и смысленъ, не вѣси закона; но вѣруй в закон нашь и поклонися Бохъмиту”». Установление договорных отношений с Болгарией Волжско‑Камской имеет свое продолжение: болгарские послы проповедуют ислам (веру Бохмита — Мухаммеда). Владимир для них действительно не ведает «закона», ибо закон — это Священное Писание, строго регламентированный религиозный культ: только с «людьми Писания» (к каковым относились в исламе иудеи и христиане) возможны были правовые договорные отношения — язычники же подлежали обращению в «истинную веру».

Знаменитый отказ Владимира от трезвенного обычая мусульман связан с не менее знаменитым обычаем пиров «ласкового князя Владимира» — «руси есть веселие пити»: на пирах решались с дружиной важные государственные задачи, сам пир был формой распределения государственных доходов (корма). Отказ ожидал и других послов — «немцев от Рима»: политические амбиции Римского Папы и германского императора настораживали уже бабку Владимира Ольгу, принявшую крещение в Царьграде.

Особым образом рисуется появление в том же 986 году посольства хазарских евреев («жидове козарьстии») — это единственный случай в восточнохристианской книжности, когда хазары ассоциируются с иудаизмом. Открытие Норманом Голбом письма еврейско‑хазарской общины, отправленного из Киева в Х веке, провоцирует на историческую интерпретацию посольства к Владимиру. Но сами переговоры с князем демонстрируют книжное происхождение этого сюжета. Испытание Владимиром веры хазарских иудеев сводится в летописи к риторическому и вместе с тем важному для выбирающего государственную религию князя вопросу: «То гдѣ есть земля ваша?» Князь (и летописец) не мог не знать, что земля хазар разгромлена его отцом Святославом в середине 960‑х годов. Попытка хазарских иудеев объявить, что земля их — «в Ерусалимѣ», была немедленно разоблачена, и, когда те признали, что за грехи Б‑г «расточи» их по странам, Владимир обвинил их посольство в злонамеренности: «Еда и нам тоже мыслете прияти?» (мотив злонамеренности иудеев характерен для византийской и древнерусской литературы в целом).

Вопреки издавна распространяемому мнению, активность иудеев не могла сравниться с миссионерской деятельностью латинян и мусульман уже потому, что миссионерство не было свойственно иудейской традиции. Желающих обратиться в иудаизм необходимо было первым делом предупредить о гонениях, которым подвергается за веру еврейский народ (а не выдавать желаемое за действительное), — мотив рассеяния евреев за грехи упомянут и в еврейско‑хазарской переписке. К историческим «реалиям» Х века, таким образом, можно относить упоминание самих «жидов козарьстих», даже их участие в «диспуте» при дворе Владимира, но никак не их посольство — «миссию».

Эта специфика иудаизма объясняет ограниченность его распространения обращением хазарской элиты: обращение инородца (гиюр) было возможно только по желанию самого принимающего новую веру. Такие прозелиты были известны в средневековой Европе, но случаи обращения единичны. Политические соображения элиты, искавшей ту религию, которая позволит ей оставаться независимой от великих держав (в случае Хазарии — Халифата и Византии), были чужды низам Хазарии.

Характерна при этом некая «заминка» с обращением, не имеющая отношения к книжным топосам в сюжете выбора веры. Булан должен был обратиться за поддержкой к некоему князю, представителю традиционной для степняков «исполнительной» власти. Летопись парадоксальным образом резюмирует повествование об эпохе обращения (под 996 годом): «И живяше Володимеръ по устроенью отьню и дѣдню». Это заключение, естественно, не относится к «устроению» конфессиональному — религия изменилась после крещения Руси: речь идет об отказе от византийского права, принципы которого пытались навязать греческие епископы. Ссылаясь на боязнь греха, Владимир отказался вводить казнь для «разбойников»: он предпочитал традиционную виру, денежный штраф, необходимый для пополнения казны.

Сама религиозная реформа, как уже говорилось, вызывает недоумение специалистов по иудаике: в описании Иосифа Булан, которому была дарована победа в войне, устроил переносное святилище — скинию, что никак не соответствовало обычаям синагогального культа. Зато переносное святилище вполне соответствовало «кочевому» быту кагана и его двора (походные мечети и церкви характерны для средневекового быта вообще). Обращение Булана относится к середине VIII века, Иосиф составлял свое письмо в 960‑х годах и хранил скинию в своем дворце: к X веку уже сформировалась хазарская городская культура с синагогами для иудеев, мечетями для мусульман, церквами для христиан. При этом Иосиф оставался предан иной древней традиции, несовместимой с иудаизмом: уже в начале своего письма он настаивал, что происходит «от сынов Иафета, из потомства Тогармы», о чем царь прочел «в родословных книгах моих предков». Это вступало в прямое противоречие с установками гиюра — перехода в иудаизм: прошедший гиюр отказывался от «языческого» происхождения и становился потомком Авраама — семитом. Установка Иосифа и хазарских царей на языческую генеалогию соответствовала «устроенью отьню и дѣдню», как сказал бы русский летописец, — призвана была продемонстрировать легитимность власти «народам», подданным кагана, сохранившим свои обычаи и не принявшим иудаизм. Очевидно, для той же цели сохранялся тюркский эпический мотив о готовности кагана пожертвовать жизнью ради благополучия подданных, — заботой о подданных почитался и «отчий обычай» князя Владимира.

Однако хазарский каган не собирался предавать насильственному обращению своих подданных — этого не требовала его религия! Владимир же — принявший, согласно первому русскому книжнику Илариону, титул кагана — должен был крестить всю Русскую землю, ниспровергая идолов и строя церкви.

История отделялась здесь от «нарратива» — исторического повествования, земное царство — от Царствия Небесного.