Разрешено ли украсть в определенных ситуациях? Воспользоваться без спроса чужим пистолетом, чтобы спасти жизнь, стянуть кусок хлеба, чтобы не протянуть ноги от голода?

Казалось бы, почему нет? Чуть ли не любой запрет отходит на второй план, когда на кону стоит человеческая жизнь! Но не будем спешить, ведь формально здесь, в отличие от стандартных запретов, есть и другой фактор. Одно дело, когда Тот, Кто запретил нам некое действие, Сам же и разрешил в определенных случаях отменять Свой запрет, и совсем другое дело, когда, помимо воли Всевышнего, существует еще и правомерное мнение хозяина вещи. К тому же в момент воровства еще не спасают жизнь — спасение придет на втором этапе (стрельба, утоление голода и пр.), так что вопрос достаточно неоднозначен, чтобы разобрать его более подробно.

Рамбам (Законы основ Торы, 5:1‑4) пишет, что еврей обязан нарушить любую заповедь ради спасения жизни, кроме трех случаев: когда речь идет об идолопоклонстве, прелюбодеянии и убийстве. О многочисленных деталях этих законов нам потребуется писать отдельную статью, что не входит в наши планы. Нам же важно отметить другое: воровство Рамбам среди этих трех не упоминает!

В Талмуде (Ктубот, 19а) мудрец по имени рав Хисда трактует мнение рабби Меира следующим образом: человек, которому сказали: «Или ты подписываешь, что имярек мне должен деньги, или тут я тебя и закопаю», должен избрать смерть. И хотя мнение рава Хисды отвергается мудрецами, Рамбан в своем комментарии на это место спрашивает: как вообще возник подобный подход? И отвечает, что, по‑видимому, существовал источник, в котором именно так рабби Меир и высказывался. И действительно, так фигурирует в Иерусалимском Талмуде, в трактате «Шабат» (14:4). В конце концов Рамбан приходит к выводу, что ради спасения жизни по закону можно и украсть.

Тем не менее в Талмуде мы находим также несколько мест, из которых на первый взгляд следует обратное.

В книге Шмуэль (II, 23:15) царь Давид просит напоить его водой из определенного колодца; наши мудрецы (Бава кама, 60б) объясняют, что в данном стихе зашифрована целая история: в стогах на поле засели филистимляне, уничтожать их по одиночке было чревато потерями среди личного состава, и сжечь снопы было бы идеальным решением. Но у снопов есть хозяин, и отсюда вопрос: а можно ли сжигать? То есть царя Давида не смутил тот момент, что на кону стояли жизни солдат, так как на второй чаше весов находился вопрос посягательства на чужое имущество.

Мудрецы ответили, что, будучи царем, он имел право поджечь снопы. Иными словами, обычному человеку в подобной ситуации это было бы запрещено, и, кстати, сам царь Давид в конце концов отказался от своего замысла.

Еще пример: в трактате «Бава кама» (80а) рассказывается об одном праведнике, заболевшем туберкулезом, которому врачи предписали ежедневно пить свеженадоенное козье молоко. Пришли мудрецы его навестить, увидели козу и помрачнели. Дело в том, что выращивать коз в Эрец‑Исраэль запрещено (см.: Рамбам в законах Ущербов, 5:1‑2), так как они любят пастись на чужих огородах и за ними не уследишь. Такой знаток Торы — и вдруг коза в доме! И молвили расстроенные визитеры: «Неужто мы пришли навещать того, у кого дома обитает разбойник?!» А далее сказано, что сам этот праведник всю жизнь сокрушался, что нарушил запрет мудрецов.

Как мы видим, в данном случае опасность для жизни не была достаточным аргументом, чтобы нарушить запрет мудрецов, связанный с воровством. А ведь он даже не выпускал козу пастись, держа ее привязанной к кровати!

По мнению Маарша, эта история не может служить примером, поскольку тот праведник был болен не смертельно. Однако Меири счел, что угроза жизни все же имела место. Поскольку обычно человеческая жизнь важнее постановления мудрецов, в контексте нашей темы слова Меири следует понимать так: там, где существует хотя бы «привкус» воровства, постановление мудрецов может превалировать над ценностью жизни. И указание блюсти его любой ценой, возможно, является производной общего подхода Торы к запрету воровства — настолько строгому, что мудрецы не разрешают нарушать его ни при каких обстоятельствах.

Что ответил бы на это Рамбан? По поводу случая с царем Давидом он мог бы сказать, что в той ситуации можно было обойтись и без сжигания снопов, а во второй истории считать, как Маарша, что жизни «праведника с козой» не угрожала смертельная опасность и потому коза в его доме была нарушением запрета. Впрочем, тогда у нас намечается спор Рамбана и Меири, считавшего иначе, и здесь важно подчеркнуть, что у Меири мы все же не находим четкой позиции касательно того, насколько запрет воровства важнее повеления спасать человеческую жизнь любой ценой. Он пишет лишь о некоей сверхважности определенных постановлений, так что, возможно, для Меири дело не столько в воровстве, сколько в статусе запретов мудрецов, — во всяком случае, тех из них, которые касаются глобальных сторон существования нашего народа. Получается, что аргументы, приведенные выше, совсем не так убийственны и их вполне можно опровергнуть.

Более того, есть в Талмуде и такие места, из которых можно привести доводы в пользу противоположного подхода. Так, в трактате «Йома» (83б) рассказывается о том, как рабби Йеуда во время острого приступа голода, угрожавшего его жизни, отобрал (!) и съел у сопровождавшего его проводника кусок хлеба. Как мы видим, в этом эпизоде опасность для жизни — достаточный повод, чтобы силой присвоить чужое, причем насовсем, а не с тем, чтобы вернуть.

Но и здесь все не так однозначно: любопытно то, что приводит там же, на месте, «Маарац Хают» от имени ни много ни мало рабби Моше Софера, великого Хатам Софера. «Как мог содеять подобное рабби Йеуда?! — восклицает Хатам Софер. — Ведь запрещено спасать свою жизнь посредством отчуждения чужого имущества!» То есть этот принцип очевиден для Хатам Софера. И затем он сам же отвечает на свой вопрос, что, по‑видимому, сопровождающий сам отдал хлеб рабби Йеуде; однако Раши черным по белому пишет в своем комментарии, что рабби Йеуда именно что отобрал этот хлеб и употребленный им арамейский глагол недвусмыслен, из песни слова не выкинешь. И потому, в частности, в «Шита мекубецет» (Бава кама, 117:2) от имени Раавада сказано, что из данной истории следует, что любое воровство разрешено, когда речь идет о спасении жизни.

Казалось бы, если здесь не может быть разночтений и разрешено украсть ради спасения жизни, то как Хатам Софер может считать обратное? И кстати, почему он вообще может так считать?

Ответ мы находим в его же респонсе (Хошен мишпат, гл. 1), в котором сказано, что воровство — это одно из производных убийства! Не случайно бедняк приравнен в Торе к мертвецу, да и в жизни порой бывает, что человек готов умереть за свою собственность. А бывает, что именно эта собственность ему необходима, чтобы выжить (тот же пистолет из нашего примера в начале). Если так, то и на воровство распространяется правило «умри, но не нарушь»!

Рассмотрим еще одно место в Талмуде (Бава кама, 117б): «На том, кто спасается от убийцы и, убегая, ломает что‑либо, принадлежащее преследователю, нет никакой вины». Однако, если преследуемый случайно сломал предмет, принадлежащий другим, то он обязан возместить ущерб, ибо запрещено спасать свою жизнь за счет имущества других! Куда уж однозначнее!

Что ответит на это Рамбан, знавший весь Талмуд как свои пять пальцев? Видимо, он скажет, что разрешено — в рамках спасения своей жизни — ломать чужое имущество, но при этом Талмуд обязывает его впоследствии заплатить хозяину за ущерб (так поняли «Тосафот» в Бава кама, 60б и «Пискей Рош», там же, 6:12). Однако согласитесь, что это не совсем очевидное прочтение данного отрывка. Более того, если вернуться к истории с царем Давидом, то Раши (в Бава кама, там же) пишет, что вопрос был именно в том, можно ли сжечь, а не в том, нужно ли потом платить, и, собственно, именно этим вопросом задаются в том месте мудрецы Талмуда.

Другой крупный авторитет, основываясь на все том же примере Раши, приходит к выводу, что «умри, но не укради». Рабби Яаков Этлингер (Германия, XVIII век, раввин Альтоны), автор респонса «Биньян Цион», в гл. 167–170 пишет: там, где речь идет не только о запрете, но и об интересах другого человека, мы не вправе ставить свою жизнь над его интересами! Так же считает и автор известных респонсов «Шоэль у‑мешив» (изд. I, ч. 2, гл. 10). И сказано в Талмуде (ИТ, Шабат, 14:4): «Не только тогда, когда ему сказали «убей другого» (что обязан умереть, но не сделать этого), но и тогда, когда ему велели ограбить кого‑либо».

Итог. С одной стороны, многие комментаторы Талмуда (Рамбан, Раавад, а также упомянутые выше «Тосафот» на тр. «Бава кама») считают, что можно и должно украсть, если это будет способствовать спасению жизни, и, безусловно, они не нашли в Талмуде однозначно противоречащих такому подходу мест, а неоднозначные истолковали соответствующим образом. Напомним, что и Рамбам не вносит воровство в число трех нерушимых запретов.

С другой стороны, трое авторитетных раввинов более позднего периода, ознакомившись и со всеми упомянутыми выше отрывками Талмуда, и с мнениями этих комментаторов, все же склонились к тому, что в целом наши мудрецы запрещают воровство как таковое, что бы ни стояло на кону; и так они понимали подход Раши к данной теме, а Рамбама либо объяснили так, чтобы воровство входило в список «абсолютных запретов», либо же как не написавшего четко обратное не воспринимали как оппонента.

Автор этой статьи не преследовал цели установить, каков закон в данном случае: как видим, тема эта непроста. Однако показать, что возможен запрет, — к примеру, даже схватить чужой пистолет, чтобы отстреливаться от убийц, — автор, надеюсь, смог. Это звучит неожиданно, ново, но — «все ходы записаны», и они перед вами.

В завершение обозначим два аспекта.

1. Еврейский закон гласит, что человек обязан радушно предоставить свою вещь другому, дабы тот исполнил с ее помощью заповедь. Почему же спасение жизни, которое, безусловно, является заповедью, — недостаточный аргумент для того, чтобы взять без спроса чужое? Правда, данное правило ограничено: когда чужая вещь явно претерпит в результате использования ущерб, требуется однозначное разрешение хозяина, а в случае с пистолетом наверняка будут потрачены патроны. Однако по‑прежнему надо понять, каков закон там, где вещь после использования ради спасения жизни будет возвращена хозяину в целости и сохранности.

2. В процессе изучения данного вопроса автор неоднократно поражался тому, насколько высоко Тора ценит чужое имущество и насколько это освященное понятие в иудаизме — имущество, принадлежащее другому человеку!

Так или иначе, мы можем видеть, как важно семь раз подумать, прежде чем хотя бы самую малость посягнуть на чью‑либо собственность.

И дай нам Б‑г, чтобы вопрос, рассмотренный нами здесь, никогда не стал для читателей журнала актуальным!